Т а н я. Пожалуйста.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Благодарю вас. Разрешите воспользоваться телефоном?
Т а н я. Звоните, звоните.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а (набирает номер). Доченька! Вы меня с Олей не ждите, обедайте сами, я задержусь. По папиным делам… Что, он опять звонил? Вышлю, вышлю — журнал у меня с собой. Что еще он говорил? Боже мой! (Вешает трубку.) Все в природе перемешалось! В Ленинграде плюс семь, а в Кишиневе — метель!
Т а н я. Ой, так, может, мой самолет не летит? (Набирает номер.) Справочное? Скажите, рейсы на Кишинев сегодня не отменяются? (Вешает трубку.) Говорят — нет.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Вы летите в Кишинев?!
Т а н я. Да.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. У меня к вам просьба. Мой муж сейчас там в командировке, а из Лондона пришел журнал с его статьей. Конечно, ему не терпится взглянуть. Я собиралась отправить бандеролью, но если вас не затруднит…
Т а н я. Пожалуйста.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а (передавая ей журнал). Нет, просто удивительно! Ведь я могла прийти и завтра, а вы могли лететь не в Кишинев, а в Киев! Попадись такое в романе, в пьесе — никто не поверит. Даже великого Шекспира иные критики упрекают в обилии случайных совпадений. Ну, почему Ромео влюбляется именно в Джульетту, с семьей которой враждует его отец? Почему Гамлет в порыве безрассудного гнева пронзает шпагой занавеску, а за ней стоит именно Полоний? Говорят — так в жизни не бывает!
Т а н я. Бывает. Еще и не такое бывает. У нас, в Новосибирске, журналистка одна пошла в гостиницу брать интервью у одного человека и, представляете, в том же самом номере встретила отца, которого не видела двадцать лет… Да, а как же мне найти вашего мужа?
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Он в гостинице «Молдова», в 305-м номере. Впрочем, неловко вас утруждать — позвоните ему, он сам зайдет за журналом. Зовут его Ананий Григорьевич.
Т а н я. Кудрявцев?
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Вы его знаете?
Т а н я. Да… То есть нет… Вера Павловна рассказывала…
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Да-да, они давно переписываются. Но последний месяц от Веры Павловны не было никаких известий. Ананий Григорьевич попросил зайти, узнать, в чем дело…
Т а н я. Так вы… вы его жена?
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Странный вопрос! Если Ананий Григорьевич мой муж…
Т а н я. Да, конечно… Извините, я пойду… Мне пора… (Уходит.)
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Странная девица. Пожалуй, лучше было послать журнал бандеролью…
Открывается дверь, входит Ш у р и к.
Ш у р и к. Простите, я не ошибся — Вера Павловна здесь живет?
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Здесь, здесь. Она вышла… к тренеру.
Ш у р и к (бросается к телефону, набирает номер). Аркадий Сергеевич? Приветствую вас на берегах Невы. Как устроились?.. А Вера Павловна случайно не у вас?.. Инструктаж? Мне буквально на минутку — передать привет от одного ее знакомого… Вера Павловна, с приездом! Это Копылов, тренер Анания Григорьевича…
Тамара Васильевна прислушивается к разговору.
Теперь вспомнили? А я у вас в номере. Бросайте все и приходите! Через пять минут к вам придет Ананий Григорьевич… Кто вам сказал, что он в Кишиневе? Да здесь он, здесь! (Тамаре Васильевне.) Боже, как трудно с женщинами! (В трубку.) Да не обманывал он вас в Новосибирске! Нет у него никакой жены! (Вешает трубку.)
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. То есть как это нет?! Какое бесстыдство! Какая сатанинская изощренность! «Томочка, улетаю в Тбилиси, родился какаду!» Теперь я знаю, где этот какаду! В Новосибирске! Коварство Яго, лицемерие Полония, жестокость Ричарда — все бледнеет перед этим! Сам Уильям Шекспир не мог бы этого придумать!
Ш у р и к. Шекспир?!. Вы его жена!
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. А вы… вы сводник! Да-да — сводник и интриган! Ничтожество вам имя!
Ш у р и к. Умоляю, не делайте поспешных выводов! Вспомните вашего мавра — из-за его неосведомленности погиб абсолютно невинный человек. Ананий Григорьевич здесь ни при чем — в Новосибирск ездил совсем другой.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Вот именно — другой. Таким я его не знала. Двадцать лет прошли, как сон в летнюю ночь! Вычитывала его статьи, правила его диссертацию, родила ему двух дочерей — а он, видите ли, холостяк!
Ш у р и к. Да не холостяк он! Это Тюрин холостяк, друг мой, который в Новосибирске был, а ваш, ваш был в зоопарке! Все началось с этого какаду! Если б он родился после матча…
Входит В е р а П а в л о в н а.
В е р а П а в л о в н а. Здравствуйте… А где же Ананий Григорьевич?
Ш у р и к. Он в Кишиневе. (Тамаре Васильевне.) Ваш Ананий Григорьевич… (Вере Павловне.) А ваш — здесь.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Значит, вы и есть Вера Павловна?
В е р а П а в л о в н а. Да. Простите, а кто вы?
