В номерах тесно и нет телефонов. Сегодня 14-е число, а ощущение кошмара от гастролей уже наступило. Писать о впечатлениях не буду, ибо их нет. Единственное – приезд Горемыкина[55] с трубопровода Бухара – Урал. Провели яркие сутки вместе.
Играю каждый день, а завтра начинаем пытку под названием «Лермонтов»[56]. Сегодня вечером худсовет, буду пытаться отказаться от роли – вероятия мало.
16-го числа вступаем в телевизионную студию со своим традиционным опусом «У вас в гостях артисты Театра имени Ленинского комсомола, знакомые вам по кинофильмам». Передача теперь у нас стала мощнее из-за Харитонова и Збруева.
Питаемся в обкомовской столовой (этот абзац особенно тщательно читай матери). Итак, питаюсь в обкомовской столовой – полный люкс.
Обед
Меню:
Салат из свежих огурцов – 12 копеек
помидоров – 12 копеек
Суп домашний с гренками – 8 копеек
Мясо тушеное с гречневой кашей – 10 копеек
Сок клюквенный – 7 копеек
Итого: 49 копеек
Вкусно! Питательно! Дешево! Чисто! Изжоги никакой (тьфу, тьфу).
Ужин (в гостиничных условиях)
Кефир – 2 р. 87 к.
Что придется – 2 р.
Завтрак – как можно больше молока для оттяжки.
Все, кроме обеда, – шутка!
Сегодня первый день жара и духота – это погибель: здесь пыль и беззеленье полное. Был холод – это было спасение.
Читаю книжки и газеты.
Сыну: про тормоз на самокате я знаю и при выборе его в магазине проверял тормоз в первую очередь. Игрушек в Челябинске нет, куплю в Новосибирске.
Племяннику: (см. сыну).
Матери: люблю, целую, скучаю, призываю к миру, отдыху и скучанию по мне!
Жене: (см. матери).
Теще: (см. жене).
Деду: вся надежда на деда!
Писать буду очень регулярно – раз в месяц – если за оный произойдет хотя бы одно событие, достойное моего пера.
Сын, отец, зять, муж – проездом из Москвы на дачу в городе Челябинске.
Куся!
Не понравился мне твой голос последний раз по телефону – дрожь в нем была какая-то и нечистая совесть сквозила – убью!
Ты меня любишь? Как сын? Вспоминает для проформы отца или даже не обозначает?
Новостей никаких, кроме тупой тоски. Каждое утро пытки под названием «Лермонтов», вечером спектакли. Премьера безобразия здесь 28-го числа. Всеми правдами и неправдами отбиваюсь от одной половины роли – от Грушницкого. Сдвиги есть, но поддержки мало.
Песочные брюки облил чернилами только что с ног до головы – нет же ручки у меня, беру у коридорных бутыль, которую и пролил. Положили их в хлорку, в тазик, лежат. Говорят, или пятна не будет, или брюк – их может совсем разъесть.
Куся! Ты должна же понимать, кто я у тебя такой – любящий, нестандартный, не пошлый (самобытный) и скучающий, – учти это, пожалуйста.
Поцелуй всех дачных от меня. Поцелуй себя от меня во все места, куда достанешь. Постарайся достать побольше.
Скучаю.
Твой
P.S. Сегодня получали по 10 рублей в обществе по распространению знаний (играли у них один концерт), и в ведомости обнаружил еще не виданный доныне вариант своей фамилии – А.А. Шармант (может, взять себе такой игривый псевдоним?).
Вчера было 40 градусов в тени! Вода не идет – хуже пытки не придумаешь!
Звонил тебе целый вечер, замучил всю квартиру и телефонный узел – где же ты шляешься? Просто неудобно перед сослуживцами. Когда ты уезжаешь и уезжаешь ли вообще? С кем?
От Грушницкого удалось освободиться – ура! Пойду в борьбе дальше. Хочу домой!
Никто не хочет стирать носки и трусы. Стираем в раковине и материмся – вот до какого падения дошел твой единственный муж. Больше того: зашил дырку впереди носка белыми нитками. Носок торчит из босоножки, и все видно. Все смеются, а я горд!
Смотрел вчера «Журналист из Рима» – расстроился вусмерть: прелестная картина, а в таких случаях я всегда расстраиваюсь. Грустно.
Из Новосибирска я буду тебе звонить, наверное, под утро, ибо ты шлендраешь до 1 часу ночи, а разница во времени будет уже 4 часа. Ужас!
Ты только пойми, что все равно наступит момент и я войду в дверь по адресу: Москва, Скатертный переулок, 5 а, кв. 8, и внимательно посмотрю на твою мордочку. И если ты к тому времени не приобретешь профессионализма, то я все по ней (мордочке) увижу. Пусть эта мысль тебя преследует повсеместно.
Было время, когда ты мне писала письма почти каждый день и даже в одностороннем порядке. А здесь за три недели одна писулька – знаменательно!
Жду объяснений, возврата чувств, жажду мщения.
Твой (пока что)
Из Новосибирска в Ригу,
3 июля 1963
На листе картинка: «Москва. Проспект Маркса».
Ну вот я и в Новосибирске (не обращай внимания на картинку).
