Но исключений не было. Каждый приговоренный, согласно странным правилам тюремного гуманизма, заканчивал свой путь в тот же день в узком коридоре, где через час кто-то исправно замывал следы крови.
Рассказывая подробности, Межов жадно следил за выражением лица Заколова. Но парень почти сразу уткнул взор в землю и что-то ковырял там носком кроссовки.
Со стороны машины послышались шаги. Межов взглянул на Нину. Перепуганная девушка пыталась на одной ноге уйти от автомобиля. Она сделала несколько неуклюжих прыжков, но рычащая стая псов, мгновенно переместившаяся к ней, напугала ее еще больше и заставила вернуться. Хрупкие плечи девушки скрылись за автомобильной дверцей, и Сидор вспомнил спины женщин, спускавшихся в коридор, из которого не было возврата.
И вновь слова, похожие на исповедь, требовали выхода.
Всего через него прошли две приговоренные женщины, но особенно врезалась в память та, что была моложе – чернявая, с хорошей фигурой и очень грустным взглядом.
Женщины в тюрьме не содержались, их привозили специально для приведения приговора в исполнение. И что бы им ни говорили при этом, какие бы успокаивающие небылицы ни сочиняли, они чувствовали, для чего их сюда привезли. Может, интуиция у баб сильнее, чем у мужиков?
Когда Сидор соврал чернявой, что переводит ее в другую камеру, она все поняла. Она шла впереди и постоянно оглядывалась. В злосчастном коридоре она остановилась и повернулась лицом к Сидору. Руки в наручниках сдернули резинку, стягивающую волосы. Женщина тряхнула головой, и черная прядь волос прикрыла часть ее лица. Влажные глаза, сквозь колышущуюся преграду из спутанных волос, пытались поймать взгляд Сидора и искали ответ на какой-то важный и жгучий вопрос. Сидор не мог смотреть в ее расширенные зрачки. Он навел пистолет не в лицо, а в грудь. Он не хотел портить красоту лица ужасной раной, хотя знал, что никто из родственников и знакомых девушку никогда не увидит и не узнает даже о месте ее захоронения.
Тогда он в первый и последний раз нарушил правило – стрелять только в голову. Потом пришлось сидеть у начальника и ждать результата заключения медэсперта.
А вдруг она осталась жива, думал Сидор. Что тогда? Начальник прикажет идти и добить? Или врачи должны будут ее вылечить, чтобы потом вновь привести приговор в исполнение?
Он ждал звонка телефона в страшном возбуждении. Начальник уже забрал у него пистолет и спрятал в сейф. У Сидора непроизвольно сжимались руки, глаза впились в лоснящийся пластик телефонного аппарата. Звонка почему-то очень долго не было. И когда раздался особенно громкий телефонный зуммер, Сидор вздрогнул и ясно понял, что не сможет второй раз выстрелить в эту женщину.
Начальник выслушал сообщение, произнес «угу» и медленно опустил трубку. Тревожный взгляд уперся Межову куда-то в переносицу.
– Что? – не выдержал Сидор.
– Она умерла, – начальник вздохнул и потянулся за сигаретой. – Но не сразу… Врачу пришлось… ждать.
Повисла долгая пауза, оба развели взгляды в противоположные стороны.
– За что ее? – после долгого молчания спросил Сидор. Раньше он никогда не интересовался тем, за какие преступления приговорили его жертв.
Начальник с ответом не спешил. Сначала оба выпили по полному стакану водки. Поморщились. Закуски вновь не было, только пахучие сигареты.
– За что ее? – еще раз спросил Сидор, чувствуя какое-то непривычное жжение в уголках глаз.
– Не наше с тобой это дело, – начальник прикрыл ладонью пальцы Сидора, но тот отдернул руку. – Раз суд решил, значит, заслужила.
В этот день Сидор сразу ушел из тюрьмы. Он пил три дня и никак не мог решить, как бы он поступил в той же ситуации снова, увидев влажные женские глаза из-под колышущихся волос? Поднял бы он руку и куда бы направил ствол пистолета?
Но к высшей мере наказания, к счастью, приговаривали в основном мужчин.
– В мужиков стрелять легче, – завершил рассказ Межов и навел пистолет в лицо Заколова.
– Вы стоите слишком близко, – хладнокровно предупредил Тихон.
– А-а, это… – капитан отступил назад и встал около рюкзака. – Десять метров. Обычно моя цель ближе. Но я не промахнусь, зря надеешься.
– Там была служба. А сегодня? Это все из-за денег? – Заколов недоуменно смотрел на капитана. – Вы готовы убить двух человек из-за денег?
– Почему только двух? Двоих мне пришлось убрать раньше. Сначала кассира на станции, потом милиционера на вокзале в Кзыл-Орде. – В голосе Межова сквозила гордость. Он хотел опять увидеть ужас и уважение на лице собеседника.
Но на лице Заколова застыло лишь удивление:
– Кассира? Но разве это не дело рук Хамбиева? Там же был его нож. Я сам видел.
– Нет, Хамбиев кассира только напугал и отнял деньги. Нож он забыл на столе. Этим я и воспользовался.
– Но… но почему? Чем вам не угодил незнакомый кассир?
