Лора кивнула.
— Он может похищать людей, как сделал со своими бедными друзьями, — сказала она. — Но вам требуется врач, вы пока что ничего не можете сделать, так что я не понимаю, почему вы должны беспокоиться о Кэйбле.
— Дело даже не в похищениях, — возразил ей Гарри. — Возьмем, например, радиоактивные вещества. Период полураспада радия равен примерно двум тысячам лет. У урана он гораздо длиннее. Предположим, что Кэйблу придет в голову поквитаться с обычным миром, в котором он всегда был никем? Допустим, он принесет в ускоренное время радий. Что тогда произойдет? Радий на три градуса выше окружающей среды. Он всегда нагревается. А что, если его уровень времени будет ускорен так, что период полураспада станет долей секунды обычного времени?
— Радия ведь очень мало, — слабым голосом произнесла Лора.
— А много и не нужно. Представьте, что будет, если радий принести в этот мир. Для нас это была бы смерть. Но в нормальном мире, если бы для его полураспада потребовалась всего секунда, то температура радия стала бы примерно три миллиарда градусов. Железо испаряется при температуре в три тысячи градусов. Радий стал бы в миллион раз горячее, чем требовалось бы для того, чтобы испарить железо. Металл, камень, кирпич — все превратилось бы в сверкающий пар, испускающий космические и рентгеновские лучи высокой мощности. Это был бы такой взрыв, по сравнению с которым взрыв тонны динамита выглядел бы детской хлопушкой. Но мне кажется, — мрачно добавил Гарри, — что наш темп времени гораздо быстрее. Так что радию потребовалось бы гораздо меньше секунды, чтобы уничтожить себя и все вокруг.
Лора содрогнулась.
— Или он мог использовать уран, — продолжал Гарри. — Это, кажется, не так уж плохо. Но в мире на каждый грамм радия существуют тонны урана. Если Кэйбл принесет критическую массу урана в наше время, то взрыва не произойдет. Уран будет распадаться достаточно неторопливо. Потребуется год, чтобы он полностью прошел превращение. Но урана в мире можно отыскать тоннами. Кэйбл мог бы перевезти его в Нью-Йорк, и тогда никто не смог бы даже приблизиться к этому городу. Его излучение не остановили бы никакие металлические щиты. Радиация сделала бы радиоактивным сам воздух на сотню миль вокруг. Один вдох сжег бы вам легкие. Эта же радиация стерилизовала бы тех, кого не убила. А умеренные дозы вызвали бы мутации, и стали бы рождаться младенцы-уроды!
Лаура схватила Гарри за руки.
— Я все поняла! — воскликнула она. — Вы не можете рисковать всем этим!
— Да, не могу, — кивнул Гарри. — Как только я вернусь в обычное время, то уже не сумею вернуться именно в это «сейчас», если меня не притянут сюда. Если я останусь в обычном времени даже на секунду — сколько здешних лет это составит? Нет, я должен остаться здесь и бороться с Кэйблом. — Лицо Гарри стало суровым и упрямым. — Я наберусь сил. Завтра мне уже станет лучше. Я соберу новый масс-обнулитель, который вернет всех вас в обычное время и сможет нейтрализовать любой обнулитель, который попытается утащить вас обратно сюда. Так что, вернувшись в обычное время, вы там и останетесь.
На следующий день Гарри действительно поднялся, хотя сложно говорить о днях и часах на неподвижном буксире в серой тишине, лишенной малейших изменений. Гарри оборудовал себе рабочее место в машинном отделении и работал там с инструментами и материалами, которые перевел в ускоренное время. Члены команды, стоявшие как естественно покрашенные статуи, которые так любили древние греки, стали казаться ему знакомыми. Однажды, работая, он вдруг усмехнулся и повернулся к Лоре.
— Мне уже кажется, будто я знаком с этими людьми, — сказал он. — Они столько времени стоят вокруг. Забавно, что они так и не узнают обо мне. Надеюсь, когда-нибудь я возмещу им то, что мы тут натворили.
— А что мы им сделали? — озадаченно спросила Лора.
— Вообще-то мы их грабим, — с сожалением ответил Гарри.
— И будем грабить. И они после будут очень озадачены. Например, эта печь. Мы перевели ее в наше время. Повар в это время просто повернулся к ней спиной. А когда он повернется обратно, то не сможет понять, почему его печь внезапно превратилась в груду ржавой пыли — ведь пока она не вернется в обычное время, то будет ржаветь Бог знает сколько столетий. Койки, на которых мы спим. Там не будет ни одеял, ни матрасов, останется лишь пыль. Холодильник станет грудой ржавого железа. Продукты превратятся в пыль вообще без всякого запаха. Надеюсь, что я оплачу позже все эти повреждения. Но все равно они обеспокоят экипаж. Мне не хочется портить все эти вещи, но я без них не обойдусь!
Он сделал два миниатюрных масс-обнулителя. Когда они были закончены, Гарри проверил их и добавил устройства, автоматически противодействующие любому другому обнулителю.
За шесть интервалов между приемами пищи — способ измерять время не хуже других, — Гарри так же переоборудовал большой обнулитель. Один из маленьких аппаратов он спрятал под одеждой Лоры, лишь незаметно вывел наружу проводок с выключателем.
