В дверях поворачивается ключ.
К о с т я. Поздно думать — она!
Вбегает Л ю б а.
Л ю б а. Ну?! Что?
К о с т я. Почему не пришла? Что случилось?
Л ю б а. Потом, потом объясню. Говори, какой этаж!
К о с т я. Первый…
Л ю б а. Что?!
К о с т я. Ну, этот вытащил… в шляпе, с усами…
Л ю б а. Сидоренко! А последний кто?
К о с т я. Не я — это точно.
Л ю б а. Слава богу! (Целует его.)
К о с т я. А где ты была?
Л ю б а (достает из сумочки облицовочную плитку). Вот где! Финская! В хозяйственный у метро заглянула — и как раз привезли… Сама разгружать помогала, чтоб побыстрей. Стою в очереди как на иголках — успею не успею… Примчалась в правление — уже никого… Так какой у нас этаж?
К о с т я (разглядывая плитку). Цвет потрясающий!
Л ю б а. Нежно-нежно розовый…
Н и н а В а с и л ь е в н а. Как утренняя заря…
Е в г е н и й П е т р о в и ч. На заре щуки так здорово клюют!..
Л ю б а. Я вам тоже взяла. Уедем, будете ремонт делать, пригодится. А нам и на туалет, и на ванную, и на балкон.
К о с т я. Балкона там нет.
Л ю б а. Как это нет?!
К о с т я. Зато напор воды хороший.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. И лифт не нужен.
Н и н а В а с и л ь е в н а. И внук не вывалится.
Л ю б а. Какой внук?!
Е в г е н и й П е т р о в и ч. И внук и внучка! Чем ниже этаж, тем больше рождаемость. У дворников всегда масса детей, а живут они обычно на первом этаже.
Л ю б а (Косте). Ты вытащил первый этаж?! Ну что ты молчишь? Говори!
К о с т я. Что говорить… Вот…
Люба смотрит на листок, плачет.
Люба! Люба! Перестань!.. Может, воды принести?
Н и н а В а с и л ь е в н а. Лучше валерьянки.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Идем, сами разберутся.
Уходят.
К о с т я. Люба, ведь это жеребьевка! Фортуна, случай, игра судьбы… И ты могла вытащить первый этаж.
Л ю б а. Я — не могла!.. Зачем я забежала в этот магазин?.. Еще трешку дала, чтоб до завтра полежало, — не тащиться же с плиткой на жеребьевку… Что теперь с ней делать, что?
К о с т я. Люба, в конце концов, вся жизнь — это жеребьевка. Где родился, где учился, на ком женился — лотерея. И счастливых билетов на всех не хватает.
Л ю б а. Но почему не хватило именно тебе?
К о с т я. Потому что свой счастливый билет я однажды уже вытащил. Три года назад, двенадцатого мая, когда на экскурсию «Исторические памятники Ленинграда» из всей группы явилась только одна студентка. Остальные были ленинградцами и считали, что все уже знают… (Тоном экскурсовода.) «…Направо Университет, налево — Меншиковский дворец и знаменитые сфинксы. Привезены из Фив в 1832 году, установлены в тридцать четвертом. Согласно легенде, эти фантастические существа с телом льва и головой человека задавали загадку, которую никто не мог отгадать…» Это была самая прекрасная экскурсия в моей жизни! И разве это не счастливый жребий? Ведь именно в этот день я замещал Марью Михайловну. Если б накануне она не ушла в декрет, мы никогда бы с тобой не встретились… (Целует ее.)
Л ю б а. Обидно, Костя… Столько ждали и так не повезло…
К о с т я. Повезет еще. Поживем пока на первом. Родители вообще с коммуналки начинали — пять комнат, двадцать жильцов…
Л ю б а. Вот и показывай ее экскурсантам как исторический памятник. Сейчас все хотят жить как люди…
К о с т я. Да, зря я в техноложку не пошел…
Л ю б а. Что бы это изменило?
К о с т я. Работал бы в Гипрохиме, квартиру бы сейчас получил, как раз под нами освободилась. Федотовская.
Л ю б а. А кому ее дадут?
К о с т я. Кому-нибудь из Гипрохима. Дом-то ведомственный.
Л ю б а. Да, повезет кому-то… Бесплатно… Как с неба свалилась…
К о с т я. Нам бы все равно не подошло — однокомнатная.
Л ю б а. Нам-то нет, а вот родителям… А знаешь, может даже и хорошо, что ты вытащил первый этаж… У меня родилась грандиозная идея!..
К о с т я. Какая?
Л ю б а. Сейчас узнаешь! (Кричит.) Нина Васильевна! Евгений Петрович!
Появляются р о д и т е л и.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Что случилось?
Л ю б а. Садитесь. Скажите, Нина Васильевна, вы хотели бы нянчить внука?
Н и н а В а с и л ь е в н а. Что за вопрос — мечтаю!
Л ю б а. Так же, как вы, Евгений Петрович, — о моторной лодке. А мы — об отдельной квартире. (Косте.) Не в подвале, разумеется… И вот все это в ваших руках, Евгений Петрович!
Е в г е н и й П е т р о в и ч. В моих?!
Л ю б а. Да-да! Костя, дай папе ручку и бумагу! Пишите заявление, Евгений Петрович!
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Кому?
Л ю б а. Вашему директору. «В связи с изменившимся семейным положением прошу освободившуюся в нашем доме квартиру товарища Федотова…» и так далее.
К о с т я. Почему «с изменившимся»?
