Эдмонд сделал паузу, и знакомый блеск появился вновь в его глазах.
— Но мы должны рассмотреть немного поближе, — сказал он.
На экране появился темный пузырь и увеличивался до тех пор, пока Лэнгдон не заметил, что массивная сфера стала уже не черной, а темно¬фиолетовой.
— Как видите, черный пузырь технологий, поскольку он потребляет человеческий пузырь, становится другого оттенка — оттенка фиолетового цвета, как будто оба цвета равномерно смешали.
Лэнгдон размышлял, хорошие это новости или плохие.
— Вы видите здесь редкий эволюционный процесс, известный как обязательный эндосимбиоз, — сказал Эдмонд. — Обычно эволюция — это процесс бифуркации — вид распадается на два новых вида, но иногда, в редких случаях, если два вида не могут выжить друг без друга, процесс происходит в обратном направлении… и вместо одного вида бифуркации два вида сливаются в один.
Слияние напомнило Лэнгдону синкретизм — процесс, посредством которого две разные религии слились, чтобы сформировать совершенно новую веру.
— Если вы не верите, что люди и технологии сольются, — сказал Эдмонд, — оглянитесь вокруг.
На экране начался скоростной показ слайд-шоу — изображения людей, теребящих телефоны, людей в очках виртуальной реальности, подстраивающие устройства на Bluetooth, вставленные в уши; бегуны с музыкальными плеерами, пристегнутыми к руке; семейный обеденный стол, в центре которого находится смарт-спикер; младенец в кроватке, играющий с компьютерным планшетом.
— Это лишь зачатки такого симбиоза, — сказал Эдмонд. — Сейчас мы начинаем вживлять чипы прямо в мозг, впрыскивать в кровь микроскопические наноботы, поедающие холистерол и поселяющиеся в нас навсегда, конструируем искусственные конечности, управляемые нашей мыслью, при помощи средств редактирования вроде CRISPR модифицируем наш геном и вполне буквально выстраиваем улучшенную версию самих себя.
Теперь выражение Эдмонда казалось почти радостным, излучающим страсть и волнение.
— Человеческие существа развиваются в нечто иное, — провозгласил он. — Мы превращаемся в смешанный вид — в слияние биологии с технологиями. Те устройства, что ныне пребывают за пределами нашего тела — смартфоны, слуховые аппараты, очки для чтения, большая часть фармацевтических препаратов — через пятьдесят лет — будут встроены в наши тела в такой степени, что мы уже не сможем причислять себя к роду гомо сапиенс.
За спиной Эдмонда вновь появилось знакомое изображение — одиночная картинка с эволюцией от шимпанзе до современного человека.
— В мгновение ока, — сказал Эдмонд, — мы станем следующей страницей в перелистываемой книге эволюции. И когда это произойдет, мы будем оглядываться на сегодняшних хомо сапиенс так же, как сейчас оглядываемся на неандертальца. Новые технологии, такие как кибернетика, синтетический интеллект, крионика, молекулярная инженерия и виртуальная реальность, навсегда изменят то, что значит быть человеком. И я понимаю, есть такие, кто считает хомо сапиенс избранными Богом. Я могу понять, что эта новость может показаться вам концом света. Но я прошу вас, пожалуйста, поверьте мне… будущее на самом деле намного ярче, чем вы себе представляете.
С внезапным притоком надежды и оптимизма великий футурист запустил ослепительное описание завтрашнего дня, видение будущего, совершенно не похожего на любое, которое Лэнгдон когда-либо осмеливался себе представить.
Эдмонд убедительно описал будущее, когда технология стала настолько недорогой и повсеместной, что стерла разрыв между имущими и неимущими. Будущее, в котором экологические технологии обеспечивали миллиарды людей питьевой водой, полноценной пищей и доступом к чистой энергии. Будущее, где такие болезни, как рак Эдмонда, уничтожены благодаря геномной медицине. Будущее, где огромная мощь Интернета окончательно используется для образования, даже в самых отдаленных уголках мира. Будущее, в котором сборочные роботизированные линии освободят работников от монотонной работы, чтобы они могли работать в более полезных и новых областях, о которых мы еще даже не догадываемся. И, прежде всего, будущее, в котором новейшие технологии начнут создавать такое изобилие жизненно важных ресурсов для человечества, что борьба с ними больше не понадобится.
Слушая о видении Эдмондом будущего, Лэнгдон почувствовал эмоции, которых не испытывал годами. Складывалось ощущение, что миллионы других зрителей тоже чувствуют в это самое мгновение неожиданный всплеск оптимизма в отношении будущего.
— У меня есть только одно сожаление по поводу этого грядущего века чудес, — голос Эдмонда внезапно вздохнул. — Я сожалею, что не смогу это засвидетельствовать. Даже мои близкие друзья не знают, что я болен… Кажется, я не буду жить вечно, как планировал. Он горько улыбнулся. — К тому времени, как вы это увидите, скорее всего, мне останется жить лишь недели… может быть, только дни. Пожалуйста, знайте, мои друзья, это обращение к вам сегодня было величайшей честью и удовольствием в моей жизни. Благодарю вас за внимание.
Теперь Амбра стояла рядом с Лэнгдоном, оба смотрели с восхищением и грустью, когда их друг обратился к миру.
