..А потом упоминания в прессе о подвиге Владимира Комарова резко сошли на нет. Дочь космонавта Ирина Комарова считает:
“Леонид Брежнев сказал через три месяца после гибели отца: “Давайте поменьше говорить о Комарове”. И все замолчали...”
Трагическая гибель космонавта Владимира Михайловича Комарова на корабле 7К-ОК(А) № 4 (“Союз-1”) задержала осуществление космической программы СССР почти на два года. Только в январе 1969 года советские космонавты смогли выполнить на орбите ту программу, которую планировалось осуществить в апреле 1967 года.
10.9. Версии, догадки и предположения
Конечно, после гибели космонавта Владимира Михайловича Комарова была создана специальная правительственная комиссия, которая должна была провести детальное расследование катастрофы корабля 7К-ОК(А) № 4 (“Союз-1”). О ее работе мы расскажем позднее. А пока самостоятельно рассмотрим версии аварийных ситуаций, которые в конечном итоге могли бы привести к случившейся трагедии. И проанализируем каждую из этих версий.
Проанализируем детально, тщательно, с рассмотрением малейших технических и организационных нюансов, которые могли оказать свое влияние на появление и развитие аварийной ситуации. Может быть, временами наши объяснения будут казаться очень уж подробными и многословными, и даже слишком дотошными и нудными. Но дело того стоит - нам нужна вся правда о настоящих причинах катастрофы космического корабля 7К-ОК(А) № 4 (“Союз-1”) и гибели дважды Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР Владимира Михайловича Комарова - хотя бы потому, что эта трагедия самым серьезным образом сказалась и на советской пилотируемой лунной программе.
И еще: мы не будем “измышлять сущностей сверх необходимого”. То есть в полной мере будем пользоваться так называемой “бритвой Оккама”. Нам нужны правдоподобные версии катастрофы. Поэтому версии с привлечением “пришельцев”, “неопознанных летательных объектов” и прочих “гостей из параллельных миров” оставим за бортом нашего внимания.
Итак, приступим...
Поскольку, как говорилось в сообщении ТАСС от 24 апреля 1967 года, причиной смерти космонавта Владимира Комарова стал отказ в работе парашютной системы, с подробного рассмотрения работы парашютов космического корабля и начнем.
Как уже говорилось выше, корабли 7К-ОК (“Союз”) оснащались двумя парашютными системами, состоящими в целом из пяти парашютов различного размера, веса и назначения.
Основная система парашютирования (ОСП) включала в себя два вытяжных парашюта, тормозной парашют и собственно основной парашют. Вытяжные парашюты имели диаметр 0,6 и 4 квадратных метра, суммарную массу два килограмма и обеспечивали снижение скорости спускаемого аппарата космического корабля 7К-ОК (“Союз”) до скорости 220-270 метров в секунду. Тормозной парашют имел диаметр 14 квадратных метров, массу около двадцати пяти килограмм и снижал скорость корабля до 90-50 метров в секунду. И, наконец, основной парашют имел купол площадью 1000 квадратных метров, массу около восьмидесяти килограмм и уменьшал скорость спуска корабля до 6-7 метров в секунду.
Запасная система парашютирования (ЗСП) имела меньшие размеры - купол площадью 570 квадратных метров и уменьшала скорость снижения спускаемого аппарата корабля 7К-ОК (“Союз”) до 8-11 метров в секунду.
Обе системы парашютирования размещались в герметичных контейнерах в спускаемом аппарате космического корабля 7К-ОК (“Союз”), имевших форму эллиптических цилиндров. Объем для контейнера ОСП -0,27 кубических метра, ЗСП - и 0,17 кубических метра.
На расстоянии 1 метра над землей по командам автоматики включалась система обеспечения мягкой посадки спускаемого аппарата: происходило зажигание шести ракет твердого топлива, которые замедляли скорость спуска до 2-3 метров в секунду.
Сам факт, что причиной гибели космонавта Владимира Комарова явился отказ парашютной системы, был очевидным: достаточно было увидеть спутанные парашюты на месте катастрофы. Но вот что именно привело к отказу парашютов на спускаемом аппарате космического корабля 7К-ОК(А) № 4 (“Союз-1”)? Интересную запись на этот счет, сделанную 25 апреля 1967 года, - то есть буквально на следующий день после катастрофы, - находим в дневниках генерала Николая Каманина:
“Мишин пытается всем вбить в голову, что главная причина происшествия - отказ парашютной системы, - в таком духе он говорил со мной и другими членами Госкомиссии. Отказ парашютной системы имел место, и это явилось видимой причиной гибели Комарова, но почему отказала парашютная система, этого еще никто не знает. Не исключено, что причина отказа парашютов заложена в самой парашютной системе (хотя это маловероятно: ведь мы уже более 300 раз благополучно спускали космические объекты на парашютах). Вполне возможно, что отказ парашютов связан с ненормальной работой автоматики корабля или с его аэродинамикой (вращение и недостаточная устойчивость при спуске) или вызван другими причинами, возникшими в ходе спуска корабля” [10.7].
Интересно, что всего за сутки до этого генерал Николай Каманин в своем докладе Д.Ф.Устинову и К.А.Вершинину первым и сформулировал именно эту “парашютную” версию катастрофы.
Итак, версии...
