Уснул на теплоходе – проснулся уже перед Москвой. Приехал домой в 10 часов вечера. Помылся, поел огурчика с черствым хлебом (огурчик был в холодильнике вялый-вялый, а кусок хлеба дала соседка) и побежал к Журавлевым. Дома сам Дима, Валентина Павловна и Машка. Страшно обрадовались – расспрашивали. Потом Машка легла, а я сел ее успокаивать (у нее завтра второй тур – этюды) – психует страшно.
Я сейчас пришел домой. Один. Ты знаешь, Кис, я все-таки еще маленький. Вот я вошел в пустую квартиру, в руках батон и 200 граммов масла. Никого! И так мне почему-то стало грустно, одиноко-одиноко, и я страшно захотел к кому-нибудь родному-родному и близкому уткнуться в колени и чтобы мне гладили голову и ласкали бы меня. Неуютно, пусто, тоскливо! Я взял твои прошлогодние письма, которые ты писала мне в Ригу, – читаю. Как они не похожи на теперешние! Говорится в них о том же, но сколько в них любви и подлинной грусти. Хоть бы одно «прошлогоднее» письмо пришло мне сейчас!
Кис! Целую, куда хочу и куда ты хочешь.
Спокойной ночи, милый. Будь умницей!
7 ч. 20 м. 7 августа. Сижу в Химках, на пароходе «Коккинаки». До отхода еще 40 минут.
Что за ужасный день был сегодня! Сейчас голова кружится и болит, все время подташнивает. В общем, Машка конкурс не прошла. До этюдов не допустили.
Дома сначала был рев, потом Машка взяла себя в руки и успокоилась внешне. Дима очень огорчен. Завтра они едут на дачу. Я за ненадобностью тоже уехал. Машку жалко. Я за эти три дня до того наволновался и набегался, что очень плохо себя чувствую. Еду только с одной мыслью – получить твои письма. Если их нет, то это ужасно, и так настроение паршивое. Но надеюсь, что их там есть, и не одно.
Татка (Журавлева) приехала вчера. Ночевала у меня, утром вместе ходили в училище. Провели целый день вместе. Утром поехали на кладбище – посетили Остужева, Берсенева, Нежданову, походили у памятников, посмотрели. Люблю кладбища – в Риге бывал без конца (там прелестные). Они на меня навевают какое-то грустно-приподнятое настроение. Я никогда, никогда не бываю такой настоящий, как там. Приедешь, пойдем как-нибудь, ладно? Или ты не любишь?
Открылась сельскохозяйственная выставка. Ты знаешь? Мы пойдем?
Целую, жду, мы поехали. Трясет.
Твой
Письма из Киева и Ленинграда, 1956 год
Киев, гостиница «Украина», 25 июня
…Отдельный номер-люкс (огромная кровать, зеркальный шкаф, письменный стол, кресла (2), стол круглый, два стула, ванная с душем, уборная, радио, телефон, тумбочка, ковер, коридор с вешалкой и трюмо; два окна, две картины). Живу, как царь. Скучно дико! Приехал – устроили смотрины всей группой: бабам понравился сразу, режиссуре пришлось еще понравиться дальше. В общем, утвердили. Читаю сценарий – местами смешно, местами дико глупо. В целом – дешевка страшная, ну, черт с ней! Образ банальный, но довольно яркий.
Сегодня поехал первый раз на студию[13]. Побрили лоб (не пугайся – чуть-чуть, даже не заметно), сняли на фото и пошли мерить костюмы, шитые на Мишку Козакова. Все – узки и чуть-чуть коротки, но красивы очень – будут переделывать.
Группа сносная, но не без говна. Режиссер – Суслович – очень милый дядька. В меня с ходу влюбилась его дочка. Ходит целый день за мной, прелестная девка, к сожалению, завтра уезжает с матерью в Сочи. Она мне сказала и отцу, что влюбилась в меня с первого взгляда и никуда отсюда не поедет. Ей 4 года. Играем целыми днями, мать и отец ревнуют. Хочу такую свою.
На студии искал Ваську Ланового (он снимается в «Как закалялась сталь»), не нашел. Сел гримироваться – налетает кто-то сзади – Васька. Лобызались, лобызались, как будто первые друзья всю жизнь – что значит тоска и одиночество.
Первая моя съемка будет 27-го числа – вход в Телецентр, первая работа актера Ширвиндта: первая съемка, первая зарплата, первый настоящий Александр Анатольевич. Страшно!
В картине снимаются:
Кмит – героиня,
Вицин – один герой (смешной),
Ширвиндт (второй, менее смешной),
Носова – подруга Кмит,
Сухаревская – няня в зоопарке,
Дмитриев – мой аккомпаниатор,
Сорокин – темная личность.
Все.
Единственно, чего я боюсь по-настоящему, – это что я дико буду уставать. Темпы работы здесь бешеные. Одна съемка с 6 утра до 12 дня – 2 дня. Вторая с 6 вечера до 12 ночи или с 9 вечера до 4 утра. Причем системы нет – все в этом «искусстве» зависит от погоды. Сидит вся группа и молится на солнце: день, два – в гримах, в костюмах сидишь и молишься. А я, честно тебе сказать, устатый (я вижу твою ухмыляющуюся физиономию). Родичам я, конечно, сказал, что легко и приятно и я отдыхаю, но, увы, не так.
Пока эти два дня относительно свободен – пишу тебе большое письмо, не знаю, что будет дальше.
Киев – очень, конечно, красивый город. Весь зеленый – главная достопримечательность. Но я ожидал большего, по рассказам.
С 5 июля здесь начинаются гастроли вахтанговцев.