— Сейчас мы находимся на странном пике истории, — продолжил Эдмонд, — время, когда мир чувствует, что его перевернули вверх дном, и все не так, как мы себе представляли. Но неопределенность всегда является предвестником радикальных изменений; преобразованиям всегда предшествуют потрясения и страх. Я призываю вас поверить в способность человека к творчеству и любви. Потому что, когда эти две силы объединены, они обладают способностью освещать любую тьму.
Лэнгдон взглянул на Амбру и заметил слезы, текущие по ее лицу. Он осторожно подошел и обнял ее, наблюдая, как умирающий друг произнес свои последние слова миру.
— Когда мы перейдем в неопределенное завтра, — сказал Эдмонд, — мы превратимся во что-то большее, чем можно себе представить, за пределами наших самых смелых мечтаний. И когда это случится, мы всегда должны помнить мудрые слова Черчилля, который предупреждал нас: «Цена величия… это ответственность».
Слова нашли отклик у Лэнгдона, который часто опасался за недостаточную ответственность человеческой расы при использовании захватывающих технологий, которые оно изобретало.
— Хотя я атеист, — произнес Эдмонд, — прежде чем покинуть вас, я прошу с вашего позволения дать мне прочитать молитву, которую я недавно написал.
Эдмонд написал молитву?
— Я называю ее «Молитвой о будущем». Эдмонд закрыл глаза и заговорил медленно, с потрясающей уверенностью.
— Пусть наши философии будут идти в ногу с нашими технологиями. Пусть наше сострадание будет идти в ногу с нашими силами. И пусть любовь, а не страх, будет двигателем перемен.
На этом Эдмонд Кирш открыл глаза.
— До свидания, мои друзья, и спасибо, — сказал он. — И осмелюсь сказать… Бог в помощь!
Эдмонд посмотрел в камеру на мгновение, а затем его лицо исчезло в бурлящем море белого шума. Лэнгдон уставился на статичный дисплей и почувствовал потрясающий прилив гордости за своего друга.
Стоя рядом с Амброй, Лэнгдон представлял миллионы людей во всем мире, которые только что стали свидетелями волнующего и мастерского представления Эдмонда. Как ни странно, он обнаружил: возможно, что последняя ночь Эдмонда на Земле развернулась наилучшим образом из всех возможных.
ГЛАВА 97
КОМАНДУЮЩИЙ ДИЕГО ГАРСА стоял у задней стены подвального офиса Моники Мартин и безучастно смотрел на телевизионный экран. Его руки по-прежнему были в наручниках, и два агента Гвардии вплотную приблизились к нему, согласившись на призыв Моники Мартин увести его из оружейной палаты понаблюдать за выступлением Кирша.
Гарса стал свидетелем спектакля футуриста вместе с Моникой, Сурешем, полдюжиной агентов Гвардии и невероятной группой дворцового вечернего персонала, прервавшего свои обязанности и бросившихся вниз по лестнице, чтобы все увидеть своими глазами.
Теперь по телевизору перед Гарсой неопытный статист, завершивший презентацию Кирша, сменился пестрой сеткой новостных лент со всего мира — новостные агентства и ученые, затаив дыхание, повторяли утверждения футуриста и пускались в собственный неизбежный анализ — все они говорили одновременно, создавая непонятную какофонию.
В комнату вошел один из старших агентов Гарсы, осмотрел толпу, обнаружил командира и быстро подошел к нему. Без объяснений охранник снял наручники Гарсы и протянул сотовый телефон.
— Вам звонят, сэр — епископ Вальдеспино.
Гарса уставился на телефон. Учитывая тайное бегство епископа из дворца и обвинительное СМС, найденное в телефоне, Гарса в последнюю очередь ожидал звонка от Вальдеспино сегодня вечером.
— Диего, — ответил он.
— Спасибо, что ответили, — сказал епископ устало. — Я понимаю, что у вас была неприятная ночь.
— Где вы, — требовательно спросил Гарса.
— В горах. Около базилики в Долине Павших. Я только что встретился с принцем Хулианом и Его Величеством королем.
Гарса не мог представить, что делал король в Долине Павших в этот час, особенно учитывая его состояние.
— Полагаю, вы знаете, что меня арестовал король?
— Да. Это печальная ошибка, которую мы должны исправить.
Гарса посмотрел вниз на свои запястья без наручников.
— Его Величество попросил меня позвонить и извиниться. Я буду наблюдать за ним здесь, в больнице Эль Эскориал. Боюсь, его время подходит к концу.
«Как и ваше,» — подумал Гарса.
— Вам следует знать, что Суреш нашел СМС на вашем телефоне — вполне разоблачительное. Я считаю, что сайт ConspiracyNet.com скоро опубликует его. И подозреваю, что власти придут арестовать вас.
Вальдеспино глубоко вздохнул.
— Да, СМС. Я должен был найти вас в тот момент, когда оно пришло сегодня утром. Пожалуйста, поверьте мне, когда я скажу, что не имел никакого отношения к убийству Эдмонда Кирша и смерти моих двух коллег.
— Но СМС явно подразумевает вас…
— Меня оклеветали, Диего, — прервал епископ. — Кто-то пошел на многое, чтобы я выглядел соучастником.