Насколько известно, командующего фронтом впрямую не обвиняли в том, что контрудар не достиг поставленной цели. А вот огромные потери в танках и личном составе, понесенные 5-й гв. ТА, по существу, за один день боя, вызвали гнев Верховного Главнокомандующего. Вот что говорил об этом сам П.А. Ротмистров в беседе с профессором Военной академии им. М.В. Фрунзе доктором исторических наук полковником Ф.Д. Свердловым:
«— И.В. Сталин, когда узнал о наших потерях, пришел в ярость: ведь танковая армия по плану Ставки предназначалась для участия в контрнаступлении и была нацелена на Харьков. А тут — опять надо ее значительно пополнять. Верховный решил было снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд. Это рассказал мне А. М. Василевский. Он же детально доложил И.В. Сталину обстановку и выводы о срыве всей летней немецкой наступательной операции. И.В. Сталин несколько успокоился и больше к этому вопросу не возвращался.
— Между прочим, — хитро улыбаясь, заметил Ротмистров, — командующий фронтом генерал армии Н.Ф. Ватутин представил меня к ордену Суворова 1-й степени. Но ордена на сей раз я не получил»{603}.
Получил Павел Алексеевич орден, получил, но другой. Вскоре после завершения Курской битвы он был награжден, наряду с командующими фронтами К.К. Рокоссовским и Н.Ф. Ватутиным, командармами М.Е. Катуковым, И.М. Чистяковым, В.Д. Крючёнкиным и другими, орденом Кутузова 1-й степени. Этот орден по своему статусу более соответствовал характеру боевых действий в ходе оборонительной операции. А.С. Жадов другим указом был награжден орденом Красного Знамени, маршал Жуков Г.К. — орденом Суворова 1-й степени.
Не был отмечен наградой за Курскую битву маршал А.М. Василевский, которому было поручено координировать действия 5-й гв. и 5-й гв. танковой армий при вводе их в сражение. Видимо, Сталин посчитал, что он не полностью справился с этой задачей. По свидетельству некоторых ветеранов, личные отношения между Жадовым и Ротмистровым оставляли желать много лучшего, и полного взаимодействия их армий Василевскому добиться не удалось. Возможно, поэтому он и не получил ордена, хотя Сталин всегда ценил и отмечал Александра Михайловича. Косвенным признаком недовольства И.В. Сталина развитием событий на Воронежском фронте и результатами контрудара явилось назначение 13 июля Г.К. Жукова представителем Ставки ВГК на Воронежском фронте вместо А.М. Василевского, которого направили на Юго-Западный фронт курировать подготовку его к наступлению.
Известно, что для анализа причин неудачи контрудара и больших потерь в людях и танках по указанию И.В. Сталина была создана комиссия под председательством члена Государственного Комитета Обороны, секретаря ЦК партии Г.М. Маленкова. Такие комиссии под его председательством И.В. Сталин создавал отнюдь не по случаю одержанных побед. Победителей в России испокон веков не судят (Ротмистрова простили еще и потому, что и другие танковые армии в Курской битве действовали не лучшим образом, хотя и не понесли таких тяжелых потерь за один день боя).
Например, такая комиссия работала севернее Сталинграда, где наши войска никак не могли пробить коридор к прижатым к Волге поредевшим соединениям В.И. Чуйкова. Там командиру 7-го танкового корпуса П.А. Ротмистрову уже пришлось объясняться по поводу невыполнения боевой задачи и больших потерь в танках. Комиссия Маленкова работала и на Западном фронте, где за полгода — с 12.10.43 по 1.04.44 г. было проведено 11 фронтовых и армейских операций, в которых не удалось прорвать даже тактическую оборону противника. При этом войска фронта потеряли 281 745 солдат и офицеров, из них только убитыми 62 326. С учетом так называемых «пассивных» участков фронта (то есть вне рамок проведенных операций) потери превысили 330 тыс. человек, не считая 53 тыс. больных{604}. В результате работы комиссии были отстранены от должности командующие фронтом и 33-й армией, снят с должностей и наказан целый ряд руководящих работников штаба фронта.
