По словам командующего 40-й армией К.С. Москаленко, Н.Ф. Ватутин в ходе контрудара 8 июля разрешил ему заменить наступление демонстративными действиями. После 30-минутной артподготовки 161-я и 71-я гв. сд в течение дня лишь демонстрировали наступление в направлении Герцовки{124}. Можно верить или не верить словам К.С. Москаленко, но о подобном указании Ватутина уже 12 июля вспоминал и М.Е. Катуков.
Из сводки 2-го тк СС за 8 июля:
«В течение всего дня дивизия «ДР» вела напряженный оборонительный бой на рубеже Лучки — Тетеревино против новых и новых волн, накатывающих с востока, северо-востока и севера. Все атаки отражались до сих пор при тяжелых потерях противника в танках. Танковые ударные группы дивизий «ДР» и «АГ», занявшие после ожесточенного боя Веселый (2 км северо-западнее Мал. Маячки. — Л.Л.) и высоты в 3-х км севернее, <…> были вынуждены отойти назад».
«С 5 по 7 июля включительно подбито и уничтожено танков частями тд «АГ» — 123, тд «ДР» — 29, тд «МГ» — 31, всего 183 танка. Взято в плен 2192 чел. <… > По уточненным данным, 2-й тк СС в течение 8 июля уничтожил 121 танк. Входе боев дивизии корпуса потеряли 17танков, около 100 танков нуждаются в ремонте. В строю осталось 283 танка и штурмового орудия»{125}.
Довольно редкий случай, когда Штадлер сообщает о потерях, под которыми немцы подразумевают только безвозвратные — 17 танков за четыре дня операции. В ежедневных донесениях соединений указывается лишь число боеготовых танков и штурмовых орудий. Это не позволяет оценить результаты боя с достаточной степенью достоверности. Тем более что донесения от соединений, особенно в начале операции, поступали нерегулярно и на разное время. Например, от тд «АГ» донесений за 6 и 7 июля в архиве не имеется. Поэтому состав 2-го тк СС на утро 8 июля можно определить лишь ориентировочно.
Согласно архивным документам, из примерно 306 танков и штурмовых орудий{126}, имевшихся на утро в составе корпуса, к 18.50 (20.50) 8 июля в строю осталось 224 танка и 54 штурмовых орудия, всего 278{127}. Но реальная убыль в бронетехнике значительно превышала образовавшуюся разницу (порядка 30 боевых машин), так как потери за день были компенсированы за счет восстановленных танков из числа подбитых в предыдущие дни операции (количество штурмовых орудий даже увеличилось на 14–15 штук). Это можно проследить хотя бы на примере тд «ДР», в которой на утро 8 июля насчитывалось 95 танков, в том числе: 43 Т-III, 25 T-IV, 6 «тигров», 7 командирских, 14 Т-34 и 7 штурмовых орудий, всего 102. К исходу 8 июля в строю осталось 64 танка, в том числе: 31 Т-III, 14 T-IV, один «тигр», 7 командирских, 12 Т-34 и 21 штурмовое орудие, всего 85. В тд «МГ» было выведено из строя не менее 11 танков{128}. Таким образом, реальные потери только двух дивизий противника составили не менее 42 танков. Но все они, в отличие от наших боевых машин, остались на территории, захваченной врагом, и были эвакуированы в ближайший тыл для последующего ремонта. За счет непрерывного пополнения танкового парка дивизий отремонтированными машинами противнику удавалось поддерживать боеспособность на приемлемом для дальнейшего наступления уровне.
Наши потери за 8 июля, согласно справке начальника штаба БТ и MB фронта полковника Маряхина, составили (без учета 1-й. ТА): танков различных типов — 160, САУ — 25. 1-я танковая армия в этот день потеряла 1485 солдат и офицеров, в том числе убитыми — 334, пропавшими без вести — 473, а также 145 танков Т-34 (90 сгорело) и 13 Т-70 (сгорело 10){129}.
Таким образом, за один день 8 июля наши войска потеряли 343 танка и САУ, в том числе 10-й тк — один танк Т-34 и одну СУ-122, а 5-й гв. тк — 54 Т-34 и 23 Т-70. И дело здесь отнюдь не в искусстве их командиров. Пытаясь оправдаться, командир 10-го тк при переговорах по телеграфу в 1.35 9 июля с Ватутиным доложил, что к 13,00 части были готовы к наступлению. Бурков четыре раза посылал представителей во 2-й тк, который опаздывал, чтобы договориться о взаимодействии, но безрезультатно. Противник упредил в переходе к активным действиям силами до 100 танков, нанес удары авиацией. Бурков решил воздержаться от атаки, чтобы не нести напрасных потерь.
Командующий фронтом отчитал генерала В.Г. Буркова: «В течение 8 июля Вы допустили непростительную, грубейшую ошибку, проявили пассивность. Только этим можно объяснить невыполнение известного Вам замысла. Это дало возможность противнику сосредоточить весь свой удар по Катукову. <…> Противнику удалось выйти в Кочетовка и подойти к Верхопенье. Кравченко в течение 9 июля не в состоянии наносить удар, а самое главное — Катуков ослаблен. <…> Я решил подчинить Вас Катукову и Вашими силами усилить направление на Обоянь»{130}.
