Не, пожалуй, и эту задачу за меня пассажир фургона решит — слез и шагнул вперед, делая некий приветственный жест. А затем что-то спросил.
Ну, судя по интонации — спросил. Потому что я ни слова не понял. Рассматриваю его в упор. Лет тридцати, пожалуй, симпатичный мужчина, чуть худощавый. Одет эдак… прилично-старомодно… ну, для меня — старомодно, тут сейчас, может быть — по самому писку, я в таких тонкостях не разбираюсь совсем. Штаны, ботинки… эдакие, все же. Если и не щегольские, то «с претензией» — видно, что не дешевые. Жилет, эдакий… городской. Карманов много, но вид у него какой-то тоже… ну, интеллигентный. Иначе и не сказать. Даже кобура на поясе не портит впечатления. Джентльмен, точно! Вот и сам внешне напоминает — то ли из нашего кино про Холмса доктора Мортимера, то ли из сериала «Что сказал покойник» гангстера. Такой, длинноволосый, в очках, лицо располагает к доверию. Он выдал еще одну фразу, подлиннее, судя по всему тоже вопросительную, и в целом тон довольно дружелюбно-вежливый. М-да… «Ответь что-нибудь, вишь — человек как надрывается!»
— Уважаемый, Вы бы не старались так. Я кроме русского — других языков не розумею. Понимаете? Нихт шпрехен зи дойч, абсолютно, ферштейн? Нот спик инглиш ваапче, андестенд? И совсем не парле, понимаете ли, ву франсе. А Ваше наречие мне и подавно не известно. Так что — Вы по-русски можете?
Собеседник посмотрел на меня несколько ошарашено. Потом спросил что-то — определенно на другом языке. Я отрицательно мотнул головой. Потом еще — снова на другом. Аналогично. Третья попытка — снова тот же результат. Совершенно ненаигранно он почесал затылок, оглянувшись, словно ища поддержки, на спутника. Тот, заинтересованно глядя на меня, перелез и спрыгнул с повозки, подойдя поближе — не такой уж и здоровый, это рубаха такого покроя, свободного. Шаровары подпоясаны кушаком. На нем ножны изрядно изукрашенные, треугольные, широкие и относительно короткие, рукоять ножа эдаким шариком. На ногах сапоги. Чернявый, волос курчавый, усат, глазенки темные, большие, веселые и хитрые — чисто цЫган. Он ткнул себя пальцем в грудь, выдав нечто вроде «Зхингарррь!» — ну, точно. Поди, на местном так и есть «цыган». Цыган еще что-то у меня спросил, улыбаясь в сорок семь зубов.
— Слышь, зингарь-цыган, ты это… не лыбься так, пасть порвется. Во-первых, я вашу братию знаю, и не особо жалую — ваш Мариенбург давно пора с четырех концов подпалить вместе с жителями. Во-вторых — не надрывайся, тебе ж ясным языком сказано, кроме русского — не разумею! — и, повернувшись ко второму, я стал пояснять — Русский я, понимаете? Россия, Русс, Руссо, Рашша, Русь. Не понимаете?
— Рисс?
— Ну… Русь…. Черт вас тут разберет. Рисс, наверно.
Они как-то переглянулись, потом что-то стали мне наперебой говорить. «Рисс» повторялось постоянно, при том цыган махал руками куда-то на восток — ну, в целом, ясно, да. Но остального — ни слова не понял. Тут интеллигент остановил цыгана. Видно сообразив, что я не понимаю. Стал объяснять мне попроще. Сначала представился, хлопнув себя по груди, сказал
— Кэрр! Мастер Кэрр!
Его жест повторил, так же демонстративно-преувеличенно улыбаясь, цыган, постучав себя в грудь, изрек
— Бэзо! Зингарррь! Бэээзззооо!
И они оба, улыбаясь, посмотрели на меня, словно ожидая — ну, да, неприлично не представиться. Ну а как им представляться? Именем-фамилией? Так нет их уже… точнее, еще нет. Значит проще — как всегда в кино? Русский — значит Иван.
