«Но все равно – перестраховываются… слишком боятся Арчи».
Нельсон покорно устремился к машине, бандиты последовали за ним. Полудохлый Гарри сидел неподвижно, будто неживой.
«Хотя, может, он действительно… того? Вот был бы подарок судьбы…»
Обогнав спутников, Стилет любезно распахнул перед Нельсоном дверь. Согнувшись в три погибели, тот забрался внутрь и опустился на сиденье.
– Сильно ноги не расклячивай, – предупредил Стилет, усаживаясь рядом. – Кувалда у нас – парнишка немаленький, так что придется нам с тобой потесниться.
Проходимец кивнул и, сведя колени, шумно втянул воздух носом. В салоне пахло дорогим табаком – Полудохлый по дороге в гараж явно пыхтел трубкой.
– Здравствуй, паренек, – не оборачиваясь, хрипло произнес Гарри.
Он говорил уверенно и спокойно – ни дать ни взять старый матерый волк, который оказался умней, хитрей и везучей других хищников стаи и благополучно дожил до седин. Правая половина лица Полудохлого напоминала старую разделочную доску: столько на ней было шрамов.
– Здравствуйте, Гарри, – вежливо ответил бандиту проходимец.
Это была допустимая фамильярность: Полудохлый держал свою настоящую фамилию в секрете, а красноречивое прозвище, мягко говоря, не любил – по понятным, в общем-то, причинам. Поэтому в личной беседе все, от мала до велика, звали его просто Гарри, не выдумывая ничего лишнего.
– Поехали, Джимми, – сказал Полудохлый, и водитель послушно завел мотор.
Черная самоходка Гарри развернулась и покатилась к проулку, откуда появилась несколькими минутами раньше. Пара мгновений – и вот уже дядюшка, хмуро наблюдавший за уезжающим автомобилем, пропал из вида.
Нельсон сидел, угрюмо глядя перед собой, и думал, как отвратительно начался и продолжился его день. Сначала попался складнику и обзавелся черной меткой, потом поругался с дядюшкой, а теперь очутился в машине с тремя отпетыми бандитами и их шофером. У каждого из них наверняка есть ствол или хотя бы нож, а револьвер самого Нельсона остался в самоходке. Впереди – встреча с Арчи Фостером.
«А еще надо как-то ключ Орвиля найти… Ужасный, чудовищно ужасный день».
– Как там самочувствие твоего дядюшки, паренек? – непринужденно поинтересовался Полудохлый.
Нельсон вздрогнул и, помедлив, ответил:
– Лучше.
– «Лучше» или «хорошо»?
Проходимец тихо скрипнул зубами. Полудохлый прекрасно знал, что здоровье дядюшки для него – больная тема… Знал – и специально муссировал ее, чтобы поиздеваться над «пареньком». Гарри не грубил, напротив, был подчеркнуто вежлив и как будто действительно переживал за дядюшку, но Нельсон понимал, что все это – лишь маска заинтересованности, не более.
– Нормально все, – глухо ответил он.
– А ты, я смотрю, не в настроении, да? – уточнил Полудохлый.
Нельсон тут же почувствовал на себе хмурые взгляды Стилета и Кувалды. Кажется, стоит их боссу лишь кивнуть, и они легко свернут шею наглецу, посмевшему заговорить с Гарри в неподобающем тоне.
«А Полудохлому ничего не стоит кивнуть…»
После того нападения, как говорили, он порядочно тронулся умом и мог запросто вынести приговор за робкую шутку или даже неподходящую интонацию в голосе.
Сглотнув подкативший к горлу ком, Нельсон буркнул:
– Просто… не выспался.
– Ну это немудрено. Учитывая, что ты вернулся в Стоунпорт только под утро… Тебя ведь не было в городе прошлой ночью, а, паренек?
Последние сомнения отпали: люди Арчи следили за ним и знают, куда он ездил. Мысленно чертыхнувшись, Нельсон выдавил:
– Не было.
– Ты, кажется, даже не успел домой заехать, сразу к дядюшке в гараж потащился?
– Вы сами знаете ответ, – угрюмо ответил Нельсон.
– Знаю, – вдруг прыснул Гарри.
Смех его напоминал карканье дряхлого больного ворона. Нельсона аж передернуло; правда, он тут же взял себя в руки и с напускным равнодушием уставился в окно.
Следующие четыре квартала они проехали в тишине, а потом Полудохлый велел:
– Наденьте ему на башку мешок.
Нельсон и глазом не успел моргнуть, а Кувалда уже сжал в своей громадной ладони оба его запястья, причем с такой удивительной легкостью, будто это были не руки взрослого мужчины, а тощие гусиные лапки. Стилет тем временем ловко выдернул из-под переднего сиденья плотный коричневый мешок. Возмущаться было бессмысленно и даже глупо, а потому Нельсон терпеливо принял свою участь. Стилет надел мешок проходимцу на голову, и мир вокруг погрузился во мрак.
Арчи был настоящим параноиком; большую часть времени он проводил в своем логове, о местоположении которого никто, кроме соратников, не знал, а наружу выбирался только в случае крайней необходимости. Всю работу за Фостера делали его «шестерки»: он давал указания, а те беспрекословно их выполняли. Учитывая влияние Арчи, такой подход вполне имел право на жизнь. Хотя, конечно, и у этой системы были свои изъяны – например, если после беседы с Нельсоном к Фостеру заявятся посторонние, «крысой» сочтут именно Нельсона. И плевать, что у него на голове мешок; никакие аргументы в таком случае не работают. Арчи легче убить тебя, чем разбираться.
