Он подвинул свои бедра, скользя в ее ладони, между ее бедрами.
Ее сердце начало глухо стучать.
Он входил в снова и снова, его рука на ее животе, его прерывистое дыхание в ее ушах, как если бы он, потерял контроль.
−Ты хочешь вот так? − выдохнул он, вонзаясь в неё, почти находя путь в нее, теряя, встречая ее руки. Он издал разочарованный звук, толкнулся снова, и нашел ее.
Что значит так?
Она хотела быть лицом к нему, хотела, чтобы он сжимал ее в своих руках, если он это имел в виду. Она повернулась, чтобы затем снова соединиться с ним. Она задавалась вопросом, не была ли она слишком агрессивна, когда он крепко обхватил ее бедра и погрузился в нее. На этот раз он входил в нее как поршень, быстрыми ударами.
Неуправляемый.
В ее голове мелькнула мысль попросить его остановиться, сказать ему, что они не могут продолжать так, но затем ее тело взяло верх и она подняла бедра ему навстречу, он глубоко входил в нее, чтобы быть еще ближе, они задыхались, с трудом глотали воздух, чтобы задлхнуться еще сильнее. До тех пор, пока последний, лихорадочный выпад, не взорвал одновременно их переплетенные тела. Обессиленные.
Она начала сознавать, что он нежно целовал ее вспотевший лоб, что-то говоря ей, спрашивая ее о чем-то снова и снова.
− Ммм?
Она пыталась сосредоточить свое внимание.
− Мадди?
− Ммм?
− Я не сделал тебе больно?
Его задыхающийся голос звучал обеспокоено.
Она слишком устала, чтобы отвечать.
В течение ночи она проснулась лишь однажды, чтобы немного подумать о том, что она приготовит Эдди на завтрак. Пирожки Pop-Tarts было бы хорошо. Пирожки Pop-Tarts с Tang. (сладкий пирожок "Поп-тарт" производятся компанией "Келлогг"; продаются в виде полуфабрикатов; перед употреблением разогреваются в тостере — прим. перев.)
Глава 20Уставший от расставаний
Эдди не позволил себе заснуть. Он лежал в темноте, слушая ровное дыхание Мадди.
Что-то необыкновенное.
Все, что произошло между ними, было непохоже ни на одну из его прошлых мимолетных встреч. Он не знал почему. Возможно, потому что он был трезвый. Возможно, потому что ему казалось, будто бы он знал Мадди. Даже возможно, потому что она ему нравилась. Очень нравилась. Возможно, больше чем очень нравилась.
Ты даже не знаешь ее, говорил он себе. Она достанет тебя, точно так же как и все другие.
Ему это было безразлично.
Что только доказывало, насколько он был сбит с толку.
Ему было все равно.
У нее могла быть запись. Она могла продать ее. Она могла заработать миллион долларов на этом.
Ему было наплевать на это.
Самым неотложным в его плане было убраться отсюда к чертовой матери. Оказаться дома прежде, чем еще раз впасть в панику.
Проклятие.
Занятие любовью было отдушиной, избавлением. Но теперь, когда дикая страсть улеглась, когда его мозг снова функционировал, он стыдился.
Он и не предполагал, что выставит напоказ все свои чувства тут же перед ней.
У него и прежде случались панические приступы, но в те старые времена люди приписывали его странные поступки наркотикам, и он позволял им так думать, и не делал ничего, чтобы они знали правду.
Теперь знала Мадди.
Он не сможет посмотреть ей в лицо, когда она проснется. Возможно, никогда не сможет.
Ему хотелось поцеловать ее.
Черт, он хотел обнять ее, снова заняться с ней любовью, но он итак уже задержался дольше чем нужно.
Он осторожно выскользнул из ее объятий.
Стоя у постели, задержал дыхание и прислушался в темноте.
Она глубоко вдохнула, затем выдохнула. Сменила положение, и возобновилось ее ровное дыхание.
Разочарованный, что она не проснулась, он ушел, ощупью вдоль стены, скользя голыми ногами по ковру.
Он нашел свою разбросанную одежду на ступенях и быстро оделся.
В их поспешном желании подняться наверх, дверь в передней они оставили незапертой. Исправив это, он прошел в заднюю часть дома, откуда и проник сюда. Замки на обеих дверях были жалкими. Ей нужно бы сделать что-нибудь с этим, ведь любой мог войти.
Открыл дверь.
Что-то коснулось его ноги.
Кот Мадди.
"О, нет, не получится, Эрнест". Он схватил кота прежде, чем тот смог совершить свой побег, и держал его словно футбольный мяч. Он был тяжелый и пушистый как черт.
Кот выл, вертелся в его руках.
Его когти не были острижены.
Эдди с протестующим криком отпустил его. Кот ударился об пол с глухим стуком, и выбежал из кухни.
Было легче уйти с черного хода. Ему казалось, что парадная дверь открыта всему миру, в то время как черный ход был более изолированным, закулисным.
Прежде, чем приступ снова овладел им, он выкатил свой грязный мопед, который оставил, прислонив к гаражу. Он покатил его вниз по переулку, и завел мотор только когда был достаточно далеко от дома Мадди, так что шум не смог бы разбудить ее.
Мопед зачихал и зафыркал. Он увеличил мощность, синий дым заклубился под тусклым освещением переулка.