В Москву пока что вырваться не удастся, ибо каждый день съемки. Но думаю, что, когда осмотрюсь и освоюсь, – вырвусь, так ближе к середине июля. Вот!
Пока денег не получил, и денег нет. Обещают завтра дать суточные. Поэтому, Кисик, звонить часто и лететь в Москву пока не на что. Как только деньги появятся, позвоню.
Целую тебя. Думай о молодом дебютанте, желай ему успеха, будь умницей, напиши мне о практике – подробно. И обо всем, обо всем.
Передай привет всем своим.
Твой А.Ш.
На бланке кинофильма «Любовь не слепа». Добавлено от руки:
«Какой удачный эпиграф к моему письму».
Начало письма не сохранилось.
…Жизнь мне здесь сейчас интересна и нова. Я помолодел – нет заботы, нет надоевших стен и повседневной пошлой жизни.
Кис! Ты понимаешь? Я вступил в новую трудную жизнь – жизнь в искусстве. Пока мне повезло – я в хорошей группе, с большинством по-настоящему творческих людей. Я хорошо обеспечен, прекрасно живу в прекрасном городе. Но кругом, даже здесь, полно пошлости, грязи и богемы – в плохом смысле слова. Я рад, что далек от этого, я просто не понимаю вкусов этой дешевой богемы – мне противно. Но скуки в своей личной жизни, привычки вместо настоящих чувств не хочу. Дальше будет труднее. Во многом надо будет разбираться самому – и главным образом в себе. Что труднее всего. Хочу счастья! Большого! Ясного! В коем можно быть самим собой, ничего не стесняясь и не скрывая! Хочу радости! Не хочу ныть в жизни. Я до сих пор ныл и часто – противно.
…Жить мы будем с тобой с большими чувствами, без спекуляции и главное – без жертв! Так и договоримся.
Целую крепко.
Твой
Киса! Мечущийся мой маленький человечек! И всюду-то она едет, и сколько у нее волнений и разочарований! Ну, не надо огорчаться! Скажи «ша». Сказала? Вот. Ты меня любишь? Целина! Мишка Курепин[14] написал мне, что он взволнован твоим патриотическим порывом и что ты молодец. Я тоже взволнован и считаю, что ты молодец у меня, но на целину ехать не надо. Я умоляю.
Твое письмо. Решай! Пиши! Хоти! Зови! Давай поговорим серьезно и по-взрослому. Что это такое? «Напиши быстро, а то я махну на целину». Ну, ладно. Слушай внимательно: я сейчас мало пишу – прости меня. Ты даже не представляешь, как я загружен и как выматываюсь за эти дни. Последние 6 дней стоит хорошая погода, и гоним вовсю. Вицин (наш герой) должен уехать на спектакли 25 июля, и к этому времени нужно снять основные сцены с ним. Мой день всю эту неделю таков:
5:00 – подъем
5:30 – машина у входа
с 6:00 до 17:30 – натурные съемки
18:00 – разгримировываюсь, что-то ем, едем (в 18:45) в павильон на студию
19:00 – 1:30 ночи – съемка
с 2 часов ночи до 5 утра я сплю.
Так неделю. Мне плохо. Я устаю. Тебя рядом нет.
Ну вот! Дальше. Если до 25-го снимем все основные вицинские сцены и он уедет до 10 августа, то в период его отсутствия мы, наверное, снимем все мои сцены с Ольгой (героиня). Если это случится, то после 10 августа я буду значительно свободнее. Но ты не знаешь, что такое кино. Здесь сумасшедший дом. Никаких планов, никаких обещаний. Все в воле случая, солнца и директора. Так что серьезно говорить можно будет только к концу июля. А вдруг нет погоды, и вся натура летит! И все! Я очень хочу тебя видеть. Я хочу вырваться в Москву. Если не выйдет, приедешь ты, хоть ненадолго.
Курепин написал мне очень хорошее письмо. Хочет ехать на машине или в Киев непосредственно и жить под Киевом, или проездом на юг. Я написал ему свои прогнозы, и мы будем связываться в конце июля. Может быть, вы вместе приедете. Ну, не буду загадывать. Там будет видно (твоя самая ненавистная фраза).
Звонил я своим в Крым. Они числа 23-го приедут в Киев, к ребенку, дня на два проездом. Звонил тебе раза два – нет дома. Где ты? А? Ты пишешь, что сама будешь звонить, а куда? Нас с Игорем Дмитриевым переселили уже в 6-й номер с момента прибытия. Из теперешнего тоже обещают гнать.
Завтра смотрим первый мой материал. Волнуюсь! И ты поволнуйся немного. Ладно?
Твой
Письмо Наталии Николаевны
Без даты
Дорогой Киса!
Я выехала из Киева с твердым намерением тебе не писать, вернее, писать редко и не ныть, но мне сделалось так невыносимо плохо, что я не смогла тебе не написать. О чем писать? Не знаю. У меня совершенно дикое настроение, вчера готова была вообще вылезти из машины и идти к тебе пешком. Сегодня не легче, и главное – нечем себя утешить. Курепины все время целуются, а я лежу на заднем сиденье и плачу. Хотела ехать в Москву, но ведь там легче не будет, лучше уж сменить обстановку.
Вообще я ругаю себя за то, что поехала в Киев. Мне было очень хорошо с тобой, и я старалась не думать о том, что теперь целиком завладело моими мыслями. Кис, пиши мне почаще, хотя бы вначале, а там я немножко привыкну и мне будет легче. Мне кажется, я никогда не любила тебя так, как теперь. Я буквально схожу с ума. Но надеюсь, что это скоро пройдет, только ты напиши мне. Еще никогда мне не было так плохо.