Потеряла всякую веру в любовь, чистоту отношений и прочее. И когда повстречала на своем пути другого человека, относилась к нему с крайним недоверием. Этим причинила много страданий и себе и ему. Он моложе меня. А мне нужен был не только муж, но и отец для ребенка. Решила, что не имею на этого человека права и не буду встречаться. Я не видела его несколько дней, а когда встретилась, поняла, что люблю и не просто люблю, а жить без него не могу. Скоро я стала его женой. И опять казалось — весь мир счастлив. Но горе ютилось рядом. Мы не ужились с его матерью и ушли на квартиру. Будто бы вновь все наладилось. Но в нашей семье что-то уже изменилось. А скоро повторилось прошлое. Муж стал приходить пьяным, и опять оскорбления, унижения. Я не узнавала его. Ласковый, обходительный, трезвый человек превращался в зверя. У меня уже нет сил бороться с этим. Все повторяется. Что мне делать? Посоветуйте, как спасти человека, семью?
«Здравствуй, дорогой Владислав!
С чувством глубокого уважения шлю тебе чистосердечный привет от себя, березовых рощ и перелесков, голубых озер и седого Днепра, от героической земли смоленской. Извини за беспокойство, но я давно собирался тебе написать и все не решался. Надеялся, что могу обменяться личными автографами на книжках, но… И вот, услышав по радио твой голос и кусочек из новой работы, рискнул написать коллеге по перу.
Случилось так, что когда я поставил последнюю точку на черновике первой рукописи, смоленское издательство закрыли. Естественно, моя рукопись «Соловьи Приднепровья» объемом пятнадцать печатных листов вернулась назад. Это повесть о жизни деревни шестидесятых годов. Нашим смоленским отделением Союза писателей она была одобрена, но в Москве нашли причины отказать в публикации. Но, как говорится, я не опустил руки и продолжал работать над второй повестью о красных следопытах и людях, которые погибли, защищая наш край в 1941 году. И эта рукопись одобрена нашим СП, но ее мне тоже вернули из издательства. Обе рукописи лежат в столе, так же как и сам я лежу вот уже четырнадцать лет из тридцати четырех.
Не пугайся, друг! Я не буду жаловаться на свою планиду. Главное же, это не зря прожить. Ведь я для чего-то рождался на свет! Неужели эти четырнадцать лет я переживал адовы муки для того, чтобы теперь умереть?
Помнишь, твой Серега бежал к железнодорожному полотну? Уверен, что ты прочитал Амлинского «Жизнь Эрнста Шаталова». Эрнст подбирался к окну. Испытал это и я, но пистолет дал осечку. На второй заход не хватило сил. А скорее всего струсил. После такой щекотки в черепке, видимо, включаются какие-то новые клетки, которые заставляют искать выход, чтобы не существовать, а жить. Если можно, разреши, я пришлю тебе свои рукописи. Я уверен, что ты не покривишь душой и скажешь то, чего они заслуживают. Твой суд будет самым справедливым в этом мире. Пойми меня правильно. Жить без надежды и цели в моем положении бесполезно. Все время лежу, иногда, когда чуть-чуть терпимо, сижу. Тогда из окна видны кусок неба и ломоть улицы.
«Я не нахожу слов, чтобы передать вам чувство искренней благодарности и восхищения. Обещаю, что буду стараться делать все, чтобы найти свое место в жизни и быть полезной людям.
Мне двадцать лет, ровно столько, сколько было вашей Тане. Уже пять лет я прикована к постели. Прикована навсегда, навек. Место в жизни… Нет надобности объяснять вам, что это значит для меня. Своей повестью и жизнью вы вселили надежду.
Нет, эти письма не пришли одно за другим, в одной пачке. Я нарочно подобрал их и расставил в таком порядке. Это из почты одной недели — 683 письма. Я не привожу здесь ответов, которые дал на все эти письма. И не потому, что ответы эти носят очень личный характер. Нет. Я приглашаю вас подумать над этими человеческими документами. Может быть, они откроют вам доселе неизвестную жизнь. И еще:
«В возрасте четырнадцати лет я заболел и после длительного пребывания в больнице на всю жизнь остался инвалидом. Передвигаюсь только с костылями. Некоторые люди смотрят на меня как на заморского зверька, а старушки ахают и крестятся. Временами рождается такое чувство, что ушел бы от людей, закрылся бы где-нибудь и никогда не встречался с ними. Ну а как без людей? Мне двадцать лет, начальную школу я закончил в своей деревне, и дальше надо было идти учиться в соседний поселок за сорок километров. В общежитие меня не приняли, в школу тоже не принимали. Мол, инвалидам не место в нормальной школе. Но после продолжительной тяжбы в роно и облоно в школу меня приняли. Жить пришлось на частной квартире, за километр от школы. С большими трудностями, но я закончил десять классов.
Поступил учиться в техникум, но заболел и закончить не смог. Выздоровев, решил устроиться на работу, но это оказалось не так просто. Везде я слышал: «Не можем, не имеем права брать инвалидов», «Иди в дом инвалидов, там тебе найдут дело». И все время приводили в пример Корчагина, Мересьева.