Материалы комиссии Г.М. Маленкова по Воронежскому фронту (а это не одна сотня страниц документов) хранятся в Президентском архиве (бывшем архиве Генерального секретаря ЦК КПСС), куда простым исследователям доступа нет. По телефону сотрудник архива заявил автору этих строк, что материалы до сих пор являются секретными и не подлежат публикации в открытой печати. На письмо главного редактора журнала «Военно-исторический архив» в 2003 году с просьбой предоставить возможность ознакомиться с материалами ответа так и не последовало. Но основной вывод комиссии известен: боевые действия 5-й гв. ТА 12 июля 1943 года под Прохоровкой она назвала «образцом неудачно проведенной операции»{605}. Весьма показательно, что материалы комиссий, возглавляемых Маленковым, по работе на Сталинградском (1942), Центральном (начало 1943 г.) и Западном фронтах хранятся в фондах архива РГАСПИ (бывшем архиве ЦК КПСС). С ними может ознакомиться любой исследователь. Так почему бы не рассекретить материалы и по Воронежскому фронту? В конце концов, в Курской битве враг был разгромлен и наши войска одержали бесспорную победу! Значит, материалы и выводы комиссии не соответствуют устоявшимся стереотипам и, видимо, есть что скрывать…
Работа комиссии Маленкова дала толчок к анализу недостатков в организации боевых действий, особенно в организации взаимодействия, управления и связи, недочетов, которые в других подобных случаях остались бы за кадром. Следы ее работы остались в виде отчетов многочисленных инстанций, справок, докладных и объяснительных записок различных начальников, где порой дается нелицеприятная оценка решениям и действиям некоторых командующих и командиров, а также действиям подчиненных им частей и соединений. В то же время в архивных документах встречаются примеры неточного изложения событий и прямого искажения фактов с целью оправдать неудачные действия, преуменьшить свою вину или переложить ее на соседа или старшего начальника. Подобная тенденция просматривается и в документах 5-й гв. танковой армии. Ведь надо было как-то объяснить срыв выполнения поставленной задачи, оправдать большие потери. В связи с этим становится понятно стремление генерала Варенцова С.С. подчеркнуть в отчете свое личное участие в разработке плана артиллерийского обеспечения ввода в сражение танковой армии. Видимо, ему также пришлось оправдываться перед комиссией.
Если согласиться с мнением, что Ставка и Сталин больше всего боялись прорыва нашей обороны и выхода танковой армии Г. Гота на оперативный простор, то почему не перешли к обороне хотя бы частью сил 5-й гв. ТА, чтобы нанести максимальные потери наступающему противнику, а уж потом перейти к активным действиям? Ведь время уже работало на нас. Почему поступили вопреки требованиям приказа наркома обороны № 325 от 16 октября 1942 года, запрещающего нашим танковым частям ввязываться в бои с танками противника? А ведь с октября 1942 года много воды утекло. У противника появились модернизированные танки T-IV, «тигры» и «пантеры» с более мощным вооружением и усиленным бронированием. Взять их на «абордаж» было не так просто. Именно поэтому вскоре после Курской битвы танк Т-34 был оснащен более мощной 85-мм пушкой, а легкий Т-70 снят с вооружения. Ответы на эти и другие вопросы скрываются в закрытых фондах архивов, пока недоступных для исследователей. Кстати, история свидетельствует, что никакие грифы секретности не могут до бесконечности скрывать правду.
Сейчас «танковое поле» под Прохоровкой вполне справедливо называют третьим ратным полем России после Куликовского и Бородинского. Но при этом забывают, что М.И. Кутузов, чтобы сохранить армию, не побоялся взять на себя ответственность за сдачу Москвы. Правда, в его время не было прямой связи с царем и он был самостоятелен в принятии решений. А под Курском «сверху» контролировали каждый шаг командующего фронтом. И при этом его и члена Военного совета фронта поливали нецензурной бранью (что зафиксировано в архивных документах). Поэтому невозможно даже подумать, чтобы при резком изменении обстановки под Прохоровкой в ночь на 12 июля нашелся бы военачальник, который решился предложить изменить уже принятое и утвержденное решение.
В этом отношении немецкие командующие обладали несравненно большей самостоятельностью в принятии оперативных решений. По крайней мере, они не боялись диктатора (максимум, что он мог сделать, так это отправить в отставку), как боялись Сталина наши командующие. Характерный пример. Гитлер на совещании 4 августа 1941 года в штабе группы армий «Центр» заявил, что «противнику Великих Лук должен быть уничтожен». Однако командующий группой фон Бок 11 августа доложил, что танковая группа Гота будет готова не ранее 20 августа, а без танков наступать нельзя (и это в 1941 году, когда немцы владели стратегической инициативой). В итоге наступление отложили, с тем чтобы позднее использовать в нем целый танковый корпус. Вообще в немецкой армии традиционно боевые задачи ставили в самом общем виде, предоставляя подчиненным командирам самим определять способы их выполнения. При этом на согласование оперативных и тактических вопросов в ходе операции и боя уходило минимальное время.
Несомненно, в штабе фронта обсуждалась целесообразность проведения контрудара в создавшейся обстановке, предлагались различные варианты действий. Продолжать обороняться? Наступать? Сначала в связи с задержкой выхода соединений армии Жадова на рубеж р. Псёл на нем развертываются два корпуса армии Ротмистрова. 10 июля они отводятся в тыл, но к вечеру 11 июля в связи с сильным нажимом противника на подступах к Прохоровке опять развертываются бригады 29-го тк. О колебаниях по поводу способов использования 5-й гв. ТА свидетельствует также неоднократный перенос времени начала контрудара. Сначала время готовности назначили на 3.00. Если хотели упредить противника в нанесении удара, то почему не начали атаку с рассветом? Затем перенесли время атаки на 10.00 12 июля, очевидно, с расчетом сначала выбить атакующие танки противника огнем с места, а уж потом нанести удар.