Мотор успокоился. Синий дым исчез.
Эдди сорвался с места и понесся по испрещенному выбоинами переулку.
Тревожный толчок в груди. Он уповал на Бога, чтобы это не был приступ, и пытался убедить себя, что это реакция любого ускользающего тайком, убегающего человека.
Когда он достиг дамбы, его сердце начало биться в более ровном ритме, вспотевшие ладони начали сохнуть.
Почти дома.
Почти в безопасности.
К тому моменту, когда он остановился напротив дома, огромное красное солнце уже поднималось из-за кукурузных полей. Заглушив двигатель все еще что-то годного мопеда, он бросил его на землю.
Как раз вовремя.
Он свалился, сначала упав на колени, потом, распрямившись полностью, пока не растянулся на животе. Роса поцеловала его лицо, промочив насквозь его рубашку и штаны. Его пальцы зарылись в землю. Эдди ждал, его охватывали знакомые чувства отчаяния и облегчения.
Мадди пробуждалась от подозрительных звуков, издаваемых котом.
"Эдди?"
Не то, чтобы этот звук заставил ее подумать об Эдди. Но, просыпаясь, она точно знала о пустом месте около нее. Она положила ладонь на простыню.
Холодно.
Еще один урчащий звук, затем тишина.
Ответом на ее вопрос была продолжительная тишина. Не нужно быть гением, чтобы понять — Эдди ушел. И от этого она чувствовала себя дешевой и использованной.
Если она когда-нибудь выйдет замуж, то не сможет позволить себе надеть светлое свадебное платье.
Может быть, что-нибудь в красных тонах. Или в черных.
Зазвонил телефон.
Она ответила, чисто машинально, поразившись тому, что он все еще работал.
"Вы опаздываете".
"Эвелин. Привет".
Разговаривая с Эвелин, Мадди помнила о своей наготе под простыней, и поправила спутанные волосы. Не самое приятное чувство. Но с другой стороны, мы ведь все под нашей одеждой голые, не так ли?
"О-о, мне только нужно сделать кое-что". Например, причесаться. Или достать себе майку с надписью "ИДИОТКА" спереди. "Я буду у Вас, как только смогу".
"Я хотела, чтобы ты начала пораньше," — пожаловалась Эвелин. — "Я говорила вчера об этом".
"Увидимся через пару минут".
Мадди повесила трубку. Может быть, ей стоит просто отсоединить телефон. Но тогда Эвелин колотила в дверь.
Снова зазвонил телефон. "Я буду у Вас, как только я смогу".
"Несомненно, детка".
Невозможно спутать этот глубокий голос. "Эл? "
"У меня клиент для тебя".
"Я сказала тебе, что ухожу. У меня другая работа".
"А там тебе платят сто долларов в час? "
"А ты как думаешь? "
"Думаю, ты могла бы передумать".
"Пока нет".
"Ты должна мне тридцать долларов".
"Я заплачу".
"Только не хотелось бы, чтобы ты смылась как твоя сестра".
"Я не смоюсь".
"У меня тут парень-угонщик ищет ее машину. Когда он найдет, она моя. Слышала, дорогуша? "
"Я знаю, Эл. Ты ведь дашь мне знать, если вы найдете ее? "
"Разумеется, дорогая".
Она обнаружила Хэмингуэя лежащим на ступеньках, на ее ночной сорочке. Так вот откуда было урчание. Может, он пытался сказать ей что-то?
Она сдернула сорочку из-под него, и с облегчением обнаружила, что кот не испортил ее. Видимо, это был всего лишь шум. Когда она получила свой первый чек, то сводила его к кошачьему парикмахеру для стрижки. В прошлый раз, когда она сделала это, Хэмингуэй дулся всю неделю. Она никогда не могла понять, что так раздражает его: мучение в руках совершенно незнакомого человека или унижение от сходства с голой крысой.
Мадди приняла душ, съела "Поп-тарт" (сладкий пирожок "Поп-тарт" производятся компанией "Келлогг"; продаются в виде полуфабрикатов; перед употреблением разогреваются в тостере — прим. пер.), затем направилась к Эвелин, благодарная, что есть чем заполнить день, и не надо думать об Эдди Берлине.
И, тем не менее, она думала о нем. Пока разрезала ковровое покрытие. Пока поливала оборотную сторону клеем. Пока прижимала материал к дорожке.
Это всего лишь секс, вот и все.
Она не могла поверить, что была такой безвольной. Такой слабой. Но как говорится, секс имел место быть.
Это не подействовало.
Попытка игнорировать все это не принесла никакой пользы. Возможно, она была старомодна, но относилась к сексу серьезно. Свято. А ей следовало относиться к этому как еще одному дню в парке с аттракционами. Точно так же, как Энид.
Хуже всего прочего было то, что она не могла прекратить думать об Эдди, о том, как он обнимал ее, как обладал ею так неистово и волнующе.
Она хотела вновь почувствовать Эдди Берлина.
Той ночью, точно в полночь позвонил ее полуночный собеседник.
Для Мадди, он олицетворял совершенного, чуткого мужчину, мужчину, которого у нее никогда не будет.
Она поняла, что хочет рассказать о своих проблемах, довериться ему. Но он был частью ее проблемы, наряду с Эдди Берлином.
"Как ваше имя? " спросила она, боясь, что может спугнуть. Но должна же она знать, как его называть.