На лице парня Межов по-прежнему видел только любопытство. А где же страх и уважение? На протяжении всего разговора если и мелькнуло раз другой в глазах Заколова что-то похожее на опасение, то никакого уважения капитан и близко не разглядел. А он был убежден, что достоин его. Ведь он – человек уникальной профессии.
Он палач!
Ну что же, если его профессиональные обязанности студента не впечатлили, то коварный план, который в итоге блестяще удался – вот он рюкзак с деньгами около ног – должен был вызвать почтение у любого.
Глава 80
Все началось за неделю до Первомая.
Межов отдыхал в ресторане. Он все свои премиальные неизменно пропивал с шиком. Настроение было гнусным. И на службе, и в жизни он оставался одинок. Да, по большому счету ему никто и не был нужен. Выпить можно и одному, а без баб он давно научился обходиться. Вот только косые взгляды на службе.
За много лет сослуживцы, конечно, разнюхали про его обязанности. А может, начальник, сволочь, проболтался. С ним тоже давно никакого человеческого контакта. Прошли времена, когда водку вместе пили после очередного выстрела. Сейчас все общение ограничивалось официальными фразами, а если и наливал начальник, то только одному Межову и абсолютно молча. Тостов не говорил, было похоже, что сторонился.
В ресторане Межов был одет в гражданку, выпил прилично и поцапался с каким-то пухлощеким блатным за соседним столиком. По всему было видно, что это урка, повидал таких капитан в тюрьме немало. Наглые они, эти блатные, особенно в ресторанах, когда глаза зальют.
Это потом Сидор узнал, что столкнулся с вором по кличке Халва. Что там послужило поводом для ссоры, уже и не вспомнишь, оба выпивши были, и завязалась драка с битьем посуды и сломанными стульями.
Когда приехал милицейский наряд, разобрались быстро. С одной стороны сотрудник МВД, с другой – ранее судимый тип. Кто виноват – ясно! Халву забрали, а Межова назавтра попросили в отделение зайти, чтобы нападение на сотрудника милиции на свежую голову оформить.
Когда он пришел в отделение, начальник сообщил, что задержанный с ним поговорить хочет, лично. Межова оставили наедине с Халвой. Тот сразу начал стелиться в извинениях и обещать большие бабки, если дело будет замято. Он даже и отсидеть был готов за хулиганство, но не больше недели.
Межов ощупал языком кровоточащую дырку от выбитого зуба, потрогал затекший глаз под темными очками и спокойно пообещал, что мотать Халве полный срок и он похлопочет перед начальством, чтобы перевели Халву, хотя бы временно, к нему в тюрьму. А там уж он припомнит Халве выбитый зуб, разбитый глаз и удар толстым коленом в пах.
Халва еще некоторое время пытался любезно улыбаться, клялся здоровьем матери, что отблагодарит товарища капитана сразу после майских праздников, да так, что тот век будет помнить его щедрость, и почти на коленях умолял отпустить. Межов усмехался и был непреклонен. Перед собой он видел мразь, еще вчера высокомерную и жестокую, а сегодня готовую лизать сапоги. Подобным типам он дырявил узколобые головы и хоть сейчас готов был проделать то же самое с яйцевидным черепом Халвы.
Когда вор это понял, его лицо исказилось издевательской гримасой:
– Что, капитан, много настрелял денег на своей работе? Щедро тебе отстегивают за сраную службу? Рука не устала вышибать мозги у нашего брата? Да я через неделю могу взять столько, сколько тебе в жисть не видать, даже если всю братву в тюряге завалишь!
Это уже было слишком! Тупой урка намекает на его расстрельные обязанности. Огонь ненависти вспыхнул в груди Сидора Межова. Спустя пять минут лишь трое милиционеров смогли оттащить его от лежащего на полу еле дышащего Халвы.
В тот же день разъяренный Межов явился в кабинет начальника тюрьмы. Испугавшийся шеф уверял, что Межов неправильно понял Халву, что тайна его службы строго сохраняется и никто, тем более уголовники, никогда ее не узнают. В конце концов начальник посоветовал Межову немного отдохнуть и тут же выписал командировку в одну из колоний, сказав, что на службе капитан может появиться после праздников.
На этот раз Сидор Межов не стал топить раздражение в алкоголе. Он успокоился и задумался над издевательскими словами Халвы о легких заработках вора и мизерном жаловании тюремщика. Припомнил он и слова вора о том, что после праздников готов отвалить за свободу крупную сумму. Что Халва имел в виду?
Через связи в милицейских кругах Межов узнал, что Халва – специалист по бытовым замкам, правда, поговаривают, что в последнее время он освоил и сейфы. Дальше последовали вопросы. Кто интересовался его освобождением? Молодой узбек, видимо из начинающих, тех, кто на подхвате у серьезных деловых. Как его найти? Да черт его знает! Но он завтра утром, возможно, придет, так как спрашивал, что можно передать Халве и когда.
Сидор Межов дождался длинноволосого узбека в широченных клешах и умудрился проследить до домика, где он скрылся. Установить личность крупного лысого мужчины с узкими выпуклыми глазами, мелькнувшего на крыльце этого дома, не составило особого труда. Первый же опер по описанию уверенно признал Бека – серьезного вора, однако, в последнее время никак себя не проявлявшего.