— Иван я. Рус-иван. Понимаете?
— Иган? Рисс, Иган?
— Иган… ага. Почти. Иоганн, по-вашему, по-немецки… тока вы ж по-немецки тоже не? Иоганн, Яган…. Как еще?
— Йоган? Йоган, Рисс?
— Ага. Йохан. Йохан Палыч. Так и запишите — улыбнулся я. (С тех пор не раз уже и пожалел — вышло-то как в том дурацком фильме про кукушку — сдуру назвался — да так и пристало.) Подкрепляя жестами, заговорил, насколько мог убедительнее — Вы, мастер Кэрр, мне вот что объясните. Вот Русс, ну, Рисс — там. А вот это, тут — вокруг, вот тут, под ногами — что? Как назвать?
Кажется, диалог налаживается — ага, вроде как в глазах понимание — он обводит руками, что-то изображает — и говорит:
— Валаш! — потом начинает показывать еще что-то, дальше, называет еще что-то, но остальное совсем незнакомо. Уловил только что-то похожее на Рюген — но, вроде как, то должно быть на севере, а он указывал на юг. Но главное — Валаш. Это, должно понимать, Валахия… то есть Румыния, Молдавия и прочая, прости Господи, Бессарабия. От ведь занесло-то. Румыны, значит… Нет, конечно, с каждым могло случится и бывает хуже, но тем не менее — не приведи Бог быть румыном, сочувствую… Н-да…. Что ж дальше-то?
А Кэрр снова что-то спросил, подкрепляя жестами — мол, где твой дом? Снова спросил — Рисс? Вздохнул, ответил:
— Рисс-то оно конечно Рисс, но вот дома — нету. Совсем.
Похоже, он не понял меня, переспросил, а потом повернулся к фургону и что-то сказал. Не, я ж не такой. Это я с виду совсем уже ничего не секу. Движение плечом, ремень соскользнул — и винтовка уже в руках, а я уже стою в готовности уйти за телегу. Цыган замер, растопырив руки, и что-то шепнув Кэрру, тот вроде даже удивленно повернулся, разведя тоже руки, успокаивающе что-то говоря. Мол, все нормально. Может и нормально, но я нервный. Тряпка на передке фургона зашевелилась, я еще поднапрягся — но тут же немного успокоился. Высунулась светловолосая головка в кудряшках, а потом и сам ребенок, пацаненок лет десяти, в забавных коротких штанишках, рубахе с короткими рукавами, выпрыгнул, улыбаясь, и побежал вприпрыжку к взрослым, неся какую-то книгу. Отдал ее Кэрру и, схватив его за пояс, уставился на меня весело и совсем без страха. Кэрр взял книгу, потрепал его, и успокаивающе что-то сказал, указуя ладонью на меня — очевидно, из сказанного — пояснял, что этот придурок с ружьем (винтовку я, конечно, повесил обратно на плечо) — есть дядя Йохан из Рисс-ы. Ребятенок ничуть не испугался, или виду не подал — не помню уж — не пугали что ли тут еще тогда «дикими монгольскими казаками?». В общем, даже наоборот — отпустил папаню — а, судя по всему, мастер Кэрр как раз папаня и есть — и представился. Сделал эдакий… книксен, что ли? — и сказал тоненьким голосом:
— Лами!
Тут я только сообразил, что это вовсе не пацаненок, а девчушка, просто в эдаком «дорожном прикиде», да еще озорная, чисто такая Пеппи, ага. Ну, вот кстати, заодно и взрослым проверка на вшивость… Поставил винтовку к телеге, демонстративно так — мол, вот он я, без оружия считай, а сам присел, вытащив из кармана коробочку с леденцами, открыл — и протянул:
— Лами, бери, угощайся!