Всего в период с 5 по 8 июля войска Воронежского фронта потеряли 527 танков, из них безвозвратно — 372, было подбито и подлежало восстановлению — 155{131}. Выдержка из боевого донесения штаба Воронежского фронта № 00213 8.7.43 24.00:
«По предварительным данным за четыре дня боев противнику нанесены следующие потери: сожжено и подбито 1674 танка, уничтожено 396 самолетов, 925 машин с пехотой и грузами, рассеяно и уничтожено до 40 000 солдат и офицеров»{132}.
Надо ли комментировать эти цифры?
Информация к размышлению. За четыре дня наступления 2 тк СС потерял 3065 солдат и офицеров. Наибольшие суточные потери в людях пришлись на 5 июля — 1047 (в том числе убитыми и пропавшими без вести — 212, из них более половины приходится на тд «АГ») и на 6 июля — 1003 (в том числе безвозвратно — 211){133}.
Таким образом, контрудар, проведенный 8 июля силами пяти танковых корпусов, не считая стрелковых дивизий, на фронте общей протяженностью до 50 км, не достиг своей цели. Хотя только в четырех танковых корпусах (2-й и 5-й гв., 2-й и 10-й тк) насчитывалось около 600 боеготовых танков и САУ! В составе противодействующих нашим войскам танковых дивизий 2-го тк СС (основные силы дивизий СС «АГ», «ДР» и часть сил «МГ») было не более 300 танков, штурмовых орудий и САУ «Мардер».
При общем соотношении в танках 2:1 (без учета сил 48-го тк, против которого действовала танковая армия) ни на одном из направлений ударов не было создано решающего превосходства в силах, прежде всего в танках и артиллерии. Не говоря уже о том, что удары танковых корпусов и действия стрелковых соединений оказались не согласованными по времени и направлениям атак. Не была должным образом организована артиллерийская подготовка и поддержка наступления. Наша авиация не сумела прикрыть наступающие части от ударов с воздуха. Все это позволило противнику за счет маневра силами и противотанковыми средствами (более 100), огнем артиллерии и ударами авиации последовательно отразить атаки наших войск и нанести им большие потери.
Выдержка из донесения непосредственного участника боя (не из отчета задним числом!) командира 5-го Стк генерал-лейтенанта Кравченко командующему фронтом:
«В качестве вывода следует отметить:
1. Слабая организация взаимодействия между танковыми соединениями, штабом фронта и [отсутствие] действенного контроля за выполнением боевого приказа.
<…> 3. Согласованными совместными действиями всех намеченных сил противник легко мог быть разбит. Об этом говорит первоначальный успех корпуса, продвинувшегося на 2–3 км. Сложная перегруппировка противника, затянувшаяся до 10.00. Направления действий, намеченные Вашим боевым приказом, исключительно выгодные и могли бы при одновременном ударе всех корпусов привести к полному разгрому врага.
4. Наступлением корпуса противник предупрежден об уязвимости этих направлений и значительно усилил их огневыми средствами и мотопехотой»{134}.
Нельзя не согласиться с мнением командира корпуса. Он мог бы сказать и больше… Судя по архивным документам (приведена лишь малая часть из них) и действиям войск, командование и штаб фронта не все сделали для обеспечения ввода в сражение танковых корпусов, прибывших с других фронтов. Видимо, у них не хватило умения организовать ввод в бой с ходу 2-го тк и руководить действиями четырех танковых корпусов, не объединенных единым командованием. Корпус генерала Попова, опоздавший к началу контрудара, встретил командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал Штевнев А.Д. К моменту ввода его в бой нужно и можно было разобраться в обстановке, чтобы уточнить ему задачу, возможно, с расчетом наращивания усилий на одном из направлений. Но менять план контрудара? Это мог сделать только командующий фронтом. Кстати, по свидетельству начальника разведки 2-го тк Е.Ф. Ивановского, задачу корпусу в районе Подольхи ставил лично Ватутин. Получается, что и командующий, и Штевнев сами не знали обстановку. Но в любом случае можно было выделить разведчиков и проводников в передовые батальоны из состава частей 183-й сд, которые за три месяца досконально изучили свой район. Тогда бы танковые бригады не блуждали на незнакомой местности без карт, не стреляли по своим танкам и не давили свою пехоту. Недочеты в организации контрудара и несогласованные действия танковых корпусов привели к большим потерям.
Военные историки спорят о целесообразности нанесения контрудара войсками Воронежского фронта 8 июля в условиях господства авиации противника в воздухе и недостатка времени на его подготовку. На вопрос — надо или не надо было наносить контрудар 8 июля — ответил командующий фронтом. Он лучше знал общую обстановку в полосе фронта, и ему виднее было, как использовать в данных конкретных обстоятельствах имеющиеся силы и средства. Нет ничего проще, как давать советы задним числом, когда известны все последствия того или иного решения. Времени на то, чтобы усилить оборону в полосе 1-й танковой армии, не было. В результате контрудара противник вместо развития наступления был вынужден направить значительные силы для отражения наших танковых атак, понес при этом потери и даже несколько отошел назад. Наши войска вы