– А для чего живем, как не для удовольствий? Я не жадный. Деньги нужно тратить. Когда-то и я не понимал разницу между вином за тридцать рублей и за тридцать тысяч. Теперь понимаю.
Он спросил с сомнением:
– В самом деле есть разница?
– Есть, – заверил я. – Вот соберемся в следующий раз, я закажу разные, чтобы можно было сравнить. Ты все поймешь.
Он вздохнул.
– Вряд ли.
Я засмеялся.
– Бумажник пуст? Не беда, на то есть друзья, чтобы на них положиться. Договаривайтесь… или я лучше сам все закажу и организую.
Он протестующее выставил вперед ладони.
– Нет-нет! Это у тебя своя фирма, и тебе не надо быть на службе от и до, да еще обязательно при галстуке! А мы все – народ подневольный. И хотя студенты тоже сбегают с лекций, но все же не со всех и не всегда. А некоторые еще и работают. Или хотя бы подрабатывают.
– Хорошо, – согласился я, – уточняйте, а потом Лина пусть мне только скажет время и – сколько человек. Организую все по высшему классу!
– Да-да, – сказал он все с той же странной интонацией, в которой мне чудилось нечто недосказанное, – это да… ты организуешь, верю. Да только, как бы тебе это объяснить, не надо нам ничего организовывать. Понимаешь, в нашем мире от черной икры, которую лопаешь большой ложкой, не умнеют… как и в твоем, кстати. Но вам на это наплевать, а нам – нет.
Я спросил непонимающе:
– Хочешь сказать, что черная икра как-то тупит мозги?
– В какой-то мере, – ответил он с той же непонятной интонацией. – В какой-то мере… Так что на будущее не надо организовать. Ничего! Это доступно?
Я покачал головой.
– Нет. Не доступно. Плачу я, с вас ни рубля, студенты – народ бедный, знаю. Так в чем траблы?
Он вздохнул.
– Знаешь, орк, мы тут что-то вроде эльфов. Не такие крутые, как вы, орки, не такие быстрые, как темные, не такие неразборчивые, как раса людей. Так что живем не так, как у вас, орков. Доступно? Это так, в общем. Умному достаточно. Вы же, орки, умные?
Я помолчал, откуда он знает, что я баймлю всегда за орков. Но раз угадал точно, да еще с такой уверенностью, что даже не спрашивает, а говорит так, словно иначе и быть не может, я – орк, на мне как будто написано, что я из орочьего племени…
– Лады, – ответил я сумрачно, – но посоветуюсь с Линой. Если ты не против, конечно.
Я постарался подбавить в голос сарказма, чтобы он видел, как мне наплевать на его мнение, но он не понял, с самым серьезным видом кивнул.
– Посоветуйся. Да-да, именно посоветуйся.
Я ушел с балкона, что-то он не то имел в виду, что сказал. Эти светлые эльфы еще большие хитрованы, чем темные, те сразу и честно признаются: да, мы – говно, а эти хитрят, скрывают нутро, как будто там не такое же говнецо.
Не люблю таких.
Расходились за полночь, шумно и с воплями застряли в прихожей, все обменивались поцелуями и шутками. Почти каждый предлагал мне присоединиться, но я вежливо отказывался: дурак буду, если сейчас уйду. Наконец в квартире остались только Андрей и Вероника, но и одни начинают вроде бы собираться, Лина взяла меня за руку и вывела на балкон. Сердце мое ликующе трепыхнулось, как все классно получается, а я все ломал голову, на какой козе подъехать, здесь же только к стенке ее прижать, задрать кофточку…
Ее глаза смотрят очень серьезно, и мои руки висят бессильно, даже не пытаясь сделать движения к ее вторичным половым признакам.
– Виталий, тебе тоже пора.
Я пробормотал:
– Ну что ты, я вовсе не собираюсь задерживаться до утра… Но пусть они идут, я выйду чуть позже…
Она покачала головой:
– Нет. Извини, но в этой квартире правила устанавливаю я.
– Лина, – сказал я с укором, – ну что ты в самом деле! Так все хорошо шло, стол был таким хорошим, все оттянулись, побалдели…
Она вздрогнула, глаза чуть расширились.
– Или, – спросила она шепотом, – ты считаешь, что, заказав эти дорогие вина, обязал меня чем-то особенным?
Она смотрела требовательно, я постарался как можно естественнее изобразить недоумение и даже возмущение, что ей пришла в голову такая мысль, хотя, вообще-то, кто девушку танцует, тот ее и ужинает, или, как говорят гораздо точнее: кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Но здесь, как сказал Андрей, не отличают изысканные вина от простой бормотухи, так что мою жертву мало кто оценил, теперь заметно. Даже прощались со мной, уходя, как-то слишком весело, как с приглашенным тамадой или затейником, которого пригласят только на следующий праздник, но в свой круг не примут.
– Ты чё, – спросил я как можно более естественнее, – обалдела?
Она не сводила с меня взгляда, глаза тревожно расширены, там темнота.
– Ну, – сказала она с неуверенностью, – если тебе и в голову такое не приходило, то извини, что я такое о тебе подумала.
Все-таки она понимает, что я хотел и собирался остаться, как понимаю и я, что она все поняла, но оба разыгрываем спектакль, что я ничего такого не хотел и не думал, а она вообще не может поверить, что у меня есть гениталии, словом, оба изображаем импотента и дурочку.
