Т а н я. Папа, но неужели ты не хочешь увидеться с ней?
Ш у р и к. Еще бы! Он мне в самолете все уши прожужжал: «Хочу ее видеть, хочу!» Хочет — но не может.
Т а н я. Но почему, папа?
Ш у р и к. Танечка, вы милая, хорошая девушка, но вы еще не знаете жизни. Ананий Григорьевич — видный ученый, крупнейший специалист по ночным животным, без пяти минут профессор. Наверняка найдется какой-нибудь завистник. Он не будет разбираться, мама оставила папу или папа — маму. Бац анонимку в Зооинститут: «Бросил жену с ребенком на руках!» И прощай профессура! А у папы семья, дети — две прелестные дочурки…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не слушайте его, Таня! Все это неправда!
Ш у р и к. Извини, Ананий, забыл! Дочурок не двое, а трое. Теперь уже трое.
Т а н я. Не волнуйся, папа, я никому ничего не скажу… Кроме Юрки.
Ш у р и к. Кто этот Юрка?
Т а н я. Изотов, студент с юрфака. Мы с ним на картошке познакомились. Пришел к нам в палатку — заштопайте, говорит, джинсы. Только их снял, а тут Вера Павловна. Которая у вас сегодня была. С биофака. Две недели за нами ходила: «Товарищи, осторожно, не разорите гнезда!» Мы ее Цаплей прозвали.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Почему «Цаплей»?!
Т а н я. Не знаю. Студенты всем прозвища дают.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Но она… она похожа на лебедя… На чайку! Какая дикость! Разве цапля бывает в очках?
Ш у р и к. А чайка бывает? В очках, Ананий, бывают только змеи. Ты меня понял?
Т а н я. Боюсь, что Юрка мне не поверит. Скажет, что я придумала эту историю. Знаете, какой он ревнивый! Пожалуй, я побегу! А то он черт знает что может натворить!..
Ш у р и к. Стойте, а интервью? Мы ж его не докончили…
Т а н я. Ничего. Я в конце скажу, что вы сказали, что победит дружба. До свидания, папа! (Целует Валентина Сергеевича.) До завтра! (Уходит.)
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Ну, что ты скажешь теперь?!
Ш у р и к. Что я могу сказать? Если б этот мерзавец Мишка знал, как приходится изворачиваться его отцу! Кто я? Барон Мюнхаузен? Тартарен из Тараскона? Остап Бендер? Два взрослых мужика разыгрывают какой-то глупый водевиль.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Уже не два. Уже один! Я выбываю из игры. Все к черту! Гадко, мерзко, противно! Когда самолет на Ленинград?
Ш у р и к. Успокойся, Ананий!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не называй меня этим идиотским именем!
Ш у р и к. Хорошо, не буду, Валя, Валечка, Валюнчик! Ведь все же уладилось!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Уладилось! Я как на минном поле — иду и не знаю, где подорвусь. Сперва знакомая, потом дочь, потом… Откуда я знаю, с кем он еще переписывается! Может, у него здесь любовница! А может, он кого-нибудь здесь ограбил, убил!
Ш у р и к. О чем ты говоришь, Валя! Милейший, безобидный человек, толстый лысый добряк…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Лысый! Может, мне подстричься под ноль как новобранцу? Все, я улетаю!
Ш у р и к. Я не выпущу тебя! Я закрою дверь!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. А я позвоню твоему Оганянцу и все ему расскажу!
Ш у р и к. Я отключу телефон.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Тогда я сделаю заявление во время матча!
Ш у р и к. Сдаюсь! Черт с тобой, улетай! Улетай в свою берлогу, ешь компот, играй сам с собой в шахматы. Эгоист! Собака на сене! Но даже собака, когда топят ее щенков…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Только не начинай про Мишку — не выйдет!
Ш у р и к. Был у меня друг — и нету! Собирай свои костяшки! Сейчас я тебе принесу билет! (Хлопнув дверью, уходит.)
В а л е н т и н С е р г е е в и ч (вслед). Только на фамилию Тюрин! (Бросает в чемодан счеты, нарукавники, карманные шахматы.)
В дверях появляется В е р а П а в л о в н а с клеткой.
Вера Павловна? Вы?!
В е р а П а в л о в н а. Мы. Знакомьтесь — вот ваш Филимон!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Мой?
В е р а П а в л о в н а. Да-да, ваш. Не скрою, мне нелегко расставаться с ним, но ночные птицы — это ваша тема, Ананий Григорьевич.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Это как-то неожиданно, Вера Павловна.
В е р а П а в л о в н а. Нет-нет, не спорьте! Я уже на это решилась! Хотела вручить перед отъездом, но, зная его характер, подумала — лучше сегодня. Пусть он немножко привыкнет к вам. Пока вы здесь, мы будем кормить его вместе. (Достает из портфеля пакет.) Только за час до кормления надо размочить в кипяченой воде.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Геркулес?
В е р а П а в л о в н а. Да, он обожает его.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Я тоже. Так давайте его покормим.