Версия № 1. Сдавливание стенок парашютного контейнера из-за разницы давления внутри спускаемого аппарата и в парашютном контейнере (“парашютная” версия Н.П.Каманина и В.П.Мишина)
Для изложения этой версии предоставим слово летчику-космонавту Алексею Станиславовичу Елисееву:
“.В этот раз (при спуске в атмосфере корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) - С.Ч.) парашют впервые извлекался из контейнера в ситуации, когда давление воздуха в кабине намного превышало наружное. Контейнер имел форму большого сплющенного стакана, верхняя часть которого направлена наружу, а боковые стенки и дно расположены внутри спускаемого аппарата. Когда крышка контейнера сбрасывалась, давление внутри него становилось таким же, как снаружи. Парашют открывался на большой высоте, где наружное давление значительно ниже, чем у поверхности Земли. А в кабине поддерживалось давление, соответствующее нормальным земным условиям. Поэтому стенки контейнера после открытия крышки оказались сжатыми давлением кабины. Парашют был уложен очень плотно, и когда он сдавливался стенками, усилий вытяжного (точнее тормозного - С.Ч.) купола не хватало для того, чтобы вытащить его из контейнера.
Такова была гипотеза. Чтобы проверить ее, решили измерить усилия вытягивания парашюта на втором корабле, который был предназначен для нас. И предположение подтвердилось” [10.10].
Анализ версии № 1
Сразу же следует возражение - а как же полет корабля 7К-ОК № 3 (“Космос-140”)? Ведь в этом полете основной парашют штатно вышел из контейнера на большой высоте и обеспечил нормальный спуск и посадку спускаемого аппарата.
Космонавт Алексей Елисеев отвечает на этот вопрос так:
“Конечно, уверенность в надежности парашютной системы в значительной степени базировалась на том, что она прекрасно сработала при посадке беспилотного корабля (7К-ОК № 3 (“Космос-140”) - С.Ч.). Но, как теперь выяснилось, дефект конструкции, проявившийся тогда, не дал возможности выявиться дефекту, заложенному в парашютную систему. Когда беспилотный спускаемый аппарат проходил через зону образования плазмы, из его лобового щита, в результате нагрева, вылетела пробка. Она была неудачно приклеена (что, кстати, ничем не доказано! - С.Ч.). В возникшее отверстие стал затекать раскаленный поток газа, который расплавил дно спускаемого аппарата, и в нем образовалось небольшое отверстие. Герметичность была нарушена, давление внутри стало таким же, как снаружи. На стенки контейнера не действовали усилия, и парашют нормально из него вышел. Анализируя тот полет, специалисты думали над тем, как изменить конструкцию лобового щита, чтобы сохранить его целостность. И эту задачу решили. Но никому не пришло в голову, что из-за негерметичности аппарата парашют работал в нерасчетных условиях” [10.10].
Казалось бы, в пользу рассматриваемой версии работает и эксперимент в Люберцах, о котором упоминал Главный конструктор ЦКБЭМ Василий Павлович Мишин в своих рабочих дневниках. Это были испытания парашютной системы при разнице в давлениях между спускаемым аппаратом и открытым парашютным контейнером. В записи от 10 мая 1967 года читаем:
“Эксперимент в Люберцах по вытаскиванию основного парашюта из парашютного контейнера. (Не вытащился при наддуве спускаемого аппарата на приблизительно 0,7 атмосфер)” [10.21].
Основной парашют не вышел из контейнера при избыточном давлении в спускаемом аппарате примерно на 0,7 выше нормального атмосферного.
А как было в реальном полете? Как меняется атмосферное давление в зависимости от высоты над уровнем моря? Открываем справочные таблицы и находим, что на высоте 10 километров атмосферное давление составляет 198,8 миллиметров ртутного столба, а на высоте 7 километров, на которой - если верить тексту сообщения ТАСС от 25 апреля 1967 года -должен был штатно раскрыться основной парашют корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”), - 326 миллиметров
ртутного столба. То есть разница в давлении в открытом контейнере и внутри герметичного спускаемого аппарата (примем, что там давление 760 миллиметров ртутного столба - как на уровне моря) составит в первом случае 561,2 миллиметра ртутного столба, а во втором - 434 миллиметров ртутного столба.
При проведении эксперимента в Люберцах (напомним, разница давления в спускаемом аппарате и внутри открытого контейнера составляла 0,7 атмосферного, то есть примерно 532 миллиметра ртутного столба) парашют не вышел - то есть на высоте чуть ниже 10 километров основной парашют заклинило бы изогнувшейся стенкой контейнера. А вот на штатной высоте ввода парашюта, о которой упоминалось в сообщении ТАСС от 25 апреля 1967 года, - 7 километров - парашют должен был выйти! Но в реальном полете так почему-то и не вышел...
Но ведь парашют не вышел из контейнера и при нормальном атмосферном давлении - именно такой эксперимент описал в свое публикации А.Борисов в журнале “Новости космонавтики”! [10.22] Тормозной парашют вытягивал кран, и спускаемый аппарат весом 2800 кг повис на парашютных стропах, как на веревке при нулевой разнице в давлении. Это притом, что в статических условиях он должен был выйти при усилии 1100-1800 килограмм! Но ведь стенка парашюта в данном эксперименте не была изогнута избыточным давлением! Так, может быть, “изгибающаяся” стенка парашютного контейнера вовсе ни при чем при рассмотрении катастрофы корабля 7К-ОК № 4 (“Союз-1”)?