Дело в том, что вообще все реалии человеческого общества возникли из очень примитивных наклонностей homo.
Чтобы вытащить всю историю явления, надо просто покрепче потянуть его за те волосатые уши, которые где-нибудь да торчат.
Вытаскиваем.
Пару миллионов лет назад половое поведение хомо было значительно проще даже гиенского.
Не было ритуалов ухаживания, «пар» и даже очередности. Каждый самец всегда был готов закачать сперму любой доступной самке. А доступны были все.
Спариванье было возможно всегда, кроме тех случаев, когда вагина физически была занята другим самцом или содержала иные посторонние вложения.
Этот порядок вещей именуется промискуитетом и является редкостью в животном мире.
Эволюция неохотно наделяет им свои творения.
Почему?
Потому что при такой доступности связей почти не работает половой отбор. Вид быстро утрачивает презентабельность.
(Что, собственно, и произошло.)
Понятно, что в случае с человеком терять было нечего. Тогда казалось, что это существо уже дошло до пределов деградации.
Как хищник homo — несостоятелен, а как добыча — жалок. У него нет самого главного: внятного места в пищевом обороте саванны.
В этом смысле homo почти никчемен. А никакого другого смысла на тот момент, как мы помним, и не было.
Эстетически он ничего собой не представляет.
Его манера постоянно чавкать, теребить грязные гениталии и все загаживать — только компрометирует красивый процесс развития жизни.
А его гастрономические достоинства не окупают его уродства.
Если бы смилодоны писали книги о «вкусной и здоровой пище», там человек был бы помечен как «cамое неаппетитное животное». «Заморить червячка» можно и им, но «для украшения праздничного стола» homo категорически не пригоден.
Строго говоря, это — лишний вид. Дни его сочтены.
Но эволюция щедра. В ее правилах — всем и всегда дать шанс. Даже твари, разжалованной из обезьян.
Более того, у человека все же была функция. Служа в саванне съедобным падальщиком, он не совсем зря коптил небо.
Впрочем, помочь ему выжить было не так-то просто.
Особые свойства, вроде электрорецепции, инфракрасного зрения, восприятия инфразвука — ему не светили. Да, они могли бы снабдить род homo исключительными преимуществами. Он бы слышал, видел и чувствовал больше, чем любые конкуренты. Но в этих бонусах ему было отказано.
Остались тихие радости, вроде нормальных зубов и когтей… или безграничной свободы размножения.
Так. Боевые зубы сразу вычеркиваем.
Сами по себе они не имеют никакого смысла.
Можно нарастить клычары хоть по метру длинной, но без обслуживающих челюсти мышц они будут простой декорацией.
Можно дать человеку хорошие когти.
Это технически легче, чем зубы.
Но и тут неувязочка.
Модные втяжные когти ему уже не приделать. (Не позволит сложившаяся конструкция кисти руки).
Можно предложить только устаревший не втяжной комплект. Примерно такой, как у мегатерия.
На такие когти можно наколоть штук десять улиток. Длинными когтями можно трещать, наводя ужас на слепышей или рогатых ворон.
Более того, мощные острые когти позволят homo подняться в иерархии падальщиков.
Как?
Да, элементарно. У него появится возможность расковыривать трупы самостоятельно и есть, не дожидаясь санкции марабу.
Установка когтей возможна всего за 30–40 поколений. Это сущие пустяки.
Конечно, продвинутые млекопитающие такого уже не носят. Но модничать человеку негде. На эволюционный подиум его не приглашают. (Вероятно, из-за манер и исключительно мерзкой физиономии).
В общем, этот комплект был бы очень полезным приобретением.
Но! Такие когти несовместимы с привычкой homo непрерывно чесаться. Заполучив их, он просто порвет себя в клочья.
Отказавшись от когтевой затеи, эволюция быстренько активировала в человеке один старый ген, который дремлет во многих животных и обеспечивает бессознательное, но эффективное применение различных предметов.
К примеру, острых камней.
Это тоже был неплохой вариант, уже обкатанный на морской выдре и некоторых птицах.
Ген активировался, тварь подобрала камень, но особых преимуществ не получила.
Да, раскурочивать падаль стало чуть проще. Но вопроса выживаемости камень решить не мог (чуть позже мы рассмотрим этот любопытный вопрос подробнее).
Оставался только промискуитет, т.е. постоянная возможность спариваться, презрев брачные игры и сложность половых ритуалов животного мира.
