Войдите!
Входит Ю р а.
Юрка! Ты откуда взялся?
Ю р а. Позвонил в редакцию, сказали, что ты здесь. Ты мне срочно нужна!
Т а н я. А что случилось?
Ю р а. Я сейчас во Дворце бракосочетания был. Очередь — на полгода! И вдруг — знакомое лицо. У нас на юрфаке учился. Оказывается, замдиректора во Дворце работает. Узнал, что я будущий юрист, — ладно, говорит, коллега, несите заявления, поженим вас вне очереди. Идем!
Т а н я. Я еще интервью не кончила… Сейчас тренер из ресторана вернется, минут пять, и все. Ты меня в коридоре подожди. Иди! Я при тебе как-то теряюсь.
Ю р а. А без меня, значит, не теряешься? (Показывает на стол.) Одной бутылки вам мало? За второй побежал?
Т а н я. Юрка, опомнись! Что ты говоришь?!
Ю р а. Извини, Таня… Умоляю тебя — уйди из спортивной редакции! Я все время представляю, как ты любезничаешь с хоккеистами, штангистами, рекордсменами…
Т а н я. Глупый ты, Юрка! Иди, иди!
Ю р а. Ладно, только ты быстро! Да, а паспорт у тебя с собой?
Т а н я. Нет, придется домой заскочить.
Ю р а. Возвращаться — плохая примета. Что-нибудь сегодня случится!
Т а н я. Что может случиться, Юрка? Ты меня любишь?
Ю р а. Люблю.
Т а н я. Тогда поцелуй! А теперь иди. Иди! (Выталкивает его из номера.) Ой, я же магнитофон не выключила! (Перематывает ленту.)
Возвращается Ш у р и к.
Ш у р и к. Ну вот — и трех минут не прошло. Приятель еще компот ест, а я уже здесь. Ну, послушаем, что вы тут записали!
Таня включает магнитофон, слышится ее голос: «Здравствуйте, дорогие радиослушатели! (Шум самолета.) Вы слышите — это в Новосибирском аэропорту приземлился реактивный красавец лайнер…
И лайнер записали? Молодец!
…На его борту команда шахматистов ленинградского Дома ученых. Прямо у трапа мы берем интервью у тренера. Прошу вас, Александр Борисович!.. — Ты меня любишь? — Люблю. — Тогда поцелуй! (Звук поцелуя.)…»
Это какая-то другая команда!
Т а н я. Извините, это репортаж из загса. Вот, ваше интервью здесь. (Перематывает пленку, слышится голос Шурика: «…он играет на первой доске. На второй…)
Ш у р и к (в микрофон). …на второй — кандидат биологических наук Кудрявцев…
Т а н я. Кудрявцев? Его случайно не Ананий Григорьевич зовут?
Ш у р и к. Да… а что? Вы его знаете?
Т а н я. Нет. Я — нет. Мама знает.
Ш у р и к. Все понял! Как поживает Филимон?
Т а н я. Кто?
Ш у р и к. Ваша птичка. Филин.
Т а н я. У нас собака. Филинов у нас нет.
Ш у р и к. А ваша мама сказала, что есть.
Т а н я. Мама?
Ш у р и к. Да, Вера Павловна. Преподаватель с биофака! Она только что была здесь.
Т а н я. Мою маму зовут Елена Михайловна.
Ш у р и к. Еще один адресат! Значит, он и с вашей мамой переписывается?
Т а н я. Переписывался. Это было очень давно, мне и года тогда еще не было. И Владимира Ивановича тоже еще не было.
Ш у р и к. А кто это — Владимир Иванович?
Т а н я. Папа.
Ш у р и к. Детектив какой-то! Папы не было, а вы уже были?
Т а н я. Он был, только он уехал — в экспедицию на полгода. И больше не вернулся.
Ш у р и к. Умер?
Т а н я. Да что вы! Просто он с нами не живет. Он жив, жив! Это — Ананий Григорьевич!
Ш у р и к. Ананий! Так вы… вы его дочь?! (Опускается на стул.) Вот почему он придумал этого какаду! Негодяй! (Тане.) А как же этот… ну, этот, который… чтоб вы в медицинский. Ваш отец…
Т а н я. Это сложная история… Так где же он, скажите? Я должна его увидеть!
Ш у р и к. Садитесь! У Анания Григорьевича сегодня ответственнейший матч. От этого матча зависит судьба… в общем, многое от него зависит! Вы же в спортивной редакции, вы знаете, что такое психологический настрой. Человек сидит в ресторане, спокойно ест компот, и вдруг влетаете вы: «Здрасте, я ваша дочка!» Если он не умер тогда, он умрет сейчас.
Т а н я. Да-да, об этом я как-то не подумала… Ой, а что будет с мамой! Вечером она услышит мой репортаж и узнает, что он здесь! А они не виделись двадцать лет… Нет, я должна ее подготовить! Можно от вас позвонить?
Ш у р и к. Зачем?
Т а н я. Пусть она придет сюда. Что было, то было. Прошло уже столько лет, теперь мы можем наконец встретиться все втроем!
Ш у р и к. Не можете! И вообще, маму не надо готовить. С мамой мы потом разберемся. Надо готовить папу! Никому ни звука, никуда не уходите, ждите нас здесь. А еще лучше — в спальне, чтоб он не сразу вас увидел. Иначе вы погубите папу! А папа на свете бывает один! Хотя нет, у вас их двое… (Убегает.)
Таня закрывает магнитофон, уходит в спальню. Появляется Ю р а.
Ю р а. Ну, куда теперь помчался твой тренер? Таня! Таня! Где ты?
