И вот в этом новом графике корабли 7К-ОК (“Союз”) были уже жестко привязаны попарно друг к другу.
Но и этот новый график выполнялся крайне плохо. Борис Черток приводит в своей книге еще один документ:
“В первой половине февраля с состоянием работ по “Союзам” решил разобраться партийный комитет ОКБ-1. Секретарь парткома Анатолий Тишкин получил необходимые указания в аппарате ЦК, образовал комиссию по подготовке решения и предложил Туркову и мне отчитаться о ходе работ.
Партийные комитеты больших организаций обладали реальной властью. Они могли “рекомендовать” администрации предприятия “укрепить” руководство того или иного отдела или цеха. Это означало конец карьеры одного и начало карьеры другого руководителя. Решение партийного комитета полагалось уважать. Контроль за их выполнением осуществляли низовые партийные организации. Их самостоятельность проявлялась в основном в организации политической пропаганды, партийных идеологических кружков и контроле за общественной активностью членов партии. На сам производственный процесс они влияли тем, что следили за распределением премий или иных материальных благ.
Партийный комитет постановил:
“... считать работы по объекту 11Ф615 одними из наиболее важных и ответственных, обратить внимание партийных организаций цехов и отделов на необходимость максимальной мобилизации
коллективов... Предупредить тт. Туркова Р.А., Ключарева В.М., Цыбина П.В., Калашникова В.А., Семенова Г.Я., Хазанова И.Б., Вачнадзе В.Д., что если они не обеспечат ликвидацию задолженности до 15 февраля по изготовлению экспериментальных объектов и установок в соответствии с графиком, утвержденным министром, то они будут привлечены к партийной ответственности... Обязать тт. Чертока Б.Е., Цыбина П.В., Трегуба Я.И., Калашникова В.А., Бушуева К.Д. принять меры, обеспечивающие проведение необходимых экспериментальных работ до выезда на испытания по объектам №№ 1,2 и №№ 3,4...” [10.4].
То есть из текста этого документа тоже очевидно, что космические корабли 7К-ОК (“Союз”) готовились попарно, и что пара кораблей 7К-ОК № 5 и 7К-ОК № 6 существенно отставала по срокам изготовления от первых двух пар.
12 мая 1966 года в контрольно-испытательную станцию (КИС) был доставлен космический корабль 7К-ОК № 1. В ходе его подготовки на заводе-изготовителе было выявлено 2123 дефекта. Чтобы их устранить потребовалось 897 доработок корабля. А уже на самом космодроме Байконур было выявлено еще более трех сотен различных дефектов. Одновременно с 7К-ОК № 1 испытатели готовили и корабль 7К-ОК № 2: ведь именно этим кораблям предстояло провести первую в истории мировой космонавтики стыковку двух автоматических аппаратов на околоземной орбите. В сентябре 1966 года прибыли еще два корабля серии 7К-ОК (“Союз”) - № 3 и № 4, на которых планировалось осуществить пилотируемый полет с переходом двух космонавтов из одного корабля в другой.
Эта же “парность” космических кораблей 7К-ОК (“Союз”) соблюдалась и при отправке их на космодром, и при испытаниях в монтажно-испытательном корпусе на Байконуре. Генерал Николай Каманин в своих воспоминаниях “Скрытый космос” пишет:
“19 ноября (1966 года - С.Ч.).
Сегодня провели заседание Госкомиссии. В повестке дня были следующие вопросы:
1. О ходе подготовки изделий (7К-ОК (“Союз”) -С.Ч.) №1 и №2 - докладчики П.М.Катаев (в/ч 44275), А.И.Осташев (п/я 651), М.Ф.Шум (филиал п/я 651).
2. Готовность контрольно-измерительного комплекса - А.П.Романов (в/ч 32103).
3. Готовность средств поиска - С.П.Сибиряков (ВВС).
4. Обсуждение состава оперативных групп -И.Е.Юрасов (п/я 651).
5. Программа полета - К.П.Феоктистов (п/я 651).
6. О готовности изделий (7К-ОК (“Союз”) - С.Ч.) №3 и №4 и принятие решения об их отправке на полигон (то есть на космодром Байконур - С.Ч.) - В.П.Мишин (п/я 651).
Приняли решение продолжать подготовку ракет и кораблей к пускам. Пуск активного корабля назначен на 26 ноября, пуск пассивного корабля - на 27 ноября” [10.3].
То есть корабли для пилотируемого полета должны были пребыть на космодром Байконур в конце ноября - начале декабря 1966 года. Из воспоминаний генерала Николая Каманина следует, что оба этих корабля - 7К-ОК № 3 (“Космос-140”) и 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) - тоже готовились вместе, связанной парой.
Таким образом, в конце 1966 года для беспилотного полета готовили корабли 7К-ОК № 1 (с пассивным стыковочным узлом) и 7К-ОК № 2 (с активным стыковочным узлом). 7К-ОК № 2 отправился на околоземную орбиту под наименованием “Космос-133” и был потерян на участке спуска в атмосфере. 7К-ОК № 1 был потерян при аварии на стартовой площадке № 31 космодрома Байконур 14 декабря 1966 года.
