– Вообще-то я за такие дела не берусь, – покачала головой Александра. – Если вы будете продавать через аукционный дом, через ту же «Империю», где служит Игорь, они сами сделают вам экспертное заключение. Поймите, мне же потом отвечать перед покупателями, если выяснится, что предмет датирован неправильно или это подделка. И в суд подадут уже не на аукционный дом, а на меня! Чувствуете разницу? Нет и нет. С «Империей» работает авторитетная экспертная группа, они сами издают каталоги.
Парочка снова переглянулась. На этот раз заговорил мужчина:
– Нам нужно ваше мнение не для аукциона, а для нас самих. Чтобы мы понимали, от чего избавиться, а что оставить себе.
– А, это другое дело, – кивнула Александра. – Станковая живопись?
– Нет, старинное стекло и эпоксидные смолы, – ошеломил ее червячок в полупальто.
Александра с минуту молчала. Молчали и ее гости, так что в кухне стал отчетливо слышен густой храп, доносившийся из комнаты. Стас, упившись своими невзгодами, уснул.
–Не знаю, что и сказать,– вымолвила наконец художница.– Я никогда не имела дела со старинным стеклом и с эпоксидными смолами. Только один раз – с оттоманским бакелитом[1], и этого мне хватило надолго. Но… У меня есть хорошая знакомая, она эксперт по старым пластикам, с химическим образованием. Редкий и очень авторитетный специалист. Я могу связаться с ней, спросить, не согласится ли она вам помочь.
Александра имела в виду Марину Алешину, обладательницу обширной коллекции пластиков, давно снятых с производства. Их первая встреча, как раз на аукционе «Империи», обернулась конфликтом, но вскоре они стали близкими подругами.
– Правда, я не уверена, что она занимается старинным стеклом, – добавила Александра.
Парочка переглянулась. Дама внезапно протянула Александре руку с пугающе длинными, алыми накладными ногтями:
– Мы ведь не представились. Клавдия. Я должна кое-что вам объяснить.
Художница недоуменно пожала сильную широкую ладонь, обратив при этом внимание, что каждый накладной ноготь украшен серебряным значком. Все значки были разные и напоминали элементы наскальной живописи. Клавдия уловила направление ее взгляда и немедленно пояснила:
– Это руны. Они меня защищают.
– Понятно, – пробормотала Александра, поворачиваясь к ее спутнику.
–Леонид,– ей в ладонь скользнуло нечто вялое, влажноватое и словно бескостное – рука человечка с ватным голосом.– Да, вы не все понимаете. Это не просто старинное стекло и смолы. Это нечто большее. Это…
В этот миг густой храп, доносящийся из комнаты, оборвался и раздался протяжный мучительный стон. Вероятно, Стасу приснилось, что его настигла Марья Семеновна. Александра улыбнулась:
– Это мой старый знакомый, устал с дороги. Не обращайте внимания.
Художница понимала, как двусмысленно звучит такое объяснение, какое впечатление должна производить эта ободранная кухня, обставленная разномастной мебелью, и она сама – в растянутом свитере и спортивных штанах, испачканных масляной краской всех цветов. «И бутылка водки», – напомнила себе Александра. Но все это ее не слишком волновало. Эти потенциальные клиенты скорее отталкивали ее, чем привлекали, и она была бы не прочь, если бы они ушли, разочаровавшись.
Но яркая пара не собиралась ее покидать. Клавдия достала сигарету и, не спросив разрешения, закурила. Александра чуть отодвинулась от стола. Сама она бросила курить давно и теперь с трудом переносила табачный дым.
–Дело в том, что вся наша коллекция – совершенно особенного рода,– проговорила Клавдия, изучая желтые разводы на потолке. Крыша старинного особняка во время таяния снега и сильных дождей давала протечки.– Это – магические шары и оргонайты. Все – уникального происхождения, не с рынка и не из интернет-магазина. Европа, Америка… Берилл, кварц, старое стекло. Есть совершенно исключительный шар, немецкий, из баварского рубинового стекла. Шары всегда прозрачные, бесцветные, но этот словно наполнен кровью.
– Он не продается, – встревоженно вставил Леонид. – Да, мы главного вам не сказали! Дело в том, что я – медиум, а Клавдия – моя ассистентка.
– Ах, вот как, – только и сумела вымолвить Александра.
–Еще я практикую литотерапию,– с достоинством добавила Клавдия.– И создаю индивидуальные оргонайты.
– Я, извините, впервые слышу эти слова. – Художница старалась сохранять любезный вид и тон, про себя на все лады поминая Игоря Горбылева, поднесшего ей такой подарок.
Клавдия снисходительно улыбнулась:
– Скажем так, я изготавливаю приборы, помогающие нормализовать правильную биологическую пульсацию органов и всего тела. Биологическая пульсация – основное свойство всего живого, от амебы до человека. Вы, думаю, никогда не слышали об оргонной камере Вильгельма Райха?
– Не доводилось, – ответила Александра.
– Я вам покажу, у нас она есть, – обнадежила ее Клавдия.