Девочка непонимающе посмотрела на меня, потом на отца — Кэрр кивнул, сказал ей что-то, протягивая руку ко мне — мол — бери, не бойся! Она подошла, глядя в глаза, осторожно взяла один маленький леденец, снова сделала книксен, прошептав что-то, должно быть «Спасибо!» — и отскочила обратно, тут же засунув леденец в рот — ну, чисто белочка в парке. Я, улыбаясь, медленно поднялся — и детенку приятно, и взрослые молодцы, глупостей не делали. Не то чтоб можно расслабиться, но, в общем — немного поспокойнее. Кэрр раскрыл книгу и жестом пригласил меня. Нет уж — я в ответ сделал приглашающий жест — указав на угол телеги — мол, тут удобнее! Тот не стал кочевряжиться и подошел — вот так, и мне спокойнее и, правда, удобнее. Не расслабляясь, стараясь сечь боковым зрением все движения, как Кэрра, так и Бэзо, заглядываю в книгу… ага, учебник географии! Отлично, то, что и надо! Ну-ка… нет, непонятная карта, совсем, вот побережье, вот лоскутное одеяло каких-то государств — политическая карта… нет, снова этот дурацкий шрифт — ни слова не понятно! Полистал, ища большую, мелкомасштабную карту — там я худо-бедно укажу им Россию, и попрошу дальше пояснить… Ага. Вот точно — на развороте — карта полушарий! Ну-ка… Что за чорт?! Присмотрелся… чего это? Уже не обращая внимания на окружающее, схватил книгу, вгляделся…
Наверное, если бы в тот момент кто из них прикладом моей же винтовки меня отоварил, я бы и не понял. Какая там осторожность и внимание — пришел в себя оттого, что Кэрр теребит меня, встревожено что-то спрашивая, а Бэзо с озабоченным видом топчется поодаль, из-за него настороженно выглядывает Лами. Кэрр с неподдельной тревогой заглядывал мне в лицо — очевидно, видок у меня был не ахти. Я отер лоб, расстегнул ворот пошире, похлопал по карманам, ага, вот та плоская фляжка — глотнул, не чувствуя совсем алкоголя, отдышался. Кэрр что-то спросил, очевидно все же интересуясь — А здоров ли ты, Йохан с Рисс-ы? Головушкой не бился ни обо что? Да, лучше бы головушкой… Раздернул еще ворот, отдышался. Видно, Кэрр увидел разодранную кожу на груди — единственная память с ТОЙ жизни, и тут же переспросил, указывая, потом изобразил что-то — типа стреляет, воюет, а потом эдак сделал руками — мол — взрыв.
— Ага, угадал, мастер Кэрр. Именно так — я показал — взрыв, потом стукнул себя по голове и махнул рукой — мол — а потом ничего. Тот понимающе кивнул — видно понял по своему… да какая мне теперь разница? Суть-то схожа. Ткнул я пальцем в карту, вопрошающе изрек — Где тут есть Валаш?
Кэрр тут же ткнул пальцем, обведя крошечный пятачок недалеко от побережья. Тут же сам, не дожидаясь вопроса, ткнул где-то рядом, обвел, сказал «Рисс!». А потом посмотрел с немым вопросом.
Я помедлил, глядя на карту, а потом ткнул, твердо сказав
— Тут!
Ткнул я почти «пальцем в небо». В другое полушарие, в середину большого континента.
Совершенно чужого полушария. С совсем незнакомыми, даже близко не напоминающими наши, привычные, очертаниями континентов. Ткнул в карту наобум, лишь бы подалее от того, где сейчас есть.
В карту чужого, совершенно незнакомого… нового для меня мира.
… К вечеру этого дня все уже как-то постепенно вошло в колею. Как только мы там, на дороге, определились, кто я и откуда — Кэрр сразу развил деятельность. Мы съехали с большого тракта на ту дорогу, откуда я выехал, и почти сразу, отъехав всего-то с километр, наверное, встали на привал, в распадке меж сопок почти у такого же ручейка, у какого и я ночевал — их тут было множество, потому и степь в этих местах была полнотравной, не выглядела выжженой солнцем и сухой.