– Будем десерт? – спросил Максим. – Здесь отличный морковный торт.
– Я уже ничего не смогу съесть, – призналась Александра. – Мне только кофе.
Пока Максим с детским наслаждением поглощал морковный торт, она исподволь наблюдала за ним, потягивая свой капучино. «Зимой, там, в отеле, он казался мне зловещим демоном, притягательным и страшным одновременно. А сейчас я вижу в нем все больше человеческого. Даже слишком человеческого!»
Максим отодвинул тарелку:
– Ну, что ж, можно ехать.
– Куда? – Александра поставила чашку.
– Могу я вас хотя бы до дома довезти? – осведомился Максим. – Или вы еще куда-нибудь собирались?
Про себя художница пыталась иронизировать над ситуацией, которая становилась все более предсказуемой, но уже слышала собственный голос, который с запинкой произнес:
– Н-нет, я домой. Но вы ведь выпили.
– Можно и на такси. – Максим взял телефон. – Куда нам?
Александра назвала адрес, продолжая посмеиваться над собой, но смех этот становился все более нервным. «Я могу оттолкнуть его в любой момент!» – повторяла она про себя и сама себе не верила.
В такси они молчали. «Как будто готовимся совершить преступление или уже его совершили», – думала Александра, глядя в затылок Максима. Он сел впереди, рядом с шофером, она устроилась на заднем сиденье. В этот час пробок уже не было, и такси миновало один бульвар за другим быстрее, чем хотелось бы художнице.
Она подала голос, лишь когда водитель притормозил у подъезда ее дома:
– Нет, в подворотню.
Они вышли, и машина уехала. Максим оглядел двор, затем бросил взгляд на низенькую дверь черного хода. Александра сделала попытку улыбнуться:
– Да, у меня оригинальное жилье, и подъезд тоже оригинальный.
– Покажете?
Не дожидаясь ответа, Максим распахнул перед ней дверь. Александра вошла и стала подниматься по лестнице. Она слышала шаги Максима сзади и спрашивала себя, как далеко они зайдут. «Не дальше чашки кофе!» – уверял ее лживый внутренний голос.
– Вот здесь я и…
Она не закончила фразы. На площадке, куда выходила единственная дверь, ее дверь, стоял мужчина. Тот самый. Будь она одна, Александра бросилась бы обратно во двор. Но сзади стоял Максим, так близко, что она чувствовала его дыхание на своей шее.
– Что вам нужно от меня? – спросила она изменившимся голосом, преодолевая последнюю ступеньку. – Зачем вы за мной ходите? Клавдия сказала, что не посылала вас!
– Клавдия врет, – ответил незваный гость, переводя взгляд с художницы на ее спутника. Наконец он целиком сконцентрировался на Максиме и говорил, казалось, уже с ним. – И я с ними больше не работаю. Я только пришел сказать вам, чтобы вы не ходили в тот подвал. Это кончится плохо для вас.
Художница обернулась и взглянула на Максима. Тот поднял брови, взглядом спрашивая Александру, не следует ли ему вмешаться. Она заметила, что его правая рука потянулась к внутреннему карману куртки, и предположила, что там оружие. Замотала головой:
– Какой подвал? Уходите немедленно!
– Вы знаете, какой подвал, – ответил незнакомец. – Уже ухожу. Позвольте!
Последнее адресовалось Максиму, который, казалось, не собирался уступать ему место на ступеньках. Наконец незваный гость протиснулся мимо него и скрылся. Внизу хлопнула дверь. Максим поднялся на площадку:
– Что за тип?
– Не знаю. – Художница едва смогла найти в кармане сумки ключ от двери, так прыгали пальцы. – Следит за мной и утверждает, что он медиум.
Ключ лязгнул о скважину, Александра толкнула разбухшую дверь, вошла в кухню, включила свет. Обернулась к Максиму, который стоял на пороге.
– Заходите.
Он вошел, оглядывая облупленные синие стены, треснувший пополам старинный буфет, допотопную плиту. Александра закрыла дверь и заперла ее. Она следила за своими пальцами, поворачивавшими ключ в замке, и лживый внутренний голос уже ничего ей не говорил.
– Вот так живут художники. – Александра поставила сумку на пол.
Максим подошел и помог ей снять куртку. Она была благодарна ему за то, что он молчит. Сейчас он снова был так близко, как в тот страшный вечер в начале января. Тогда ей показалось, что Максим ее убьет. И Александра произнесла те же слова, что и тогда:
– «Незнакомцы в ночи» Синатры, помните? Эта песня звучала по радио в тот вечер, когда мы познакомились. Я очень боялась вас тогда. А сейчас вы другой.
– Зимой люди одни, весной другие, – ответил он, и его лицо приблизилось еще больше. – Мы меняемся вслед за солнцем.
И Александра сделала то, что всегда делала в детстве, когда ей становилось страшно. Она закрыла глаза.
Глава 9
Ее разбудил незнакомый звук: где-то над головой звенел колокольчик, все громче и громче. Затем звук оборвался. Александра открыла глаза. В комнате стояли малиновые сумерки – шторы были задернуты, и едва начинало светать.
– Это мои часы, будильник, – сказал Максим.
– А который час? – поинтересовалась Александра.