Ш у р и к. Это… это… жена. Жена Анания Григорьевича. Не того, который здесь, — того, который в Кишиневе…
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Где бы он ни был, он мой муж! Пока еще мой! И я его жена… А вы… вы — эта… которая своих гнезд не вьет… пользуется чужими…
В е р а П а в л о в н а. Кукушка?! Да как вы смеете!
Ш у р и к. Спокойно, спокойно, сейчас все объясню! Все началось с какаду!..
Открывается дверь, вбегает Т а н я.
Т а н я (Тамаре Васильевне). Хорошо, что вы еще не ушли! (Увидев Шурика.) И вы здесь? Смотрите! (Достает журнал.) Я по дороге раскрыла статью, а там фотография автора. Это не он! Это не Ананий Григорьевич!
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. То есть как это не он?! Здесь же написано — «мистер Кудрявцев».
Т а н я. Вера Павловна, взгляните.
В е р а П а в л о в н а. Я не хочу смотреть на этого мистера.
Т а н я. Александр Борисович, разве с ним вы приезжали в Новосибирск?
Ш у р и к. Я по-английски не понимаю…
Открывается дверь, входит В а л е н т и н С е р г е е в и ч с букетом гвоздик.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Уже можно?
Ш у р и к. Ну куда ты вылез? Рано еще, рано!
Т а н я. Вот же он, вот! Папа, ты уже прилетел? А я собралась к тебе.
Ш у р и к. Опять все сначала!
Т а н я. Спасибо за гвоздики, это мои любимые.
Ш у р и к. Отдайте, это не вам! Он не папа!
Т а н я. А кто же он?
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Танечка! Простите меня, если можете, но я — обманщик, трус и негодяй!
Ш у р и к. Это я и хочу вам объяснить, а вы не даете! Выслушайте меня, наконец! Все началось с этого… как его…
Открывается дверь, вбегает Ю р а.
Ю р а. Ну вот, пойман с поличным: гвоздики — ее любимые. Я убью его! (Замахивается на Валентина Сергеевича.)
Т а н я. Юрка!
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Боже, куда я попала!
В е р а П а в л о в н а. Изотов, перестаньте. Я сообщу в деканат — вас оставят без стипендии.
Ю р а. Все равно убью!
Ш у р и к. Убивайте меня!
Все повернулись к нему.
Это я, я заставил его выдать себя за Анания Григорьевича Кудрявцева. (Вере Павловне.) За вашего коллегу. (Тамаре Васильевне.) За вашего мужа. (Тане.) За вашего отца…
Т а м а р а В а с и л ь е в н а (Тане). Значит… значит, вы — дочь Анания Григорьевича? (Обнимает Таню.) Как же я сразу не догадалась? Значит, ваша мама, наконец, разрешила вам встретиться? Как он будет рад! (Раскрывает журнал.) Вы только посмотрите, как они похожи!
Ю р а. И родинка на той же щеке! (Отбирает у нее журнал.) Это будет вещественным доказательством, гражданин Копылов. Вас будут судить за мошенничество и подлог.
Ш у р и к. У меня смягчающие обстоятельства — Мишка, сын… сегодня распределение, а у него гланды! Мне нужна была победа, только победа и записка от капитана.
Т а м а р а В а с и л ь е в н а. Сюжет, достойный Шекспира! Отец идет на преступление из-за любви к сыну.
Ш у р и к. Да какой же я отец? Я — тень отца! А жена, жена, как Офелия, — ходит в ночной рубашке, с распущенными волосами и ждет Мишкиного звонка! (Бросается к телефону, набирает номер.) Нинуля, звонил? Ну что? (Молча опускается на стул.)
В с е. Что?!
Ш у р и к. Он порвал записку и выбрал Памир… Вот тебе и ход конем! Проиграл, вчистую проиграл… И кому — Мишке! Детский мат!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Шурка, ты же говорил — жизнь сложнее шахмат. А твой Мишка начал жизнь прекрасно. Он разыграл дебют сам, без подсказки, а главное — честно! А это так прекрасно, когда честно… Я не биолог, Вера Павловна, я рядовой экономист. Семь часов в день я считаю, не поднимая головы. И вот недавно я ее поднял и увидел, что надо мной небо, а в небе — птицы! Скажите, вы согласны стать моей женой?
Вбегает А н н а П е т р о в н а с клеткой.
А н н а П е т р о в н а. Валя, Валечка! Ты живой? Живой!
Ю р а. Ошибка экспертизы — ваш сын любит другую.
А н н а П е т р о в н а. Я же говорила — вашу невесту зовут Таня, а нашу — Вероника. (Ставит клетку на стол.) Он назвал ее так в честь любимой женщины… (Тамаре Васильевне.) В вашу честь!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Мама, ты опять все перепутала!
А н н а П е т р о в н а. Ой, извините! (Вере Павловне.) Конечно, в вашу. Вы значительно больше похожи…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Мама!
А н н а П е т р о в н а. На невесту.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч (передает Вере Павловне клетку с совой). Берите ее, Вера Павловна, она ваша. Пусть у Филимона будет сестра.
В е р а П а в л о в н а. Вас неверно информировали. У Филимона будет брат.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Значит, вы согласны?!
Они медленно идут друг другу навстречу, но их останавливает крик Шурика.