– Мы сделали ее на заказ, – прошептал Леонид. – По образцу 1941 года, который применялся в Нью-Йорке, а потом фигурировал в судебном процессе против Райха. Его обвинили в том, что по его милости некоторые раковые больные переставали лечиться, потому что исцелялись в камере. Это был заговор американской страховой медицины против гениального ученого-одиночки.
– Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – перебила его Клавдия. – Мы приглашаем вас в свою лабораторию.
– Так мы ее называем, – почти беззвучно добавил Леонид. – Мы ведем сложную исследовательскую работу.
Александра, теряя остатки терпения, улыбнулась и встала:
– Я обязательно к вам загляну, как только выполню срочные заказы по реставрации. Оставьте телефон, пожалуйста.
Визитеры переглянулись. Клавдия тоже поднялась. Ее внушительный рост и властный вид должны были производить большое впечатление на сеансах медиума, предположила Александра. «Как-то неудобно говорить, что медиум ошибается, когда рядом с ним стоит такая телохранительница!» – подумалось ей.
– Вообще-то, мы рассчитывали, что вы поедете с нами прямо сейчас, – почти угрожающим тоном произнесла Клавдия.
– Но я вас не ждала и не могу… – начала Александра. И осеклась, услышав за спиной густой сиплый голос:
– Саша, ты водку, надеюсь, не вылила? О, у тебя гости!
Обернувшись, она увидела на пороге кухни Стаса во всей красе – с помятым лицом, растрепанными буйными кудрями, ошалелым взглядом. Шрам, пересекавший его высокий античный лоб, эффектно багровел, красиво оттеняя лиловый шелк стеганого халата, подаренного Юлией Петровной. Вдова художника одевала своего непутевого возлюбленного в дорогих магазинах, не считаясь с расходами. Все подарки Стас принимал без стеснения, «чтобы не обидеть хорошего человека», как выражался он сам, и так же без стеснения укатил с ними в Питер.
Медиум и его ассистентка были впечатлены. Червячок что-то тихо промямлил, а Клавдия добавила гораздо более мирным тоном:
– Конечно, мы пришли без предупреждения, но все-таки… Игорь так горячо вас рекомендовал…
– Добрый день, простите за беспокойство. – Стас молниеносно оценил Клавдию, и поскольку он остался к ней равнодушен, Александра сделала вывод, что Клавдия не вдова. Скульптор реагировал только на юных моделей и на вдов. Остальные женщины его интересовали только в том случае, если они работали в винно-водочном магазине. – Мне тут надо…
Достав из холодильника ополовиненную бутылку, он с живой благодарностью посмотрел на Александру. Ухватив последнее яблоко, Стас с победным видом удалился. Вскоре из мастерской послышалось негромкое пение. Настроение скульптора улучшалось с каждой секундой.
–Давайте назначим день, и я к вам приеду,– скрепя сердце пообещала Александра. Ей не терпелось выпроводить диковинную пару, а также избавиться от Стаса, который явно начал обживаться в ее мастерской.– Сегодня никак не могу. Да и в принципе… Я с каким-то подобием мистики имела дело всего однажды, когда продавала коллекцию одного московского алхимика. Он жил неподалеку, на Яузском бульваре. Именовал себя бароном Варнбюллером. Этакий московский граф Сен-Жермен, искатель философского камня[2].
– Это не Дмитрий Лыгин был, часом?! – воскликнул чрезвычайно оживившийся медиум.
– Он самый, – призналась Александра. – Я удивлюсь, если на Яузском бульваре жил еще один алхимик и некромант такого масштаба. Хотя в Москве бывает всякое.
– Это мой учитель! – с пафосом произнес Леонид, прижимая руки к груди. – С его помощью я вошел в свой первый транс. Так вы знали барона?
– Лишь в последний год его жизни, – сдержанно ответила Александра.
– Он умер так ужасно, – прошептал Леонид, закрывая глаза. – По Москве ходили разные слухи, говорили о черной магии, о ритуальном убийстве… Я входил в транс, пытался что-то увидеть и каждый раз видел лестницу и нож.
Александра молчала. Память о тех давних событиях, во многом изменивших ее жизнь, воскресла с пугающей ясностью. Она снова видела черные смоляные глаза Лыгина, слышала ироничный, насмешливый голос, изрекающий парадоксы, низвергающий истины.
– Лестница и нож там участвовали, – отрывисто подтвердила она. – Но об этом в конце концов стало известно многим. Ведь было громкое уголовное дело.
– Барона убивали трижды, – проговорил Леонид, не открывая глаз. – И там были еще мертвые черные птицы…
– Ты волнуешься? – Клавдия положила сильную руку на плечо спутника. – Сейчас не время и не место.
Тот замер, только под опущенными голубоватыми веками быстро двигались глазные яблоки. Это производило жуткое впечатление, словно слепой безуспешно пытался прозреть. Александра взяла со стола телефон:
– Дайте ваш номер, я позвоню, как только освобожусь и буду готова приехать.
Клавдия, не снимая руки с плеча своего безмолвного кавалера, продиктовала номер мобильного телефона и уточнила:
– Это мой. У Леона телефона нет, он мобильниками не пользуется. Я бы тоже с удовольствием отказалась, это грубое нарушение вибраций. Но сами понимаете, невозможно. Клиенты, запись на прием, заказы… Ведь все на мне. Что же, до встречи!