Поймите меня, я не хочу в дом инвалидов! Я хочу работать, иметь свою семью, жить свободным человеком. Только после восьми месяцев мытарств, когда газета «Новгородский комсомолец» опубликовала статью «Барьер равнодушия», мне предложили работу на полставки в библиотеке, Ничего не поделаешь, выбора нет, а жить-то нужно. Целый год дружил с девушкой, а она вышла за другого. У меня нет друзей, не успел ими обзавестись, все время по больницам, да и большинство людей таких, как я, обходят стороной. Как мне жить, посоветуйте, пожалуйста.
«Товарищ Титов!
Спасибо вам! Я хочу это сказать так, как бы сказал его вам Егорыч или кто другой из вашего произведения. В вашей повести я нашла то, что сама пережила и переживаю, ту физическую и моральную боль, которые так хорошо известны вам. У меня не все так хорошо получается, как хотелось бы. По сравнению с вашим мое несчастье небольшое, но всю жизнь пришлось перестраивать. Девочкой одиннадцати лет я пережила трагедию. Три года не поднималась с постели, была закована в гипс. Все эти и последующие годы продолжала учиться в школе, училась хорошо, неизменно избиралась комсоргом класса. По окончании десяти классов решила поступить в Благовещенский медицинский институт, потому что с медициной была знакома уже десять лет и не как-нибудь, а на своей шкуре практику познавала. Но в приемной комиссии «полюбовались» моей ногой и сказали, что принять меня не могут. Это меня очень морально надломило. Но на следующий год поступила в университет на биологический факультет, думаю, что хоть как-то буду связана с медициной. Вышла замуж. Родила на свой страх и риск. Мальчишке моему уже пять лет. Вот так и живу. Еще раз спасибо за повесть. Верю, она многим поможет обрести себя.
«В пятом классе меня посадили за одну парту с мальчишкой. Мы оба были отличники, быстро нашли общий язык, после уроков шли вместе домой, вместе готовили-уроки, читали книги. Он увлекался марками, я открытками с артистами. На зимних каникулах мы ездили в Одессу, Севастополь, в Москву и еще больше сдружились. Мы ведь уже взрослые, сейчас учимся в восьмом классе. О нашей дружбе узнали одноклассники и стали подсмеиваться над нами. С тех пор его словно подменили. Он перестал со мной здороваться, не замечает меня. Что случилось с ним? Я вижу, что теряю верного друга, но поделать ничего не могу. Мне сейчас так тяжело. Ответьте мне, что же мне делать? Не считайте меня глупой девчонкой, ведь это так серьезно, особенно в нашем возрасте.
«Здравствуйте, Владислав Андреевич!
Это опять пишу вам я, Галя Б. Во-первых, хочу поблагодарить вас за ваше письмо. Получив его, я была очень рада и осталась довольна ответами. Особенно запало в памяти: зри в корень! Внешнее часто обманчиво. Не хотела отнимать у вас время, но снова пишу. Вы писали, что людям нужно верить, что без этой веры можно зачахнуть. Я сама знаю, что людям нужно верить, иначе и тебе никто не поверит. Вот какая история: дружила я с парнем, он говорил мне разные слова, я не верила, он злился, убеждал, спрашивал, почему не верю. Когда-то давно у меня была неудачная любовь. Тогда мне тоже говорились такие же слова. И все оказалось ложью. Ложь поджидала меня и на этот раз. Он уехал и даже не ответил ни на одно из моих писем. Мы живем с девушками в общежитии и часто спорим по этим вопросам, и всегда каждый остается при своем мнении. Тот, кто не обжегся в жизни, — верит, тот, кто обжегся, — не верит. Трудно нам разобраться в этом. Посоветуйте, пожалуйста.
«Чтобы вам было яснее, кто я, напишу сразу. Я Большакова Анна А. Работала кладовщиком в ЖКО, имею двух сыновей, есть муж, сейчас второй год на пенсии, получаю 36 рублей.
Не думайте, что я вас жалею. Нет. Я даже немного рассердилась, когда дочитывала повесть. Это что значит — бежать под поезд! Это что за слабость такая!
Недавно мне сделали трудную операцию на желудке. Врачи скрывают от меня, но разве можно так обмануть, чтобы совсем ничего не знать. Жить мне осталось мало. Часто говорят, что безвыходных положений нет, оказывается, есть… Никто никогда не видел, чтобы я плакала, и не увидит, наверное. Я завидую вам, я радуюсь вашему мужеству. Человек должен быть всегда человеком. Детей я воспитывала правильно, у них не будет повода сказать, когда меня не станет, что я была плохой матерью. Правда, они еще малы и, может, обидятся, что рано ушла от них, но это уж не моя вина. Старший мой сын, Павлушка, учится в седьмом классе, нынче вступил в комсомол, комсорг класса. И Саша хороший мальчик. Вы и ваша повесть нужны им, моим мальчикам. Спасибо вам за нее.