Нина поймала взгляд Александры, устремленный на часы, и положила ладонь на сиденье кресла так, что рука оказалась не на виду. Она упорно молчала, и художнице пришлось продолжать самой:
– Прости, что я ни разу не позвонила… Знаешь, в какой-то момент мне стало казаться, что все это время в отеле было сном.
– Защитная реакция организма, – откликнулась Нина. – И не самая худшая из возможных. Это как обморок. Иногда он необходим, чтобы перезагрузить мозг.
Александра обрадовалась, различив в тоне девушки знакомые авторитарные нотки. Нина училась в университете на судебного антрополога, относилась к своей будущей профессии очень серьезно, и ее высказывания часто носили неожиданный характер.
– Как ты? – неловко осведомилась Александра, решившись коснуться открытой раны. – Как… Отец?
Нина смотрела в некую отдаленную точку, сузив глаза в две щели. Губы она сжала так, что рот превратился в жесткую черту. Потом девушка глубоко, в несколько приемов, втянула воздух и разом выдохнула его.
– Папа сейчас под домашним арестом, – сообщила она. – Выпустили из СИЗО по ходатайству адвоката, под залог.
– По такой статье?! – не удержалась Александра.
Нина кивнула:
– Да, это было нелегко, тем более папа сразу сам во всем признался. Но, оказывается, и в этом случае все решаемо.
– Хороший у него адвокат, – удивленно заметила художница.
– Лучший, – ответила Нина, продолжая смотреть вдаль. – Ну, еще расширенная психиатрическая экспертиза помогла. Выявили эмоциональную нестабильность. На аффект списать не удастся, потому что он пытался скрыть убийство. Но вот самих обстоятельств папа вроде как не помнит. Тоже защитный механизм…
Девушка снова глубоко вздохнула и встретилась, наконец, взглядом с Александрой. Казалось, Нина немного успокоилась. Она сложила руки на коленях, на этот раз словно нарочно демонстрируя дорогие часы.
– А я… – продолжала Нина, блуждая взглядом по комнате. – Ничего, понемногу. Взяла академический год. Зимнюю сессию не стала сдавать, не до того было. Братья… Они живут с папой.
Из последних слов Александра сделала вывод, что сама Нина в родительском доме больше не живет.
– Ваш кофе остыл, – внезапно заметила Нина. – Я сварю другой.
– Не хлопочи. – Художница взяла кружку. – Мне остывший кофе даже больше нравится. Значит, все как-то потихоньку устроилось? Уж прости за такую формулировку… Это страшная потеря, но твой отец действительно совершил это случайно. Все равно что несчастный случай. И я все это время боялась, что его ждет очень суровое наказание. Это чудо, что нашелся такой адвокат!
Нина кивнула:
– Да, похоже на чудо. Есть вероятность, что домашним арестом все и кончится, тем более что старается не только адвокат, но и очень авторитетный психиатр. При наличии добровольного признания папы и попытке скрыть тело… Похоже на чудо, да.
– С ним можно увидеться? – спросила Александра. Не то чтобы ей хотелось видеть Аристарха, раздавленного случившимся, просто художница чувствовала свою вину за то, что так долго не интересовалась ходом событий.
– Нет. – Девушка качнула головой, по блестящим черным волосам вновь пробежали блики. – Это его встревожит, да и запрещено. Потом папа сейчас принимает сильные лекарства, он очень заторможен. Вряд ли у вас получится связный разговор.
– Да, правда, – смутилась Александра. – Во всяком случае, передай отцу при встрече, что я очень переживаю за него и желаю… чтобы все окончилось наименее травматично для всех вас.
Последнюю фразу художница составила с запинкой. Как-никак она желала удачи убийце, которым поневоле стал Аристарх. И говорила все это дочери жертвы. Но Нина выслушала ее не моргнув глазом.
– Передам, – пообещала она. – Хотя я там редко бываю.
Почувствовав в этих словах некоторую готовность что-то сообщить о себе, Александра решила задать вопрос, который ее очень занимал:
– Так ты переехала от… – Художница чуть не сказала «от родителей», но вовремя спохватилась: – От отца?
– Сделала то, что давно собиралась, – кивнула девушка. – Да я и раньше съезжала куда-нибудь время от времени, если средства позволяли. Жить с родителями в моем возрасте, – это как-то…
Она сделала неопределенный жест рукой, на запястье блеснул сапфировый циферблат.
– Но стабильных заработков не было, приходилось возвращаться, – добавила Нина. – И снова любоваться на то, как они живут. Как один человек постоянно топчет другого, а тот покоряется и молчит.
«А она не очень горюет по матери», – отметила про себя Александра. Вслух же произнесла:
– Ну, я надеюсь, теперь мы будем иногда видеться! Прости еще раз, что я не звонила…
– А у вас бы и не получилось. – На губах девушки появилась тень прежней ироничной улыбки. – Я сменила номер. Слишком много знакомых желали узнать подробности. Люди сразу слетаются на кровь, как мухи. Я все поменяла – телефон, жилье, круг общения.
– Теперь ты живешь здесь? – осторожно уточнила Александра.
– Когда я в Москве, – исчерпывающе ответила Нина. Глаза ее стали такими холодными, что художнице стало ясно: она приблизилась к запретной теме.
