М. В. Алексеев — профессионально проведенное стратегическое отступление войск Северо-Западного фронта, не позволившее окружить соединения и объединения фронта;
А. Н. Куропаткин – неудачное наступление в марте 1916 г. на Якобштадт, неудачное наступление на Бауск;
А. А. Брусилов – победное наступление в первой фазе летнего наступления Юго-Западного фронта 1916 г.;
А. Е. Эверт – неудачи в «Нарочском наступлении», в «Брусиловском наступлении».
Характеристика главнокомандующих
Представляется интересным рассмотреть качества личности семи главнокомандующих армиями фронта, т. к. подобный анализ может явиться ключом к пониманию побед или неудач в операциях, руководство которыми они осуществляли в ходе войны. Имели ли эти генералы необходимый запас духовно-нравственных свойств, знаний, умений, для того чтобы «волю к победе» претворить в «одержание победы»? Ведь именно совокупность свойств личности военачальника, его отношение к выполняемому делу, взаимодействие с другими начальниками всех уровней, поступки в отношении людей – оказывали иногда решающее влияние на события.
Анализируя характеристики исследуемых нами военачальников, следует отметить противоречивость мнений о большинстве из них, что, на наш взгляд, естественно. В процессе их жизнедеятельности приобретались и развивались качества, необходимые военному человеку, подвергались различным испытаниям свойства характера, претерпевали изменения их деловые качества, которые на разных этапах жизни фиксировались современниками.
В случае с Я. Г. Жилинским — картина предстает иная. Большая часть воспоминаний о нем однородна, имеет явно отрицательную окраску и представляет его весьма одиозной фигурой. Сослуживцы вспоминали, что внешне он выглядел как «…Суховатый, желтолицый, немного раскосый, седой и с седыми усами…». «…Лицо – цвета пергамента, черты лица – неподвижные…». Ю. М. Готье описал Я. Г. Жилинского следующим образом: «Сегодня познакомился с генералом Жилинским – одним из экс-помпадуров[22] военного типа: холодный и неприятный блеск глаз; что-то очень неприятное во всем выражении лица».
Наступление русской армии
В воспоминаниях А. С. Лукомского начальник Главного штаба остался властным, очень сухим и неприятным человеком, относящимся к делу с большим формализмом. Он не позволял тревожить себя служебными вопросами во внеслужебное время и ненавидел, когда его беспокоили. По словам князя П. Н. Енгалычева, при Я. Г. Жилинском в должности генерал-губернатора Варшавского военного округа, «… который ни во что не вмешивался…», в администрации «… все распалось».
Сослуживцы отмечали его чрезвычайную надменность и высокомерие: «…он был сух и резок, как может быть сух и резок только закоренелый бюрократ. Говорил со всеми свысока. Достаточно ему было услышать что-нибудь, в малейшей степени похожее на собственное мнение подчиненного, как он, не стесняясь, грубо его обрывал, оскорблял, подавляя всякое проявление самостоятельности… Он никогда не знал, что такое улыбка. Недаром в Генеральном штабе его звали “живым трупом”». Вместе с тем В. С. Трубецкой отмечал, что в домашней обстановке Я. Г. Жилинский был очень прост, обходителен.
Генерал-лейтенант А. Апухтин упоминал о подобных начальниках, считавших себя предназначенными исключительно к восприятию почестей, присущих не ему, а занимаемой им должности. В этой ситуации характер отношений с подчиненными сводился к нетерпимости, недоступности, к нанесению незаслуженных служебных оскорблений.
По этому поводу частично в «оправдание» Я. Г. Жилинского можно отметить следующее. Во второй половине XIX в. увеличился наплыв в армию так называемых «разночинцев», получавших впоследствии дворянство с занятием соответствующих должностей. Многим дворянам-офицерам это пришлось не по нраву. Так, например, генерал от инфантерии В. Е. Флуг с сожалением писал по поводу доступа в среду офицерства «разночинцев» и потере в этой связи офицерским корпусом «служилых» дворянских традиций. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов общий распространенный недостаток высшего командного состава того времени – грубость, граничившую с хамством, что также отмечал В. Е. Флуг.
Вполне вероятно предположить, что Я. Г. Жилинский, воспитанный в дворянской семье с твердыми устоявшимися традициями, обладавший дворянским званием по наследству, коренной гвардеец, что много значило в военной среде того времени, имевший общение с двором императора, занимавший высокие посты иерархической лестницы – свысока относился к офицерам, бывшим ниже его по положению. А уж к выходцам из простолюдинов, попадавшим в дворянские ряды не по социальному происхождению – тем более.
В этой связи можно привести интересную деталь, подтверждающую «величественное достоинство» Я. Г. Жилинского, подмеченную военным агентом А. А. Игнатьевым в Шантильи в 1915 г. на второй межсоюзнической конференции главнокомандующих. В процессе обсуждения военных вопросов Я. Г. Жилинскому не понравилась вольная поза одного из английских генералов, который сидел, закинув высоко ногу на ногу и подперев рукой подбородок. «Скажите этому хаму, сидящему напротив меня, чтобы он сел прилично», – прошептал он на ухо А. А. Игнатьеву. «Хамом» оказался начальник штаба английской армии генерал-лейтенант Вильсон!