Т а н я (из спальни). Да здесь я, здесь! Юрочка, милый, умоляю тебя — уйди! Понимаешь, я должна сейчас встретиться с одним человеком…
Ю р а. В спальне?!
Т а н я. Я тебе потом все объясню. Все-все!
Ю р а. А зачем? Не надо! Я не следователь, не прокурор, я еще только дипломник. Но нас четыре года учили верить только фактам! А факты, извини меня, настораживают. Спальня, коньяк…
Т а н я. Дурак!
Ю р а. Может быть. Но это не аргумент. (Идет к двери.)
Т а н я. Юрка!
Ю р а. Вы что-то хотели мне сказать?
Т а н я. Нет! (Хлопнув дверью, уходит в спальню.)
Мгновение сцена пуста, затем тихо открывается дверь, снова появляется Ю р а. Осматривается, на цыпочках проходит на балкон, задергивает за собой штору. В номере появляется В а л е н т и н С е р г е е в и ч, подталкиваемый Шуриком.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Пусти меня! Я сказал — не пойду! Я уеду, сейчас же уеду!
Ш у р и к. Ну чего ты боишься? Мужчина называется! Трус ты несчастный! Мы же обо всем договорились! Сейчас ты вбегаешь в спальню и кричишь: «Наконец-то! Я всю жизнь ждал этой минуты!» Обнимаешь и целуешь.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. А потом что?
Ш у р и к. А потом, потом говоришь: «Танечка! Мама ничего не должна знать об этом! Пусть это останется нашей тайной».
С балкона доносится грохот.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Кажется, с балкона что-то упало. (Бросается к балкону.) Смотри, Шурка, под нами на первом этаже какой-то человек висит!
Ш у р и к. Рабочий! Тебе же сказали — настил меняют. Не отвлекайся! Иди! Иди, Ананий!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Никуда я не пойду. Сам придумал, сам и иди!
Ш у р и к. Не можешь два дня побыть отцом? А ты подумал, каково мне? Двадцать лет они у меня на шее. Может, я из-за них гроссмейстером не стал, институт не кончил — чтоб они туда попали. Да разве ты меня поймешь! (Указывает на спальню.) Ты что, ее кормил, растил, в институт устраивал? Явился на все готовенькое.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Да не моя она!
Ш у р и к. Твоя! Твоя — ну, прошу, ради Мишки! (Падает на колени.)
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Что ты делаешь? Сейчас же встань!
Ш у р и к. Не встану!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Встань!
Ш у р и к. Значит, ты согласен? (Кричит.) Танечка, входите! Я его подготовил.
Т а н я (выходя из спальни). Здравствуйте, Ананий Григорьевич!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Здравствуйте…
Ш у р и к (достает платок, сморкается). Боже мой, когда читаешь в газете «Они нашли друг друга» — и то в горле ком, а тут — живые! И как похожи! Одно лицо! Ну, что же вы стоите? Подойдите друг к другу! Может, вы стесняетесь меня? Я могу уйти.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не уходи!
Т а н я (Валентину Сергеевичу). Вы, конечно, удивлены… вы не ждали…
Ш у р и к. Почему «вы»? Ты! Танечка, это же папа! А вот что, давайте выпьем на брудершафт! (Разливает коньяк в две рюмки, одну дает Тане, другую берет себе.)
Т а н я. А папе?
Ш у р и к. Ему нельзя, у него матч. Я пью за здоровье отцов, которые… находят своих птенцов! Ну а теперь, Ананий, ты скажи что-нибудь.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Я сейчас все скажу, все! Я не могу так больше! Какой я, к черту, отец?!
Т а н я. Не надо так, папа, не надо… Ты ни в чем не виноват, я знаю.
Ш у р и к. Вот видишь — ты не виноват!
Т а н я. Ни капельки. Это мама оставила тебя. Я ее тоже не виню — она полюбила другого. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, она мне все рассказала и письма твои показала. Теперь я знаю все! Владимир Иванович удочерил меня и воспитал, но настоящий мой отец — ты.
Ш у р и к (показывая на Валентина Сергеевича). Боже мой, променять такого человека!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Замолчи! Танечка, я должен вам все объяснить. (Шурику.) Перестань давить мне на ботинок! (Тане.)Мне ужасно неловко, что так получилось… Ведь я вижу вас сегодня первый раз…
Т а н я. Не надо, папа! Я знаю, что ты хотел меня видеть и раньше. В каждом письме ты просил об этом. Мама не хотела. Не хотела расстраивать меня и папу… то есть Владимира Ивановича…
Ш у р и к. Умница! Умница ваша мама! Знаешь, Ананий, я все больше и больше уважаю твою бывшую жену. Давайте, Таня, и мы не будем травмировать вашего папу! Не этого — того. Я тебя тоже уважаю, Ананий, но ведь надо признать: отец — это тот, кто воспитывает дитя, а не тот, кто пишет ему письма. Где ваше интервью, Танечка? Давайте его сюда!
Т а н я. Зачем?
Ш у р и к. Включайте, включайте, я все объясню.
Таня включает магнитофон, слышится ее голос: «…это в Новосибирском аэропорту приземлился…»
Дальше, дальше!
«…на второй — кандидат биологических наук Кудрявцев…»
Стоп! Ножницы есть?
Т а н я. Есть. (Передает Шурику ножницы.)
Ш у р и к. Чик-чик — и Кудрявцева нет. Когда склеите, получится просто: «На второй доске играет кандидат биологических наук». А кто именно — не так уж и важно, это не Смыслов и не Таль. Теперь ваша мама может спокойно слушать интервью. И нет никаких опасений, что она вдруг появится здесь, в гостинице.