Рассуждая таким, может показаться, глупым образом, я вышел в коридорчик. А вы всегда думаете умными мыслями?
Туалет я нашел и даже ванную, и к тому же недалеко от моей комнаты. К моему восторгу, в ванной комнате, уютно обложенной бежевой плиткой, оказалась новая нераспечатанная зубная щетка, что убирало небольшую, но некомфортную проблему с поиском моих вещей. Подумав, я ограничился чисткой зубов и умыванием по пояс, не зная, можно ли мочить гелевую массу, плотно покрывавшую мою многострадальную левую ногу и то находящееся сзади, что ногой уже не называется. Судя по всему, меня или уже покупали на днях, когда я был без сознания, или просто обтерли чем-то вроде гигиенических салфеток, но от тела не несло потом, и, насколько я мог судить по полотенцу, грязным я не был.
Немного прихрамывая, освеженный и довольный, я направился к двери в конце коридора, резонно полагая, что там столовая или еще какое-то место, где я смогу найти чего-нибудь перекусить. Воспоминания о вчерашнем обильном столе заставили мой желудок жалобно забурчать. И хотя я вчера и не чувствовал вкуса, вид самих закусок был весьма соблазняющим.
Пройдя полуосвещенным парой светильников коридором, я толкнул дверь и зажмурился, ослепленный яркими лучами солнца. Оказывается, дверь вела не внутрь дома, как я подумал, а на наружную лестницу со второго этажа, на котором я сейчас находился.
Запах, запах весны, влажной, нагретой солнцем земли охватил меня, и я, жадно вдыхая этот аромат жизни, облокотился на перила лестничной площадки. Глаза постепенно привыкли к свету, и я принялся рассматривать место, куда попал. Двухэтажный добротный дом в виде буквы «П», причем концы обеих ножек соединялись высоким забором с решетчатыми воротами и обсаженным кустами подъездом к ним. В мощенном какой-то светлой плиткой дворе разбита пара цветочных клумб, качаются алые и голубые шары цветов. Ближе к воротам стоит внедорожный автомобиль — армейского типа, окрашенный в светлый хаки. Возле одной из клумб дремлет крупная черная собака, шерсть блестит, лоснится здоровьем, отсюда видно. Стены дома приятного песчаного цвета золотятся под лучами солнца. Блестят окнами. За воротами виднелась зеленая лужайка, за которой раскинулся сад. Деревья приятно пушистые той самой первой зеленью, что так нежна на вид, некоторые подернуты бело-розовой дымкой цветения. Так и захотелось прилечь под одним из них, чтобы смотреть вверх, на цветущие ветви, на проглядывающую синь неба, дышать травой, землей, ароматом цветения… Можно одному, а можно и с кем-то рядом…
Я запрокинул голову, прикрыл глаза от солнца. Поистине процесс выздоровления имеет свою прелесть. Мир как-то по-новому воспринимается, как-то ярче, все чувства обострены, все необычно четко, свежо…
Правда, для этого нужно сначала переболеть.
Протяжный шум, легкий скрип.
Я приоткрыл глаза, поморгал, пытаясь возвратить четкость зрения: окружающий мир казался засвеченным, мутноватым.
Ворота в данный момент были распахнуты, и в них въезжал самый странный автомобиль из всех мною виденных: длинная алая сверкающая капля с тремя небольшими стеклянными на вид полусферами спереди, движущаяся утолщенным концом вперед, полное отсутствие колес, на первый взгляд… Несмотря на всю свою необычность, это транспортное средство было красиво на вид, хотя и резко контрастировало с армейским внедорожником, стоящим тут же. Собака возле клумбы лениво подняла голову и, разморенная солнцем, снова опустила ее на лапы.
Похоже, признала своих.
Остановившаяся посреди двора капля распахнулась, словно божья коровка крылья подняла, и из нее выскочил молодой человек — парнем его назвать язык не поворачивался — лет двадцати пяти — тридцати с виду. Красивый брюнет, насколько я мог рассмотреть. В цветной рубашке, узких белых брюках, сверкающих туфлях. Короче, мачо.
«Ага, — подумал я, — женишок к Илоне прикатил».
И сразу как-то не так радостно на душе стало.
— А двор здесь — словно у средневекового феодала… — себе под нос пробурчал я, пытаясь обмануть свои же чувства, хотя глаза радовались при виде этого солнечного дворика. — Конечно, владелец окольных земель, автомастерской, еще чего-то там…
Дверь сзади отворилась.
— Ага, вот ты где! — Это была Илона. Стройная, легкая, в изящном светлом сарафанчике, выгодно подчеркивающем ее красивую фигуру. Глазищи сияют…
«Для женишка вырядилась, ишь какая…»
— Я тебя ищу по всему дому, думала — заблудился… — ее тон моментально поменялся, — Жан приехал.
Я с удивлением наблюдал, как ее лицо немного побледнело, а глаза прищурились. Странная реакция на жениха…
— Слушай, — Илона приблизила лицо вплотную к моему, — подыграй мне.
И тут я увидел, что у нее не карие, как мне казалось в доме, а серо-зеленые, только очень темные, глаза. Луч солнца осветил их сбоку и заиграл красками на радужной оболочке. Красиво.
Захваченный этим открытием, я не успел опомниться, как Илона прижалась к моему плечу и взяла за руку.
— Чего ты дергаешься? — зашипела она мне. — Говорю, подыграй, ну хоть обнять сделай попытку!
