«Ужасное воспоминание: мы подъехали к железнодорожной насыпи, все поле дымилось. Мы сидели впереди, достали ящики с едой, вообще-то они предназначались для боекомплекта, но мы хранили в них еду. Достали бутерброды, кстати, обеспечением экипажа едой отвечал радист. Едим, поем песни. Командир где-то на совещании. Поели – и вдруг слышим выстрелы. Мы поднялись, осмотрелись, увидели раненого русского, который лежал в колее от нашего танка. Мы переехали его поперек, по животу. Мы-то его не заметили, там рос то ли подсолнух, то ли пшеница. Стоим втроем, смотрим на него. Он пытался поднять умирающие глаза. Говорим, воды ему давать нельзя, иначе он кончится. При любом ранении в живот воду давать нельзя, это нам было известно. Но он и так долго не протянул, через 3–4 минуты голова откинулась, и он умер. Затем его забрала специальная команда, которая собирала раненых и убитых.
Мы еще некоторое время стояли у железнодорожной насыпи. Вдоль этой насыпи шла небольшая проселочная дорога. И в какой-то момент на ней появилась группа пленных русских – из гвардейской армии или какой-то гвардейской части… Название не знаю. У них была отличная униформа, со множеством советских звезд, эмалированными пуговицами. А за ними шел роттен-фюрер (мл. сержант. – З. В.), небольшого роста, с автоматом. Он прошел как раз рядом с нашим танком. И мы спросили его: «Не боишься?» Все-таки там было где-то 40–50 русских. «Боюсь? – переспросил он. – Смотрите». Затем он что-то сказал по-русски. Там недалеко стоял старый сарай, еще горел. И он, наверное, приказал пленным в задних рядах, чтобы те принесли, ну, не знаю, доски, что ли. Те действительно пошли к сараю, оторвали доску. Один пошел туда, другой сюда, а наш уселся посередине с автоматом на животе и крикнул: «А теперь вот смотрите, как я боюсь!» Конечно, он не боялся.
Что касается пленных… Русский солдат сражался довольно храбро. Но вот когда он попадал в плен… То ли так накачивали, что, мол, расстреляют, то ли… Ну, не знаю. В общем, он дрожал, как мышь. Я, например, видел их только такими. Мы не брали пленных – танкистам запрещалось брать пленных. Их мы отправляли назад, к пехоте.
В одной из групп, попавших в плен к танкистам, были три радистки. Я еще никогда не видел таких гордых, даже высокомерных, женщин, как эти трое. Они взглянули на нас с таким видом, будто говорили: «Что вы потеряли в России?» Это осталось в моей памяти».
Бывший штурман удивлен, что, попав в плен к эсэсовцам, безоружные люди испытывали страх за собственную жизнь, забыв при этом, какой кровавый след тянулся за «сверхчеловеками» по всей захваченной ими территории Советского Союза. Причем зверствовали не только зондеркоманды, боровшиеся с партизанами и подпольщиками в тылу, но и полевые войска СС, к которым он принадлежал, расправляясь с попавшими в их руки советскими солдатами и офицерами. Из донесения заместителя командира 83-го отдельного мотоциклетного полка 2 тк от 21 июля 1943 г.: «20.07.43 г. в 18.00 батальон по приказу командира корпуса переезжал в район рощи у х. Собачевский. По пути следования, в районе сев. – вост. ж.-д. переезда Ивановский Выселок, в 100–150 м были обнаружены два трупа наших бойцов 2-го взвода 1-й роты, которые вели бой зап. х. Сторожевое и были убиты раненными. Мл. сержант Кравцов А. С., членком (комсомолец – З.В.), сержант Кривоногих Т. А., беспартийный, были на поле боя ранены и зверски замучены фашистами. У т. Кравцова А. С. отрублены пальцы на левой руке, отрезаны нос и уши и скальпирована голова. У сержанта т. Кривоногих Т. А. (мотоциклист) отрезаны губы, нос, уши, выколот глаз, на правой щеке два штыковых укола, 6–7 пулевых ран.
В карманах ничего не обнаружено. Погибшие тов. Кравцов и Кривоногих нами похоронены 100–150 м сев. – вост. с. Ивановский Выселок. На похоронах присутствовало более 20 чел. бойцов и командиров. Об этом… составлен акт в политотдел 2 тк.
При похоронах еще раз были призваны бойцы и КНС (командно-начальствующий состав. – З. В.) к беспощадной борьбе с врагом, чтобы отомстить за смерть товарищей»[516].
Сухие строки этого страшного документа показывают истинное лицо врага, с которым сражались солдаты Красной Армии под Прохоровкой летом 1943 г. И такие жестокие, бесчеловечные эпизоды только увеличивали их силы и стойкость, стремление победить немецко-фашистских завоевателей.
Глава 4Второй этап Прохоровского сражения 13–16 июля 1943 г. (схема 8)
Оперативная обстановка в районе Прохоровки после контрудара
День 12 июля ни одной из противоборствующих сторон не принес желаемого результата. Командованию Воронежского фронта удалось удержать соединения группы армий «Юг» в системе трех армейских оборонительных полос. Все попытки неприятеля допрорвать тыловую полосу и выйти на оперативный простор успеха не имели. Полностью был сорван и план Гота по уничтожению всех советских подвижных резервов и окружению 69-й А. Корпус Хауссера силами мд СС «Мертвая голова» несколько расширил плацдарм на правом берегу Псёла, но выполнить главную задачу: выровнять фронт всех дивизий и, прорвав оборону 5 гв. А на всю глубину, овладеть важным узлом дорог – ст. Прохоровка, не смог. СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» была вынуждена даже отойти от окраин станции на несколько километров. Практически топталась на месте и «Рейх». Хотя ее части овладели х. Сторожевое, выйти к Прохоровке с юга через Правороть и помочь соседям ее войска не смогли.