В е р а П а в л о в н а. Что вы, он спит! Следующее кормление ночью, в два часа.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. А в гостиницу пускают до одиннадцати. Как же вы придете?
В е р а П а в л о в н а. А может, вы вынесете его в вестибюль?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не смогу. Я сегодня улетаю.
В е р а П а в л о в н а. Как улетаете? Что-нибудь случилось?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Да… То есть, вернее, могло случиться. В общем, мне надо… по работе.
В е р а П а в л о в н а. А как же матч? И потом, вы непременно должны побывать у нас в институте, познакомиться с моими коллегами. У нас такие чучела! Я всем сказала, что вы прилетели. А вы улетаете…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Смету я вам все равно сделаю. Сделаю и пришлю. Только вот на какой адрес? Что вы смеетесь?
В е р а П а в л о в н а. Какой вы все же забавный, Ананий Григорьевич! Вы уже три года мне пишете.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Да-да, конечно. Только я подумал — может, это вам неудобно?
В е р а П а в л о в н а. Почему?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Все-таки мужским почерком…
В е р а П а в л о в н а. Ах вот вы о чем! Не беспокойтесь — удобно, абсолютно удобно. Я живу одна.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Правда?! А кого же он тогда заклевал?.. Вы рассказывали…
В е р а П а в л о в н а. Мы расстались три года назад. Он не любил птиц. Филимон, видите ли, мешал ему спать! Когда однажды я вернулась с лекции, клетка была пуста. Он сказал, что его съел соседский кот. Но соседка мне все рассказала: он открыл окно и выбросил его на улицу! Когда я узнала об этом, я открыла дверь и выбросила его. Как я тогда плакала, как убивалась… А ночью он вернулся. Я лежала в постели и, конечно, не спала. И вдруг слышу — скребется в окно…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Кто, муж?
В е р а П а в л о в н а. Филимон. Да, а ваша супруга не будет возражать? Ведь он фырчит по ночам. Негромко, правда, но фырчит.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч (радостно). Пусть фырчит! У меня тоже никого, только мама. Вы не представляете, как она будет рада! Ведь она все время твердит: «Ну что ты сидишь дома один, как сыч?» А теперь у нас будет филин!
В е р а П а в л о в н а. Я очень волнуюсь. Ведь за пять лет мы расстаемся с ним впервые. Мне кажется, он будет тосковать без меня.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Очень!
В е р а П а в л о в н а. Может, первые дни не будет даже есть…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Какая уж тут еда!
В е р а П а в л о в н а. Ну что ж, давайте прощаться. А то я опоздаю на матч. (Подходит к клетке.) Прощай, Филимон! Завтра ты проснешься в другом городе, в другом доме…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не волнуйтесь, я буду его любить. (Делает шаг навстречу Вере Павловне.)
В е р а П а в л о в н а. Вы так мало его знаете…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Но бывает же любовь с первого взгляда! Вы не верите?
В е р а П а в л о в н а (приближаясь к нему). Верю… (Они уже совсем близко, но в это время раздается истошный крик филина. Вздрогнув, они отпрянули друг от друга.) Что с ним? Он никогда не кричал днем. Это рождение какого-то нового инстинкта. Да-да, птица нервничает, и в ее сознании сместились день и ночь.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Еще бы, такой день! (Они снова делают шаг навстречу друг другу и замирают, опасаясь, что филин закричит.) Я отнесу его в спальню, там ему будет спокойней. (Уносит клетку, сразу же возвращается.)
В е р а П а в л о в н а. Ананий Григорьевич, а что, если нам провести совместный эксперимент?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Какой?
В е р а П а в л о в н а. Пусть он месяца два-три поживет у вас, а потом отпустите его на волю. Интересно, сработает ли инстинкт на таком расстоянии, найдет он дорогу или нет?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Если не найдет, я с ним прилечу!
В е р а П а в л о в н а. Когда?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. В любую минуту!
В е р а П а в л о в н а. Я спрашиваю — когда ваш самолет?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Через час.
В е р а П а в л о в н а. Вы опоздаете. До свиданья! (Уходит.)
Валентин Сергеевич в растерянности смотрит ей вслед. Вбегает Ш у р и к.
Ш у р и к. Что здесь делала эта цапля?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Если я еще раз услышу это слово!..
Ш у р и к. Не услышишь! Ничего ты от меня больше не услышишь, ренегат! На тебе твой билет и убирайся!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Шурик… А нельзя его сдать?
Ш у р и к. Что?!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Только что здесь… вот на этом месте… она… она сама сказала, что выбросила его… Нет, дай я тебя поцелую! (Обнимает Шурика.)
Ш у р и к. Да что с тобой, черт возьми?!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Она не замужем!
Ш у р и к. Кто? Цапля?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Я убью тебя! Она свободна! Свободна, как птица! Неужели ты не слышишь, как во мне все поет!
Из спальни доносится крик филина.
Ш у р и к. Кто там?