– Сиди тихо, – прошипел Стилет, – и, может, еще вернешься к своему дядюшке.
Справа гулко хмыкнул Кувалда. Нельсон мысленно сосчитал до десяти. Тупые шутки бандитов раздражали, но, увы, заткнуть их поганые рты проходимец не мог.
– Не слушай их, паренек, – сказал Гарри. – Если бы Арчи хотел тебя убить, мы бы прикончили тебя возле гаража, а не тащили к нему через весь город. Так что не дрейфь слишком уж сильно, а то Джимми только-только сделал химчистку салона…
Произнеся это, Гарри опять закаркал вороном, и другие поддержали его радостным смехом. Единственным, кто не смеялся, был Нельсон.
Чем ближе они подъезжали к убежищу Арчи, тем холодней становилось у проходимца внутри.
– Чего желаете? – спросил приятный женский голос.
Подняв голову, Томас уставился на официантку в коротком, до колен, сером платьице и белом переднике. Девушка была весьма симпатична – стройная, с копной каштановых волос, спадающих на плечи, и большими голубыми глазами, которые смотрели на Измерителя с интересом и, кажется, вполне дружелюбно.
«Неужели меня не выгонят? Надо же».
– Яичницу из трех яиц и кружку эля, – буркнул Томас.
– Сделаем.
Она упорхнула на кухню и вскорости вернулась, чтобы поставить на стол перед Измерителем тарелку с дымящейся глазуньей и глиняную кружку, украшенную высокой пенной шапкой. Томас уже собирался приступать к трапезе, когда тонюсенький браслет, что блестел на запястье официантки, порвался и нырнул в пиво.
– Ой! – воскликнула она от неожиданности. – Простите, ради бога…
– Да ничего, – отмахнулся Измеритель. – Так, наверное, даже вкуснее…
Она усмехнулась, посмотрела на него с теплом, и альбинос подумал, что давно не встречал такой приветливой официантки. Вооружившись вилкой, он осторожно, как мог, выловил браслет из кружки и протянул его хозяйке. Она тут же схватила салфетку, бережно завернула в нее украшение и спрятала в нагрудный карман фартука.
– Спасибо!
– Да без проблем.
Их взгляды встретились.
– Я, кстати, Ребекка, – вдруг сказала официантка и протянула ему руку.
Измеритель недоуменно уставился на изящную кисть. Иные женщины даже прикасаться к альбиносам не желали, боясь подхватить от них какую-то мифическую заразу – спасибо добрым людям, распускающим слухи, не жалея языков своих. Голубоглазая Ребекка, судя по всему, была не из таких.
– Томас, – представился Измеритель и осторожно пожал официантке руку.
Кожа у Ребекки была удивительно нежная, такая, которую хочется гладить вечно… но усилием воли альбинос заставил себя выпустить руку девушки.
– Очень приятно, Томас, – с улыбкой сказала Ребекка.
– У вас тут что, день альбиносов? – усмехнулся Измеритель. – Вы такая приветливая.
– Ты. Ты приветливая.
– А, хорошо. Так все же – почему меня еще не выгнали отсюда?
– Ну, лично я не вижу разницы между обычными людьми и альбиносами, – пожала плечами Ребекка. – Так с чего мне тебя гнать? У меня даже друг-альбинос был, вот так.
– Правда? Не шутишь?
Ребекка фыркнула.
– Чего бы ради?
– А как его звали? Вдруг мы знакомы?…
– Патрик.
Брови Измерителя взлетели на лоб. Патрик – если речь, разумеется, шла о том самом Патрике – был первым альбиносом, с которым Томаса свела судьба. До этого он только слышал о себе подобных, но никогда их не встречал.
Патрику повезло несколько больше, чем Томасу: еще младенцем его забрали из интерната некие сердобольные люди, считавшие, что все в этом мире одинаково заслуживают любви. Этой мыслью было легко и приятно заразиться, и первые несколько лет их пасынок даже не предполагал, что кто-то может думать иначе. Однако стоило Патрику впервые очутиться на улице, и светлый иллюзорный мир, заботливо сотканный его родителями, обратился в прах. Никто, совершенно никто не любил альбиноса; взрослые обходили его стороной, а дети издевались и даже колотили беднягу – просто за то, что он на них не похож. Только доброта приютивших Патрика святош позволила ему окончательно не впасть в уныние. С Томасом он познакомился, уже будучи взрослым; два молодых Измерителя столкнулись в захолустном баре для таких же отбросов, как они сами, и, разумеется, нашли немало общих тем для беседы за кружкой доброго эля. Их дружба продолжалась около полугода. Затем приемные родители Патрика серьезно заболели, и он стал появляться все реже, пока не пропал совсем, напоследок передав через бармена записку: «Мать умерла. Нам с отцом нужна смена обстановки. Не знаю, куда мы поедем, но оставаться тут выше моих сил. П.»
И вдруг, спустя четыре года, Томас слышит знакомое имя от смазливой официантки, работающей в баре на окраине Западного Вандерсайда.
«Нарочно не придумаешь…»
– Так что, знакомы вы с ним? – спросила Ребекка, отвлекая Измерителя от мыслей.