– А свой новый номер ты мне дашь? – спросила Александра, выбираясь из кресла, чьи пухлые объятия буквально затянули ее.
Нина, не колеблясь, продиктовала телефон, и художница сохранила его. Наклонилась, поправила пакет на столике, испытывая некоторые колебания.
– Понимаешь, я не знаю, что там, внутри, – призналась она, выпрямляясь.
– Я тоже, – откликнулась Нина. – Говорю же, это не мне.
– Но ты… Передашь по назначению?
– Не сомневайтесь. – Девушка тоже поднялась с места. – Ну, или посидите еще.
– Нет, поеду, пожалуй. – Александра набросила на плечо ремень сумки. – Устала сегодня неимоверно, хочу прилечь. Мой номер у тебя остался? Брось мне сообщение, когда передашь пакет. Я отчитаюсь хозяину, что все в порядке.
– У вас появился хозяин? – Нина, сделавшая было шаг в сторону двери, остановилась. – Вы ведь всегда работали на себя? Так папа говорил.
– Верно. – Художница старалась сохранять жизнерадостный тон, но сама слышала, как фальшиво звучит ее голос. – Кажется, времена вольных охотников за сокровищами прошли. Или я… уже не прежняя. Так что, можно сказать, я теперь на службе.
– Мне нравилось в вас то, что вы такая свободная, – безжалостно сообщила Нина.
– Свобода – самая дорогая штука на свете, – все с тем же неестественным подъемом ответила Александра. – За нее приходится платить. А когда платить нечем?
Нина смотрела прямо на нее, но словно не видела. Ее яркие голубые глаза приобрели застывшее выражение, какое бывает у незрячих.
– Да, – отрывисто вымолвила она, поворачиваясь к двери. – За свободу надо платить. Да еще как!
Ничего больше не добавив, девушка исчезла в прихожей. Александра поспешила за ней. Она еще натягивала отсыревшую куртку, когда Нина распахнула входную дверь:
– Я напишу вам сообщение. – Теперь она словно торопилась выставить гостью. – Созвонимся. Рада была вас увидеть.
Слова вылетали из нее, как из говорящего автомата. Уже на пороге Александра обернулась, пытаясь найти нужные слова для прощания. Но Нина смотрела в сторону, придерживая открытую дверь. Вся ее поза красноречиво выражала нетерпение.
– Созвонимся, – ответила Александра. Не успела она сделать шаг на площадку, как дверь закрылась. Послышался щелчок замка.
Спускаясь по лестнице, Александра прислушивалась к звукам в доме, но было так тихо, что казалось, будто здание необитаемо. «Одно из самых дорогих мест, роскошная квартира, часы за бешеные деньги, лучший адвокат для отца…» Художница то и дело бралась за перила. Ноги после утомительного дня гудели, она мечтала о горячем душе и долгом сне без сновидений. «Откуда все это взялось? Кто это оплачивает?»
Ей оставалось спуститься по трем последним ступенькам, когда пискнул кодовый замок, и дверь подъезда отворилась, впуская вернувшегося домой жильца.
Над входом горел светильник, и поэтому Александра моментально разглядела человека, вошедшего в подъезд. И еще прежде, чем она осознала, кого видит, ее сердце сделало несколько лишних ударов. В следующую секунду их взгляды встретились. Оба стояли неподвижно, молча. Александра слышала только шум крови в ушах. Да, это был он, главный герой кошмаров, которые мучили ее всю зиму. Она снова смотрела в эти водянистые прозрачные глаза треугольного разреза, бесстрастные и жуткие глаза глубоководного жителя. Снова видела это худое нервное лицо, глубокие складки возле неожиданно женственного рта.
Максим Богуславский. Человек, которого она не думала когда-нибудь увидеть еще раз.
– Здравствуйте, Александра Петровна, – сказал он, начиная улыбаться. Улыбался Богуславский, кривя губы так, что уголки рта опускались вниз. Это была улыбка «наоборот», которую Александра очень хорошо помнила. – Какой сюрприз! А знаете, я часто вас вспоминал.
– Я тоже, – услышала свой голос художница. – Я тоже.
Глава 7
Яркое завершение безумного дня – Александра сидела в ресторане напротив человека, которого считала чудовищем и убийцей. Богуславский, чрезвычайно довольный, выбирал вино из карты. В подъезде, где они столкнулись, он немедленно предложил поужинать где-нибудь поблизости.
– Страшно есть хочу, – просто сказал Максим. – А Нина готовить не умеет, все равно пришлось бы заказывать еду. И потом, нам не мешает поговорить. Тогда, в январе, вы исчезли так внезапно, что я ничего не успел объяснить.
И хотя Александра понимала, что все его объяснения и оправдания будут ложью, она согласилась поужинать с ним в ресторане, расположенном в соседнем доме. Этот человек притягивал ее, как луна притягивает море, как магнит – иголку. Это было темное, опасное притяжение, и Александра ощущала его даже на большом расстоянии. «Может быть, Леонид-Леон действительно просто больной человек и вдобавок жулик. – Она смотрела в меню, не различая строк. – Но он увидел человека в доме среди деревьев, и этот человек часто думал обо мне. А я – о нем».