— Теперь пойдем в Нью-Йорк, — сказал он ей. — Лора, как только мы доберемся до берега, вы спуститесь в станцию метро или спрячетесь в какой-нибудь телефонной будке и вернетесь в обычное время. Теперь Кэйбл не сможет вернуть вас сюда, даже если найдет. А я останусь тут и займусь им!
Но Лора улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Мой дорогой! — сказала она, нежно глядя на Гарри. — Почему вы думаете, что я собираюсь сбежать?
— А почему же нет? — не понял Гарри. — Вы можете предложить что-то другое?
— Я собираюсь остаться с вами! — решительно заявила Лора. — Неужели вы считаете, что я покину вас в опасности после того, как столько выхаживала и лечила?
Глядя на нее, Гарри попытался нахмуриться, но у него это не получилось.
— Я не думал, что вы будете такой упрямой, — признался он. — Гм-м… Но вы все равно в безопасности. Одно нажатие выключателя, и вы вернетесь в обычное время, откуда ни я, ни Кэйбл не сможет вас выдернуть назад. Так что можете… остаться со мной, если хотите. Но если вы останетесь, то я могу захотеть… н-ну, поцеловать вас…
Он придвинулся к ней и коснулся ее плеча, неуверенно улыбаясь. Она подалась навстречу ему, глаза ее блестели.
И время для них совсем остановилось, пока они не отодвинулись друг от друга.
— Интересно, почему же я не делал этого раньше? — пробормотал Гарри. — Пойдем, девочка. Пора нам покончить с Кэйблом, чтобы мы могли явиться в муниципалитет — в обычном времени, моя дорогая, — и принять участие кое в какой процедуре.
Они покинули катер и двинулись через туман к нью-йоркскому берегу. Не без труда, но они нашли его и сошли с глади воды на сушу. Первоначальная идея Гарри отыскать место для работы где-нибудь в Нью-Джерси, была отринута после находки катера. Эта находка оказалась удачной, так как Гарри мог использовать инструменты, которые так просто мог и не найти.
— Сначала нужно пойти на Парк-Авеню, где обосновался Кэйбл, и поглядеть, что там происходит, — сказал Гарри Лоре, когда они оказались на суше. — Нужно также узнать, как там его друзья.
— Но как вы узнали, Гарри, в каком именно здании на Парк-Авеню это было? — озадаченно спросила Лора.
— Адрес был на коврике у лестницы. Как вы помните, я пользовался тогда фонариком. Шикарный жилой дом. Без всякого названия, только адрес.
Он осветил фонариком уличный знак, так что сквозь серость проступили цифры. Теперь они поняли, где находятся, и быстро пошли вперед. У Гарри в кармане был револьвер, который они нашли на катере, Лора тоже была защищена, но атмосфера сумрака, ужаса и тишины действовала на них. Слепые окна, дома. Не отбрасывающие тени, туман и мертвая тишина. Особенно тишина!
— Мне страшно, — прошептала Лора.
— Мы уже пришли, — так же тихо ответил Гарри. — Вот эта дверь.
Они осторожно вошли в серую светящуюся пещеру, как выглядел теперь вестибюль, который в предыдущий раз они видели при свете свечей. Теперь свечей не было, но они услышали какие-то звуки. Это где-то истерично рыдала женщина. Низкие, хриплые всхлипывания, которые становились все выше и выше, пока не смолкли, словно у нее окончательно перехватило горло. Затем наступила тишина, но тут же рыдания возобновились, монотонные, неудержимые. В этих рыданиях слышалось отчаяние, ужас и растущее безумие.
Гарри включил фонарик. Он осветил открытую внутреннюю дверь и фигуру пышной рыжей красотки, репортерши Рут. Они была крепко привязана к стулу так, что не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Луч фонарика превратил ее в единственный реальный объект в призрачном мире. Глаза ее были широко распахнуты, на лице написан ужас.
Когда свет фонарика упал на нее, она завопила. И немедленно со всех сторон ей начали вторить крики и всхлипывания. Это был настоящий бедлам, невнятный хор дюжины голосов. Гарри резко повернулся, освещая фонариком вестибюль, и увидел остальных членов кружка Кэйбла. Все были обмотаны веревками так, что напоминали коконы. Наружу торчали только головы. Лица этих мужчин и женщин были безумными. Они что-то кричали Гарри, хрипло проклинали его, умоляли о чем-то такими жалкими голосами, которые могли растрогать и камень.
Лора прижалась к молодому ученому. От происходящего вокруг у него самого поползли по спине мурашки. Он вздрогнул и осветил фонариком себе лицо.
Наступила внезапная, полная, недоверчивая тишина. Затем все опять заорали, и, хотя тон голосов стал иным, он был не менее отчаянным.
Трясущимися от гнева пальцами Гарри зажег спичку. Кругом стояли свечи. Они не догорели, а были погашены, оставив этих несчастных беспомощными в серых сумерках, чтобы они видели друг в друге лишь серые призраки, и сходили с ума от ужаса. Кэйбл оставил их здесь страдать в наказание за то, что они стали свидетелями его поражения от Гарри.
Он принялся освобождать ближайшего пленника. Когда первая жертва могла уже сама закончить распутывать свои веревки, перешел к следующему. Рыжеволосая девушка упала без чувств, когда попыталась подняться со стула, к которому была так долго привязана. Лора зажигала свечи, пока комната не был