Городишко как будто почище и поширше Челябинска. Не успел еще понять, так как вчера вечером приехали, а утром уже спешу писать тебе (чего не могу сказать о твоем рвении – мне на почте ничего нет, а я так люблю получать письма сразу по приезде в город).
Живем в гостинице «Новосибирск». Телефоны в номерах городские, то есть не через коммутатор, а индивидуально в каждый номер.
Учти, что звонить надо из расчета разницы во времени 4 часа.
Я, конечно, понимаю, что в вихре сильных и свежих впечатлений, да еще в такой прелести, как Прибалтика, я стушевался и отъехал на 24-й план. Посему не буду изливаться в тоске и любви, чтобы не показаться смешным и непонятным.
Просто в порядке справки хочу сообщить тебе, что сегодня у нас в Новосибирске 3-е число – июля. Еще месяц и один день здесь придется вкалывать, но все-таки перевалило на вторую половину гастролей, и чуть-чуть забрезжил финал.
Ну, целую – напиши, позвони, не забывай.
Твой
Жена! Заблудшая гулена! Туристка моя сраная! Щенок мой вшивый, но родной!
Я пишу, а ты едешь домой – завидую тебе по-страшному.
Как тебе не стыдно так надолго бросать мужа своего единственного, можно сказать, и уникального. Вот другие жены, как я наблюдаю, пишут, пишут, пишут. А я хожу, хожу, хожу – и ни хера путного. Это что же получается, за все ультравпечатлительные гастроли в Таллине и Риге – 1 (одно) письмецо! Хулиганка!
Любопытная история. Новосибирск считается второй столицей, а ручки шариковой зарядить негде – не знают, что это такое. А рядом, в научном городке, кибернетическая машина, которая все может. Вот как!
Сегодня у нас вечер 9-го числа, а завтра буду звонить тебе. Веди себя хорошо! Приласкай семью, а то они совсем там (судя по прогнозам) сгнили на даче (а у нас за второй месяц сибирской ссылки не было меньше 30 градусов). Где справедливость?
Пиши чаще!
Целую, скучаю.
Письма из Перми, 1964 год
Вчера с триумфом сыграл «Чемодан» вместо Богачева. Играл педераста в рыжем дамском парике. Сорвал миллион оваций. Что ни день – радую пермяков и пермячек творческими победами. В остальном все довольно тускло: жарко, заболела Ольга Яковлева. К ней подошел здешний профессор и походя сказал, что после таких радиоактивных городов, как Пермь и Свердловск, и думать нельзя о юге, чем привел в панику 3/4 труппы.
Река Кама к купанью не приспособлена – грязно, холодно, опасно!
Пришли мне Мишкину карточку – только не ту, которая тебе нравится, а ту, которая мне нравится, то есть ту, которая тебе не нравится. Пусть он мне сам что-нибудь напишет. И вообще намекай ему изредка, что у него в принципе есть отец.
Обкомовская столовая работает на коммунистических основах – поел, из холодильника взял какой хочешь компот, сок, кисель, минеральную воду, к большой тарелке подошел, там деньги разные навалом. Рядом меню и счеты. Посчитал свой обед и расплатился сам с собой. Наша труппа делится на три неравные категории:
1) поев, кладут в кассу немного денег,
2) поев, берут из кассы немного денег,
3) в слезах от умиления часами высчитывают свой обед и расплачиваются точно.
1-я группа – 35 процентов от всей труппы,
2-я группа – 64 процента,
3-я группа – Аркаша Вовси.
Уж лучше бы не говорить с тобой по междугородной связи – огромная трата времени, нервов и денег. Ну что за манера эдакого холодно-презрительного равнодушия? Что за уши там вокруг тебя, которые не дают возможности нормально поговорить с далеким, усталым мужем. Дабы впредь подобного не повторялось, пишу тебе схему – образец телефонного разговора:
Я: Киииис!
Ты: Киииииииииииис! (Глубокий радостный вздох, переходящий в счастливый тихий смех.)
Я: Ну, как там?
Ты: Родной мой, любимый, я скучаю безумно, все время плачу (ударение на «а»), жду. Ночами мне снится твой гибкий стан.
Днями, когда я вижу своих недоношенных любовников, я закрываю глаза, и передо мной тут же встает (не пугайся) твой облик – худой, ласковый, единственный и гениальный.
Я: Киис!
Ты: Я пишу тебе по три письма в день. Там – все, все. По телефону я не могу сказать тебе, как я тебя хочу, как тебя целую и куда, какая я хорошая и верная.
Я: Ну, Кис!
Ты (плачешь): Нет! Мне не хочется плакать! Я слышу твой голос, ты со мной, ты мой, я верю тебе, я буду верить себе, я буду бороться с соблазнами, какими бы сильными они ни были.
Я (молчу).
Ты (молчишь). Молчим 3 минуты 27 секунд (всего на 83 копейки).
Я: Ну, Кис!
Ты: Что?
Я: Целуй меня.
Ты (облегченно бросаешься мне на шею).
Нас разъединяют.
Вот так приблизительно. Могут быть небольшие варианты только последнего куска. Остальное – эталон.
Сегодня у нас 14-е, вечером передача про кино.
Жара страшнейшая. Делать по утрам нечего. Завтра начинаем репетировать Брехта – еще не легче!