Наконец я пробормотал:
– Все-все, иду. Ты тоже извини, я привык к другим правилам.
– Это заметно, – ответила она. – Все нормально. Людей, которые живут по твоим правилам, гораздо больше, так что все нормально.
Я вышел в прихожую, оттуда провозгласил весело:
– Со мной кто-нибудь идет?
Из другой комнаты появились Андрей и Вероника, уже готовые к выходу. Расцеловались с Линой, Вероника дружески подхватила меня под руку, втроем вышли на площадку. Лина улыбнулась нам и закрыла дверь. Я слышал, как щелкнуло, понятно, что глупо было бы на улице избавиться от парочки и вернуться: все равно не откроет.
Теперь мы не просто знакомы, как поставщик и получатель услуг, или, точнее, чтобы не звучало двусмысленно, менеджер по найму квартир и клиент, а уже приятели. На правах приятеля я подкатил на «мерсе» к универу, а когда Лина сбежала по ступенькам, вышел и широким жестом распахнул дверцу.
Лина вздрогнула и широко раскрыла глаза.
– Опять ты?
– А что, – поинтересовался я, – мне надо было исчезнуть?
– Да мне почему-то показалось, – ответила она, – что просто должен исчезнуть.
– Почему?
Она поморщилась:
– Почему надо объяснять такие простые вещи? Вот показалось просто. В некоторых случаях объяснять слишком долго и сложно. Нужно чувствовать.
– Я толстокожий, – признался я. – С чувствами у меня всегда был напряг. Как-то мама мне долго объясняла, чем прекрасно «Лебединое озеро», но так и не врубился. А теперь понимаю, что это ты мое «Лебединое озеро». И все эти «аиды» и симфонии.
Глаза ее стали шире, всматривалась в меня с некоторым испугом.
– Ну ты и сказанул!
– Как могу, – пробормотал я. – Как умею.
– Бред какой-то.
– Меня мама водила в детстве в Третьяковскую, в Эрмитаж, потом рекомендовала какие-то прибывшие из Лувра выставки… А я теперь вижу, что на тебя только надо… как на Эрмитаж, на Лувр, на Сикстинскую, или как ее там, мадонну.
– Та мадонна с ребенком, – буркнула она. – Извини, мне надо идти. Нет, в твою яхту на колесах не сяду.
– Почему?
– Берегу репутацию, – съязвила она.
– Да ладно тебе!
– Еще раз извини.
Я смотрел вслед и понимал с горечью, что бесполезно догонять и уговаривать. Где-то у нас не пересекается, а если плечом в плечо в одном направлении, как говорят, то между нами слишком много километров, чтобы действительно плечом в плечо. Во рту разливается желчь, откуда и взялась, будто полдня жевал полынь. И такая тоска, что даже не понимаю, почему так гадко, как будто все рухнуло, как будто и деньги отняли, и сквозь стены перестал проходить, и лет мне под сорок, а то и под пятьдесят…
Сиденье приняло меня с молчаливым сочувствием, радиоволна попыталась играть что-то веселое, но слишком фальшивое. Я грубо велел заткнуться, и оно виновато умолкло. По улице я поехал так медленно, что за перекрестком остановил гаишник и, проверив салон насчет оружия и мешков с наркотиками, спросил в недоумении, чего это, гад, крадусь.
Мимо плывут рестораны, кафе, стриптиз-бары, салоны с предоставлением самых разных услуг, но я видел только ее лицо с вздернутыми в недоумении бровями. Рука то и дело дергалась к мобильнику, можно бы позвонить, объясниться, рассказать, что она не так все поняла, но как признаться, что я вламывался в ее комнату, пошарил там и знаю все ее секреты, которые она доверила компу?
По крайней мере знаю емэйл, аську, все номера телефонов. Другой бы давно позвонил, даже с гордостью, вот какая я круть, а сейчас боюсь и пикнуть, как будто что-то своровал. Или в самом деле украл? Херня какая-то. Всего лишь телефоны переписал, а чувство такое, что украл. Или потому, что у нее? У другого бы – хрен с ним, перетопчется.
Сегодня она вышла из универа с Андреем, остановилась с кем-то поболтать, а Андрей сразу направился к моей машине. Я почему-то ощутил, что разговаривать из салона как-то не совсем, вылез, сказал «хай», он кивнул, лицо дружелюбно-сочувствующе.
– Привет-привет, – сказал он. – Знаешь, это была моя вина.
– В чем?
– Когда я пригласил тебя на день рождения Лины. Все-таки ей самой виднее, кого звать, кого… нет. А я влез, стараясь всем услужить, и… напортил.
Меня обдало холодом, я спросил чужим голосом:
– В чем?
– Да получилось, что ты как бы не в ту дверь вошел. У нас компашка простых людей… Да еще настолько простых, что даже не стараемся казаться богатыми и толстыми. Если честно, хоть ты и не поверишь, нам это не надо. Тебе с нами… гм… будет скучно.
Я чуть было не стал уверять, что не заскучаю, не такие уж они и скучные, но взглянул в его смеющиеся глаза, успел сориентироваться.
– Хочешь сказать, что скучно будет вам?
Он развел руками.
– Не скучно. Может быть, даже весело. Но тебе это надо, чтобы весело было… над тобой?
Я покосился на ступеньки, там Лина разговаривает с подругой, но смотрит в нашу сторону, сказал глухо: