тоже утром добил товар сырами — на кузне не только не оказалось ничего стоящего — я даже пожертвовал усатому дядьке серебрушку, ибо он живописал, как вокруг купленного мной ящика мелких сапожных гвоздей, словно коты вокруг сметаны, ходили те самые мужички, с которыми Бэзо играл в нарды. Они во всю уговаривали перепродать им товар, предлагая более высокую цену — но дядька устоял — бизнес там шел по своим правилам, и репутация ставилась порой выше сиюминутной прибыли — что меня в общем порадовало. Но зато остальное интересное-вкусное — перекупщики подмели — на что Кэрр и посоветовал купить сыра, благо мы все равно заезжали забрать заказанное накануне. Сыр в косицах, сухой — купил для поесть, а вот три круга ароматного нежного свежего — сейчас как раз и сдал в лавку и один из трактиров. Не сказать, чтобы выручка была баснословной — так нет, но еще чуть серебра прибавилось. Однако, Кэрр, похоже, намеревался еще как-то подзаработать — он велел нам остаться с лошадьми и телегами в дальней части рыночной площади — наказав приглядывать получше — мол, нравы тут не те, что в деревнях — город, хоть и маленький. Сам он и Лами — переоделись в «нарядное» — и буквально за полчаса мастер Кэрр собрал толпу человек в пятьдесят, устроив импровизированную проповедь. Я пока не особо разобрался, что тут с религией — и забеспокоился — на ступенях храма появился типичный «батюшка», разглядывая и слушая «конкурента по распространению опиатов» с явной настороженностью, при том поглядывал он и на участок — словно прикидывая — не позвать ли кого следует. Впрочем, Кэрр столь воодушевленно вел проповедь, что скоро толпа удвоилась в численности, кто следует сами вылезли из участки на свет Божий, присоединясь к прочим — а вскоре и батюшка взирал вполне благосклонно. Я не очень хорошо понимал о чем толкует «пастор Кэрр» — видно, изъяснялся он витиевато, только отдельные фразы и общий смысл — ну, общий он во всех подобных мероприятиях обычно схожий. Завершили же грандиозным (по меркам этого захолустья) хоровым пением. Это, на самом деле, вышло очень красиво — Кэрр старательно дирижировал, воодушевленные горожане старались — и песня вышла очень даже проникновенной, многие в толпе утирали глаза, даже батюшка и подошедший к нему полицейский, судя по габаритам и синему с золотом мундиру, были весьма благосклонны. А с балкона управы за всем наблюдали издалека местные власть придержащие — и тоже были довольны. Безо, пока мы караулили добро, объяснил — такое тут не редкость, обычно правда, церковники не любят конкурентов, но мастер Кэрр не в первый раз так делает и всегда выходило как надо.
После того как закончилась проповедь, Лами, в нарядном длинном платье, этакого чопорного покроя, с монашеской какой-то косынкой, потупив глазки (ну, не поверил бы, если бы не знал, что этот чертенок так умеет!) пошла с большой кружкой собирать «пожертвования». Народ давал охотно, и она дважды возвращалась к отцу и «сдавала выручку». На третий раз уже пошла вдоль площади — и народ, слушавший проповедь на крылечках лавок и трактиров, тоже охотно подбавил, потом Лами подошла и встала напротив управы, сделав книксен — и с балкона бросили несколько свертков — очевидно, завернутые в бумагу монеты. Даже полицейский и батюшка не отказали «в пожертвованиях» — батюшка еще что-то поспрашивал у девочки, но, судя по реакции — та была проинструктирована верно, и ответы явно понравились. Дальше они с Кэрром подошли и оставили «сборы», а сами ушли обедать — кто-то из воодушевленных проповедью горожан звал их отобедать за компанию. Ну а мы с Бэзо запалили самовар, и он сбегал и принес из трактира пирогов и рулет с мясом и зеленью — тоже подкрепились неплохо, да еще Бэзо похвалился, что выторговал скидку. Чтоб я в этом сомневался, ага.
Однако, ночевать в этом городке мы не остались — после обеда снялись и поехали, и к вечеру привычно разбили стоянку. Правда, вокруг уже была не степь, а вполне себе средняя полоса — и островки леса, и поля, и речки-озера вперемешку. Вот на краю такого островка леса мы и остановились. Я как мог выразил удовольствие от окружающей природы — и Кэрр подтвердил — да, дальше местность пойдет благодатная, куда как более изобильная, чем районы по краю степи, где мало воды и растительности. Тут и народ побогаче живет, несмотря на налоги и прочее — есть возможность заработать побольше, и жить получше. Пересчитали выручку от торговли опиумом для ширнармасс — и я призадумался. Выходит, продавать красивые слова об правильных вещах — на порядок выгоднее чем возить и перепродавать свежайшие, обалденно ароматные и вкусные сыры. Вспомнилась поговорка про «не мешки ворочать» — и подумалось — что что-то тут не того.
— Человек, Йохан, хочет чтобы ему говорили красиво и про счастье — усмехнулся Кэрр, угадав причину моей задумчивости — Многие говорят правду — и их за это не любят. Человек не хочет правды, хотя и требует говорить правду.