Русские войска
Характерно, что высокомерие с равными себе и более низкими по своему социальному статусу людьми сочетались у Я. Г. Жилинского с удивлявшим многих раболепием перед власть предержащими. Даже видавшие виды придворные офицеры поражались двуличию Я. Г. Жилинского, говоря, что постепенно теряют веру в людей, видя «как они пресмыкаются перед Николаем и сильными мира этого, держа себя так гордо и надменно с равными и подчиненными…». Хотя чванство и высокомерие считалось в аристократическом кругу очень дурным тоном. О. С. Муравьева в этой связи приводит высказывания английского писателя и государственного деятеля Ф. Честерфильда и поэта В. А. Жуковского. Первый из них требовал от своего сына: «Если бы даже тебе пришлось беседовать с королем, ты должен держать себя столь же легко и непринужденно, как и с собственным камердинером». Второй рассуждал по этому же поводу следующим образом: «Не подвергайте тех, кто вас окружает, чему-либо такому, что может их унизить; вы их оскорбляете и удаляете от себя, и вы унижаете этим самих себя этими проявлениями ложного превосходства, которое должно заключаться не в том, чтобы давать чувствовать другим их ничтожество, но в том, чтобы внушить им вашим присутствием чувство вашего и их достоинства». Близость между собой приведенных высказываний-рекомендаций, которые давались в разных странах в разные столетия такими известными в Европе людьми, как Ф. Честерфильд и В. А. Жуковский, является знаком того, что речь идет об общепринятых в тот период в Европе нормах поведения.
Наряду с отрицательными качествами личности Я. Г. Жилинского нельзя не отметить некоторые положительные его стороны. Отозванный в сентябре 1916 г. из Франции и зачисленный в распоряжение Военного министра Я. Г. Жилинский ввиду сложного финансового положения военного министерства в июле 1917 г. получил письмо заместителя Военного министра: «…прошу уведомить, не признаете ли Вы… пожертвовать Вашим настоящим служебным положением… Уважающий Вас кн. Туманов». Генерал, проявив порядочность, ответил 23 августа 1917 г. рапортом: «…Прошу об увольнении меня в отставку с мундиром и пенсией…»
Очень разнятся между собой характеристики и воспоминания о Н. В. Рузском конца XIX в. – начала XX в. и времени, предшествующему Первой мировой войны.
Молодого офицера Н. В. Рузского отличали хорошие организаторские способности и военные знания. Он был прост в обращении, но его считали большим карьеристом. Аттестационный список, заполненный 1.01.1893 г. начальником 32-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Плаксиным на начальника штаба дивизии Н. В. Рузского, зафиксировал, что у аттестуемого «…Нравственные качества отличные…».
В памяти сослуживцев периода службы в Киевском военном округе (1896–1902 гг.) генерал-квартирмейстер генерал-майор Н. В. Рузский остался блестящем и знающим офицером Генерального штаба. «В часы службы он был строгий начальник, а вне службы добрый приятель, готовый весело провести время за бутылкой хорошего вина. Как генерал-квартирмейстер он блестяще руководил работами своего отдела, и генерал-квартирмейстерская часть была для нас, молодых офицеров, прекрасной школой». Отрицательные качества отдельных офицеров штаба округа сглаживались «умным и крайне доброжелательным генерал-квартирмейстером – Н. В. Рузским».
Однако чуть позже, с 7.02.1912 г., когда он занимал должность помощника командующего войсками Киевского военного округа Н. И. Иванова, тональность характеристик изменилась: «Сухой, хитрый, себе на уме, малодоброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным. К младшим он относился весьма высокомерно и к ним проявлял большую требовательность… у чинов… штаба он симпатиями не пользовался…. Один из офицеров жандармского корпуса, которому по долгу службы необходимо было общаться с командованием Киевского военного округа, оставил следующие воспоминания: «Он (Н. В. Рузский. – А. П.) производил впечатление человека угрюмого и молчаливого. Сослуживцы считали его человеком честолюбивым и себе на уме».
Небезынтересно, что, проявляя требовательность к другим, сам Н. В. Рузский достаточно часто «…уклонялся от исполнения поручений почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья…». «Дипломатический характер» болезней Н. В. Рузского отмечал и М. Д. Бонч-Бруевич, бывший во время войны генерал-квартирмейстером армии и фронта, руководимых Н. В. Рузским: «…мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига». Однако великий князь Андрей Владимирович Романов вспоминал о Н. В. Рузском, как о человеке с хилым здоровьем, страдающим желудком и все время боявшимся простудиться. Он отдавал много времени уходу за своим здоровьем, был вечно больным и жалующимся на что-то. По мнению соратников, он не обладал никакой личной энергией. Следствием этого являлось то, что Н. В. Рузский почти никогда не мог высказать твердое, настойчивое, определенное решение. Слушая докладчика, соглашался, но при этом никак не мог решиться. Его отличало отсутствие живой силы, которая ведет к великим целям.