– Шесть тридцать четыре, – последовал ответ. – Мне пора вставать.
– Так рано. – Она уткнулась лбом в его плечо.
– Летом я встаю еще раньше, – ответил Максим. – Например, в конце июня примерно в три сорок пять.
– Я поняла, ты встаешь вместе с солнцем. – Она отстранилась и приподнялась на локте, разглядывая его лицо. – Должна была догадаться. У тебя и ворота в отеле закодированы на длину светового дня. Ты сумасшедший, понимаешь?
– Понимаю, – серьезно ответил он.
– Насквозь сумасшедший. Эта выходка с «Белыми испанками»…
– А что я мог подарить такой женщине, как ты? – по-прежнему серьезно ответил Максим. – Кольца и браслеты, шляпки и жакеты? Конечно, картину.
Она продолжала смотреть на него, он отвечал немигающим взглядом. Александре хотелось плакать. Ей было ясно, что случилось непоправимое, она влюбилась в этого человека. Богатого, опасного и, может быть, в самом деле сумасшедшего. Ей снова вспомнился январь.
– Люди не могут меняться вместе с временами года, – чуть слышно произнесла она. – Если человек убил зимой, он убьет и весной.
После короткой паузы Максим ответил:
– Для того, кто убивает, убийство – единственный выход из ситуации. Чаще всего.
– Каким ты будешь летом? – спросила Александра.
– Узнаешь летом. – Максим привлек ее к себе. – Что это за разговоры.
…Через час, выпив две чашки кофе, он вызвал такси. Уходя, критически осмотрел дверь и допотопный замок. Александра повернула ключ и опасливо выглянула на площадку.
– Тебе нельзя тут жить, – сказал на прощание Максим. – Вчера тебя поджидал этот медиум, а кто сегодня? Завтра?
– Ничего не поделаешь, – посетовала художница. – Ко мне приходят самые разные люди.
– А про какой подвал говорил этот прорицатель? – осведомился Максим, уже переступив порог.
– Так, есть один подвал, – уклончиво ответила художница. – Забудь. Вечером созвонимся.
Запирая дверь, она думала, что Максим был бы поражен, узнав, что речь идет о том самом подвале, где его покойный отец штамповал венки.
Александра проспала еще пару часов. Она спала бы и дольше, но телефон, лежавший на тумбочке в изголовье, рядом с огромным жестяным будильником, постоянно принимал сообщения. Наконец художница села в постели и взъерошила коротко остриженные волосы. Обычный утренний жест, с которого начиналась рутина. Но это утро было необычным. На рабочем столе стояла кружка из-под кофе – из нее пил Максим. На спинке стула висело полотенце, которым он вытирался после душа. Совсем неподалеку, несколькими бульварами ниже, в доме на Малой Бронной лежали «Белые испанки» Гончаровой, отныне принадлежавшие ей.
Картина встала перед внутренним взглядом художницы. Две девушки в белых платьях и мантильях прогуливаются в цветущем апельсиновом саду. Их смуглые лица загадочны и прелестны и словно мерцают на белом среди белого. «Ай да Дядя Ваня, – сказала себе Александра, спуская на пол босые ноги. – Он как будто знал, что картина для меня! Никогда не умела решать эту живописную задачу – белого на белом».
Встав и подойдя к столу, она взглянула на натюрморт, уже совершенно готовый и ожидающий лишь лакировки. Картина показалась ей еще более темной и убогой, чем раньше. «И такой же темной и убогой могла быть вся моя дальнейшая жизнь!» Художница подошла сперва к одному окну, затем к другому. Отдернула шторы. Утро было ясным, искрящимся. Мостовые успели высохнуть после оттепели, и ручьи, бежавшие по мостовой вдоль бордюров и пропадавшие в сливных решетках, становились все уже.
Зазвонил телефон. Это была Марина Алешина.
– Слушай, что происходит? – спросила Александра, не дав подруге сказать ни слова. – Ты опять собралась к этим Кадаверам?
– Так ведь и ты собралась, – парировала та. – Мне Клавдия сказала, вы договорились на сегодня. Я подумала, что мы можем пойти туда вместе.
– А давай не пойдем туда вместе? – предложила Александра. – Вообще не пойдем! Жили без них, проживем и дальше.
Марина нервно засмеялась:
– Но прибор-то надо забрать! Для тебя тоже сделали.
– Кто сказал, что надо? – упорствовала Александра. – С каких пор ты делаешь то, что приказывают всякие проходимцы? Я за тебя беспокоюсь. Или это священный уксус действует?
Она пыталась уязвить подругу, гордую и самолюбивую, заставить ее взглянуть на Кадаверов с презрительной иронией, как раньше. Но Марина осталась невозмутимой.
– Мне просто любопытно, что это за прибор, – сказала она совершенно спокойно. – Как-никак приборы по моей части. А уксус я не пью, не беспокойся. Мне сказали приходить в любое время. Ну так что?
– Да ничего. – Александра взглянула на огромный циферблат будильника, украшенный изображением Медного всадника. – Я весь день буду занята.
– А вечером? – не сдавалась Марина.
– Вечером тем более. – Художница заулыбалась, произнеся это, и улыбка так явно слышалась в ее голосе, что подруга моментально это уловила.