Ага. «Бог с ней с правдой, дайте что-то, во что не стыдно было бы поверить». Ясно все… ну и ловкач же этот Кэрр, однако.
Глава 7
Три дня мы ехали по типичной «сельской местности» — деревушки, крупные и помельче, городов не было. Я уже освоил немного географию — ехали мы, выходит, по югу Валашского княжества, параллельно горному хребту Сен-Ирре — где-то по этим горам, протянулась граница Валаша с Союзом. Земли Союза неширокой полосой предгорий уже по той стороне хребта тянулись вдоль берега моря. Отсюда добраться в Союз мало реально — дорог через горы нет, только тропы — царство горцев-проводников и контрабандистов. Я полушутя спросил Кэрра — как оно мол насчет..? Он скривился и пояснил — возни много, толку мало… если не брать совсем уж… эдакое. А неприятностей можно много нагрести. В горах в верховьях рек недавно князь развернул работу — что-то там мудрит по водоотведению. Ну и войск местами хватает — горцы нет-нет да и нападают на рабочих. Предгорные тейпы уже давно в общем усмирены, даже в войсках имеются горские части — тоже своеобразные, то отчаянно храбрые и преданные — то оставляющие поле боя без приказа и устраивающие бунты. А вот высокогорные — те «условно усмирены». Местами если прямо говорить — идет тихая такая война — княжий спецназ гоняется по заросшим лесом горам и каменным осыпям за группками горцев, горцы устраивают засады, военные экспедиции выжигают и взрывают горские непокорные селения, горцы нападают на лагеря, казармы и рабочих… В общем, знакомо и понятно. Конечно в таких районах тащить контрабанду черевато — можно нарваться и на горцев, и на егерей — а итог будет одинаков — пристрелят на месте скорее всего, или если поймают солдаты, то под суд — и на каторгу. А те районы, где было потише — они находились совсем в диких местах, где толку от затеи с контрабандой без всякого… совсем эдакого… вроде травки или рабов (работорговля тут вполне официально имеет место, но налоги и пошлины на это — очень велики) получается нерентабельно. В общем — тут пока выходит честно жить — проще и выгоднее. Ну и отлично — буде надобность, нечестно я всегда успею, нам оно не привыкать, это никогда не поздно.
Путь наш лежал в Рисское княжество, весьма обширное государство за рекой Сильной. Так я понял — не очень дружественное Валашу. Но прежде чем мы доберемся до Рисса — а прошли мы от силы полпути, мы пройдем через княжество Свирре. Не очень большое, по форме эдакий треугольник, ограниченный рекой и двумя хребтами — и вот между ними, на стыке, и пролегал, собственно, единственный годный путь из Валаша в это княжество. По словам Кэрра (и кстати — сведениям из учебника — да-да, снова сам без помощи прочел главу и почти все понял!) — горные хребты практически непроходимы — по крайней мере — в военном плане с этой стороны Свирре было прикрыто надежно. На единственном шоссе, проходившем по ущельям и перевалам — были созданы мощные укрепления, способные долгое время удерживать крупную армию. Впрочем, это не спасло Свирре — как я понял, из-за каких-то, сложно объяснимых пока для меня династических интриг — княжество это на данный момент являлось сателлитом Валаша — а по факту уже было оккупировано валашскими войсками. Крепости не спасли — без единого выстрела обошлось, разве что мятежи в столице были, да быстро кончилось. Тоже, правда, неспокойное место — не поймешь толком — князь валашский себе прибыток поимел, или лишнюю головную боль. Кэрр еще намекнул, что не только династические зигзаги там сыграли роль — церковные какие-то сложности там вписались, а еще свиррский князь и с финансами что-то напутал, задолжался — да не кому-то, а тому самому Риссу — ну и дабы не дать соседу усилить влияние — Валаш и захватил Свирре фактически. Политика, мать ее разэдак.
Попутно выяснилась смешная деталь. В Свирре, наподобие как в Валаше с «полукняжескими», ввиду нехватки финансов — тоже выпускали монеты «идентичные натуральным». Только тут пошли еще дальше — старый князь велел чеканить монеты из меди, и покрывать серебром. Ну, прям как наш аглицкий Генрих-какой-то-там, с шиллингами. И итог был такой же — у Генриха, правда, на чеканном профиле первым истирался нос — отчего его и прозвали «Старый медный нос»… да вот тутошнему старому князю не столь повезло — на довольно крупной монете отчеканено изображение его конной статуи (кстати — в честь того, что в очередной пограничной заварушке с Валашем Свирре успешно отбился) самой выступающей, а оттого и самой истирающейся частью оказался лошадиный зад. Так и помер князь с устойчивым прозвищем «Медная жопа», хоть и прекратил вскоре чеканку таких монет. Они и до сих пор — нет-нет да и попадаются в обороте, ценясь едва в треть номинала.
В общем, довели Свирре кабаки и бабы до цугундера. Ну, тоже не новость, бывает.
По пути порасторговал все по мелочи из награбленного, переведя нажитый, в соответствии с классиком, несправедливым и преступным путем начальный капитал — в товары. То, что с кузни вез, да тут у крестьян набрал всяческого: кож разных, в одной деревне — по совету Кэрра — очень красивой и изящной глиняной посуды прибрал, да в другой льняной нити.