А вот корабли 7К-ОК № 3 (с пассивным стыковочным узлом) и 7К-ОК № 4 (с активным стыковочным узлом) должны были, как уже упоминалось выше, использоваться при пилотируемом полете по программе “Союз”. И только после аварии 14 декабря 1966 года на Байконуре корабля 7К-ОК № 1 корабль 7К-ОК № 3 был переоборудован для беспилотного полета и отправился на орбиту 7 февраля 1967 года под именем “Космос-140”. А к кораблю 7К-ОК № 4 в пару был добавлен корабль 7К-ОК № 5. То есть эти два корабля - 7К-ОК № 4 и 7К-ОК № 5 - проходили полимеризацию в разное время.
Корабль 7К-ОК № 3 (“Космос-140”) готовился к полету вместе со злополучным 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) и довольно успешно слетал в космос (если не считать прогара в днище на этапе спуска в атмосфере). Парашютная система корабля 7К-ОК № 3 (“Космос-140”) сработала нормально. То есть никакие “осевшие пары смол” выходу основного парашюта на этом корабле не помешали. Тогда какие есть основания считать, что на корабле 7К-ОК № 4 (“Союз-1”) контейнер был “засмолен”?
Третье. Предположим, что парашютный контейнер действительно был загрязнен парами смол, которые затем осели на его стенках и резко увеличили их шероховатость. Но почему тогда вышел тормозной парашют? Он гораздо меньшего размера, его силовой рывок происходит в момент полного раскрытия. А внутри парашютного контейнера он тоже должен был “залипнуть” в стенках. Вытяжной парашют, действующий с меньшим усилием, чем тормозной, просто не смог бы его вытянуть. Но в реальных условиях тормозной парашют все-таки вышел.
Четвертое - о крышках парашютных контейнеров, которые якобы не поставили во время “смежники”. В книге по истории Научно-производственного объединения “Энергия” (ранее называвшемся Особое конструкторское бюро-1, а затем Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения), которое занималось проектированием и изготовлением кораблей серии 7К-ОК (“Союз”), читаем:
“Разработка первой в космической технике парашютно-реактивной системы приземления для корабля “Союз” началась в 1961 году и проводилась в Особым конструкторским бюро-1 отделом 11 в тесном сотрудничестве с предприятиями Министерства авиационной промышленности и, в частности, с Летно-исследовательским институтом (Н.С.Строев, с 1966 года В.В.Уткин), заводом 918 (С.М.Алексеев, с 1964 года Г.И.Северин), Научным исследовательско-экспериментальным институтом парашютно-десантных систем (Ф.Д.Ткачев, с 1968 года Н.А.Лобанов), заводом “Искра” (И.И.Картуков). В результате совместных проработок еще в 1961 году определился облик системы.
...Парашютная система размещалась в герметичном контейнере, имевшем форму эллиптического цилиндра, и вводилась в поток отстрелом крышки контейнера. .В 1963 году смежные предприятия создали первые образцы систем и приступили к экспериментальной отработке. В ОКБ-1 отрабатывались контейнеры (то есть именно на “фирме” Сергея Королева, без “смежников”! - С.Ч.) и пироузлы парашютных систем, дистанционное контактное устройство (щуп) для запуска двигателя и автоматика системы приземления”.
То есть контейнеры создавались на одном предприятии, а вот комплектование их осуществлялось действительно с привлечением смежников.
Следовательно, крышки контейнеров вряд ли “запоздали в дороге с предприятия смежников”.
Теперь пятое. Даже на этапе изготовления кораблей 7К-ОК (“Союз”), кроме собственно исполнителей, есть множество должностных лиц, которым предписано должностными инструкциями контролировать технологические процессы, а тем более их изменения, - мастер участка, технолог цеха, начальник цеха и т.д. И неужели никто из них не заметил вопиющего нарушения технологической дисциплины? Или все дружно закрыли на них глаза? Подчеркнем: в заводских документах это нарушение технологии никак не было отражено, и ни технический контроль, ни военная приемка его не зафиксировали.
Шестое: почему при комплектовании парашютных отсеков основным и тормозным парашютами “увеличившуюся шероховатость” стенок не обнаружили? Вот и испытатель Геннадий Пономарев, автор книги “Байконур. Прыжок в космическую бездну”, тоже недоумевает:
“При полимеризации пары попали в парашютные контейнеры, стенки их стали похожи на “мелкий наждак”. Удивительно, но на явное ЧП тогда никто не обратил внимание...” [10.23].
И что этот “мелкий наждак” не заметили? Не увидели, что “летучие фракции “обмазки” попали на стенки парашютных контейнеров, сделав их шероховатыми, бугристыми и клейкими”? Ведь плотно упакованные парашюты просто не вошли бы в загрязненный смолами контейнер!
Седьмое. Неужели не проводилась чистка контейнера перед упаковкой в него основного и тормозного парашютов? Как правило, все отсеки космических кораблей тщательно очищаются от пыли, а некоторые наиболее ответственные элементы даже протираются спиртом. Так, например, при подготовке грузовых космических кораблей 11Ф615 (“Прогресс”) в монтажно-испытательном корпусе на второй площадке космодрома Байконур во второй половине 80-х годов минувшего века для проверки герметичности стыковочного узла на него надевали специальный металлический конус. И даже это технологическое оборудование изнутри тщательнейшим образом протиралось медицинским спиртом. А в данном случае речь идет не об оборудовании, а о парашютном контейнере космического корабля, который снаряжают профессиональные инженеры и испытатели. И что, никто не заметил загрязненных смолами стенок к