Л ю б а. А это будет ясно из второго заявления. (Диктует.) «В нарсуд Куйбышевского района… Прошу развести меня с гражданкой Свиридовой Н. В. в связи с тем, что мы не сошлись с ней характерами…»
К о с т я. Ну, знаешь, Люба!..
Л ю б а. Успокойся, это же фиктивно!
Н и н а В а с и л ь е в н а. Любочка, я всегда поддерживала ваши идеи, но эта… У нас вот-вот серебряная свадьба — и вдруг разводиться?!
Л ю б а. Не навек же — на время. Вы только представьте, как это здорово: и в разных квартирах, и в одном доме! До нашего кооператива в Красном Селе вам час добираться, еще и метро нет. А тут — на одной лестнице! Вы что-нибудь достали — я к вам заскочу. У нас обеда нет — вы к нам забежите, сготовите. И главное — бесплатно. Завтра же забираем взнос, возвращаем вам деньги, можете покупать моторку и ехать куда угодно…
Евгений Петрович, Я даже знаю — куда! На необитаемый остров! Чтоб никто не видел моего позора!.. Да как вам в голову могло такое прийти?! Неужели мы с Ниной Васильевной пойдем на эту… на это… Даже слова подходящего найти не могу…
Н и н а В а с и л ь е в н а. Успокойся, Женя! Любочка, согласитесь, что эта ваша идея не из лучших. Даже если б мы действительно развелись, почему квартиру должны дать именно Жене?
Л ю б а. Кому же еще? Начальник отдела, двадцать лет в институте и еще не разу не разводился. Получите однокомнатную, а мы с Костей останемся здесь.
Н и н а В а с и л ь е в н а. Ая где?
Л ю б а. С нами. Месяца три-четыре, чтоб не вызывать подозрений. А потом помиритесь и переедете к мужу… Ну что тут страшного? Люди ради жилплощади не только разводятся — женятся даже! И почище бывает. Читали вчера в «вечёрке» — муж и жена, ваших лет между прочим, уговорили тещу съехаться. Поменяли ее квартиру и свою на трехкомнатную. А потом спровадили тещу в дом для престарелых.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Эта статья называлась фельетоном. А я, да будет вам известно, ни разу не попадал в фельетоны, даже в стенной печати. За двадцать лет я не подписал ни одного халтурного проекта, ни одного липового отчета, я ни разу не обманул государство…
Л ю б а. Уже за одно это вам должны дать квартиру. Разве наше государство не заинтересовано в улучшении жилищных условий граждан? Чем лучше мы живем, тем лучше работаем. Значит, государству от этого только польза.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Демагогия это! Научились прикрывать высокими словами элементарное жульничество!
Л ю б а. Это я… я жулик?! Ну, знаете ли, Евгений Петрович!.. (Хлопнув дверью, уходит в свою комнату.)
К о с т я. Как ты мог такое, папа? Любе?! Да она уже год на доске Почета висит. Жуликов туда не вешают. И разве о себе она думает? О нас, о нашем будущем ребенке. Да мы давно могли бы родить, а Люба сказала: «Нет! Родители и так на работе устают, а тут еще малыш кричать будет…»
Е в г е н и й П е т р о в и ч. «Люба думает… Люба сказала…» А ты что думаешь?
Н и н а В а с и л ь е в н а. Оставь его в покое! Я знаю, что надо делать! Найти хорошего маклера. Он поменяет этот первый этаж. С доплатой, конечно. Мы поможем: в отпуск не пойдем, люстру продадим, книги…
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Что?!
Н и н а В а с и л ь е в н а. А зачем тебе они? Почти все прочел…
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Некоторые даже дважды. «Преступление и наказание», например.
Н и н а В а с и л ь е в н а. Позвоню Симочке, наверняка она знает опытного маклера…
К о с т я. Не надо никуда звонить, мама! Все равно лучше этой квартиры он не найдет. Тут Люба права — и рядом, и врозь, и продавать ничего не надо… Папа, а если без всяких разводов пойти к директору и сказать: «У нас две семьи, нам тесно…» Может, дадут?
Н и н а В а с и л ь е в н а. Не дадут. У нас сорок метров на четверых.
К о с т я. А вы скажите — в недалеком будущем внук может появиться. Ведь может!
Из комнаты выходит Л ю б а.
Л ю б а. Перестань, Костя! Никуда твои родители не пойдут и никого не попросят. Из всех своих прав они используют только одно — право на труд. Дают — спасибо. Не дают — тоже спасибо. И оправдание на это есть железное: «Как все живут, так и мы». Да не все уже так живут, не все! Для вас путевка в захудалый дом отдыха — счастье, а для кого-то и Карловы Вары — уже не курорт. Кто-то по Черному морю на белой яхте катается, а вы лодку с мотором во сне видите.
Раздается звонок в дверь.
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Зато сплю я спокойно… Это ко мне — дипломница. Ниночка, пару бутербродов и чай!
Н и н а В а с и л ь е в н а. Девятый час, неужели она не ужинала?
Е в г е н и й П е т р о в и ч. Может, и не обедала — студентка.
Л ю б а. Идем, Костя!
Уходят в комнату. Н и н а В а с и л ь е в н а идет на кухню. Возвращается Е в г е н и й П е т р о в и ч с Л е н е й.
Л е н я. Извините, что дома вас беспокою… На одном чертеже визы вашей нет. Хватились, а вы уже ушли… С утра все в копировальную бросятся — конец квартала. Опоздаем — без премии останемся…