По-прежнему серьезной опасности подвергался левый фланг 4ТА. Уже сосредоточенные перед третьей армейской полосой для удара в направлении Обояни 3 тд и мд «Великая Германия» вновь экстренно развернулись в излучину Пены и увязли там в тяжелых боях в районе у р. Толстое – Березовка. В то же время 11 тд не только не перешла, как планировалось, в наступление, но и была вынуждена под давлением 32 гв. ск 5 гв. А несколько отойти с прежнего рубежа. С целью обезопасить растянутое левое крыло армии Гота, Манштейн сосредоточил все имеющиеся силы на западном и северо-западном направлениях, то есть все в той же второй оборонительной полосе.
Хотя и немалыми усилиями, но советскому командованию все же удалось остановить наступление АГ «Кемпф», после прорыва обороны 69А, и оперативно взять ситуацию под контроль. Таким образом, если рассматривать 12 июля на фоне всей Курской оборонительной операции фронта, то этот день имел положительное влияние на дальнейший ее ход.
Однако нельзя сказать, что в этот день советская сторона праздновала победу, в чем долгое время пытались убедить себя и весь мир советские историки. Скорее наоборот, 12 июля был самым трагичным и, по сути, неудачным днем не только оборонительной операции Воронежского фронта, но и Курской битвы в целом.
Главную задачу – разгромить вражескую группировку, вклинившуюся в полосу фронта и перехватить инициативу, решить не удалось. Мало того, разработанный советским командованием план фронтового контрудара оказался неудачным, так как к его началу он уже не соответствовал изменившейся оперативной обстановке, а возможности войск поставленным задачам. 5 гв. А и 5 гв. ТА переломить ситуацию не смогли. При них ударные соединения были обескровлены за несколько часов и на отдельных участках даже оставили занимаемые позиции. И хотя по сей день идут споры о количестве подбитых и сожженных танков в армии Ротмистрова и корпусе Хауссера, очевидно, что потери гвардейской армии оказались больше, чем у эсэсовцев. Это неопровержимый факт.
Период боевых действий с 13 по 16 июля на Воронежском фронте в советской исторической литературе подробно не описан, он как бы выпал из поля зрения исследователей. Сделано это было намеренно, по идеологическим соображениям. Трудно увязать ставшее хрестоматийным утверждение, что «в ходе величайшего танкового сражения под Прохоровкой вклинившаяся группировка врага была полностью разгромлена», с реалиями четырехдневных боев, в ходе которых «разгромленный» противник сумел потеснить наши силы и окружить 48 ск 69-й армии. Лишь благодаря огромным усилиям командования и войск, с существенными потерями, в ночь на 15 июля из наметившегося «мешка» удалось вывести четыре дивизии корпуса Рогозного. Об этом тяжелом моменте Прохоровского сражения, его завершающем этапе, и пойдет рассказ в этой главе.
Итак, после ожесточеннейших боев 12 июля все танковые корпуса ГА «Юг» понесли очень существенные потери в бронетехнике и людях и находились на грани потери боеспособности. Наиболее сильным из них был 2 тк СС. Перед началом контрудара 12 июля он имел в своем составе 294 танка и штурмовых орудия, а к исходу 13 июля за счет восстановленных боевых машин его численность достигла 251 единицы (см. табл. № 30). Таким образом, после почти девяти суток боев по прорыву оборонительной полосы фронта соединение Хауссера сумело сохранить в строю чуть больше 50 % бронетехники от той численности, что оно имело на рассвете 5 июля 1943 г. Наиболее тяжелое положение складывалось у правого соседа Хауссера, командира 3 тк генерала Г. Брайта: 5.00 13 июля в его трех дивизиях насчитывалось около 80 танков, без учета 503 ттб «тигров».
Однако фельдмаршал Э. фон Манштейн имел в своем резерве 24 тк генерала танковых войск В. Неринга в составе трех танковых дивизий: «Викинг», 17-й и 23-й. На 7 июля он располагал 181 танком и штурмовым орудием, 123 полевыми орудиями. Хотя силы не очень существенные, но если их сосредоточить в районе Прохоровки, то они вполне позволяли продолжить операцию «Цитадель», точнее, не ее саму, а реализацию главной цели наступления ГА «Юг», определенную еще в мае: уничтожение русских резервов. «Из-за этого корпуса командование группы боролось с Гитлером с самого начала наступления или, вернее, с началом ее подготовки, – вспоминал Э. Манштейн. – Я напомню, что мы всегда держались той точки зрения, что если вообще проводить операцию «Цитадель», то необходимо сделать все для достижения успеха этого предприятия, даже сильно рискуя в районе Донбасса. По этим соображениям командование группы оставило, как уже я упоминал, на Миусском и Донецком фронтах в качестве резервов только две дивизии (23 тд и 16-ю мотодивизию), предусмотрев использование 24 тк – сначала в качестве резерва группы – в операции «Цитадель». Но для этого нам потребовалось несколько раз докладывать ОКХ, пока Гитлер, боявшийся всякого риска в Донбассе, не дал согласия на то, чтобы расположить корпус за линией фронта «Цитадель». Корпус, однако, будучи постоянно в боевой готовности, находился западнее Харькова, хотя и в качестве резерва ОКХ, для чего был выведен из непосредственного подчинения группы.