Я бросил робкий взгляд во двор. Мачистый молодой человек направился было в нашу сторону, но остановился, увидев полное, с виду, согласие на лестничной площадке. Постоял секунд тридцать, потом помахал нам рукой, поклонился и направился в дом.
— Ур-род, — с чувством произнесла девушка.
Я с удивлением посмотрел на нее.
— А по-моему, ничего.
Илона бросила на меня быстрый взгляд и отстранилась.
— Хватит меня прижимать, руку отдай, вцепился…
— Это твоя идея была! И вообще, что это — попытка вызвать у Жана приступ ревности?
Она посмотрела на меня странным взглядом, словно жалея.
— Пойдем завтракать. Хоть там и этот будет…
— Он тебе кто, жених? А с чего к нему такое отношение, поругались недавно?
Илона хлопнула дверью перед самым моим носом. Я постоял, чувствуя себя идиотом, причем идиотом творческим, со стажем. Когда я уже накалился порядком, не зная кого обвинять в своем глупом состоянии, дверь приоткрылась.
— Ну, — Илона высунула лицо с хитрющими глазами. — Ты идешь завтракать?
Завтрак проходил все в той же компании с дополнением вышеупомянутого Жана. Молодой человек так ловко, изысканно и вместе с тем небрежно обращался со столовыми приборами, что я почувствовал себя полным деревенщиной. Илона же, как специально, села рядом со мной, уделяя мне внимание как никогда, подкладывала на тарелку что, по ее мнению, повкусней, что-то рассказывала, сияла улыбкой… Ну а я… я сидел достаточно надутый и мрачный, чтобы выглядеть нелепо, молчал, чтобы не сморозить какую-то глупость. Впрочем, пан Жан, которого мне представили как старого друга семьи, владельца каких-то ферм и плантаций, представителя прогрессивной молодежи и еще не помню чего, говорил за всех. Теперь этот «Панжан», как я его стал про себя величать, сидел на торце стола (с другой стороны на торце восседал хозяином Вержбицкий, которого, похоже, все происходящее немало забавляло) и прожигал меня взглядом, когда думал, что я на него не смотрю. В остальных случаях он принимал такой скучающе-пренебрежительный вид, что просто хотелось запустить каким-нибудь особо пачкающим блюдом в его заносчивую физиономию, чтобы по благородным ушам потекло…
— Вот вы знаете, как я от скуки занимаюсь охотой, — красивым, мужественным голосом, за который я его еще больше ненавидел, изрекал он. — Все хочу на плазмозавра пойти, да отец на Кротон не пускает, говорит, дела без меня застоятся…
Я тут же представил, как он, в вычурном скафандре, забравшись на тушу поверженного монстра, позирует с невообразимой пушкой в руках для взятого специально фотографа. И на холеной благородной морде такая изысканная скука…
— Так вот, мы на днях в Мозалии накрыли логово гивер. Да, гиверы, риск, конечно… Перебили всю семью, благо оружия было достаточно, подходы заминировали… Правда, пару охотников они изуродовать все же успели. Живучие ведь…
Илона поморщилась.
— И сети под напряжением поставили, и пару метателей дротиков со сканерами… — Жан явно увлекся, щелкнул пальцами. — Загонщиков только десять штук, ну и газовые гранаты, конечно…
— Это что же за твари такие? — непроизвольно произнес я. — Так опасны?
Илона еще больше поморщилась.
— Никогда не видели? — снисходительно поднял аристократическую бровь Жан.
— Алексей только что с Земли, — пояснила Илона, положив изящную кисть на мое предплечье. — Он через Псевдо-Гею прошел. А ты там не охотился?
Жан как-то сразу сник, потерялся лицом на фоне своей цветастой рубашки.
— Не приходилось, ты же знаешь — туда сложно попасть…
И он обвел сидящих за столом призывающим в свидетели взором.
Пан Стефан и пан Крус подтверждающе кивнули. Пан Стах только фыркнул в пушистые усы.
— Ну, этот пробел можно восполнить, — сбежавшая самоуверенность постепенно возвращалась на лицо Жана. — Если вас не затруднит пройти во двор после завтрака, то я могу показать детеныша. До моего отъезда к вам он был еще жив.
— Детеныш гиверы? Ого, каким образом привез? — Пан Стах был явно впечатлен.
— Говорю же, ранен. Может, уже издох.
— Ну так пойдем, посмотрим.
Пан Стефан и пан Крус согласно поднялись. Илона пыталась сделать вид, что ей все равно, но сдалась, увидев, что и я выбираюсь из-за стола. Тогда, с невообразимо независимым выражением лица, она, прихватив какой-то фрукт из вазы, присоединилась к процессии ценителей кровожадных гивер.
«Гиверы, — размышлял я, пока процессия вслед за паном Вержбицким шествовала в направлении двора, — какие они?»
На ум почему-то лезли какие-то гибриды чешуйчатых гиен с летучими мышами. Мерзкие такие, с облезлыми шиповатыми хвостами и красными светящимися глазами. Пасти на всю морду. Змеевидные шеи… А может, у них щупальца с присосками?
Так, похоже, я переел… Или кофе слишком крепкий?
— Господа! — провозгласил Жан, когда мы подошли к его каплевидному и, надо сказать, весьма красивому и гармонично-стремительному внешне, средству передвижения. — Прошу.