Промискуитет — это реальный шанс.
Как он работает?
Очень просто.
Дикая, непобедимая похоть вынуждает животных размножаться в любых условиях, вопреки страху, голоду, холоду, тяготам деторождения и выкармливания.
Извержения вулканов, землетрясения, оледенения, метеориты — ничто не может отвлечь их от постоянного спаривания.
Совокупления свершаются как целенаправленно, так и мимоходом.
Результатом любого контакта особей неизбежно становится половой акт. Таким образом, принудительно поддерживается численность популяции.
Разумеется, это не первый случай, когда гениталии служат двигателем вида. Простеньким, но надежным.
Конечно, есть и более впечатляющие образцы всевластия «полового вопроса».
Вспомним тлю. Ее самки рождаются уже беременными. Причем, те, кого им предстоит родить, тоже уже беременны беременными же тлюшечками.
Но такой финт эволюция повторить больше не в силах. Период ее дерзких экспериментов закончился до появления homo.
В результате человеку достался самый банальный вариант промискуитета.
Как это было?
Очень просто.
Примерно пять миллионов лет тому назад, еще в плиоцене, спасая род homo, эволюция, кряхтя, взялась за дело.
Напомню, что в качестве исходного материала была использована стандартная мочеполовая модель, общая для всех приматов.
Будем откровенны: модель скучновата и предполагает периоды целомудрия самок, тоску самцов и дурацкие ритуалы с цветами, орехами и покраснением задов. Модель крепенькая, но для промискуитета она никак не годится.
В результате корректировок в обезьянье половое наследие были внесены анатомо-физиологические коррективы.
Ничего экстраординарного. Всего лишь пара-тройка пикантных штрихов, вроде дополнительной иннервации и системы поперечных складок влагалища.
Но результат получился впечатляющим.
Конечно, не сразу.
Сперва редактировалась самка.
На неукротимую похоть самца требовался ее симметричный ответ.
Но, добиваясь вечного сладострастия самки, эволюция несколько переборщила с размером и чувствительностью ее внешних и внутренних половых органов.
Получилась очень впечатляющая штука. Если бы речь шла о месте, где всегда можно похоронить енота, то вопрос был бы закрыт. Но цели у эволюции были иные. Наполняемость вагины надлежало обеспечить иначе.
Тут опять вышла неувязочка. «Наполнитель» оказался трагически мал. Пришлось резко доращивать скромненький пенис самца и укрупнять весь его половой аппарат, начиная с калибра сосудов. Подгонка «ответной части» заняла какое-то время, но, наконец, полная соразмерность была достигнута.
В результате самцы и самки получили уникальные половые органы, находящиеся в постоянном поиске друг друга и полностью определяющие поведение своих владельцев.
Прекрасным подспорьем стал видовой истеризм человека, который добавлял перчик во все процессы и обеспечивал промискуитет накалом страстей.
Попутно промискуитет закрепил прямохождение этих животных. Он же свел с них покровную шерсть.
Поясним.
Глупые гномы-антропологи уже 200 лет гадают о природе мутации, которая поставила homo на «задние лапы».
Версий много. Но остается непонятным, за каким, собственно, чертом, эволюция так поиздевалась над человеком?
Дело в том, что прямохождение, не предлагая животному никаких немедленных преимуществ, сразу обеспечивает артрозы, мучительные роды, компрессию позвоночника и кишечника, аневризмы и еще десяточек патологий.
Более того. Если выпрямить любое «горизонтальное животное», то ему неизбежно обеспечена частичная анемия мозга. Она может и не убить. Но!
Анемия принесет радости удушья, головокружения, тошноты, обмороков, атаксии, нарушения зрения и утраты ориентации.
Так что для первых прямоходящих поколений людей двуногость, несомненно, была адской мукой. Ни одно живое существо добровольно никогда бы не согласилось участвовать в этой экзекуции.
Да и во имя чего было идти на такие мучения?
Антропологи блеют, но ничего вразумительного не предлагают. Никакого понятного стимула не «рисуется».
Конечно, все могла бы смягчить постепенность. Адаптации вырабатывались бы так же последовательно, как происходила вертикализация.
Это не сложно. Более того, рука у эволюции уже набита, что доказывается примерами кенгуру, жирафов, куриц и других тварей, привыкших нести свой мозг высоко и гордо.
Что следовало сделать?
Если вы поднимаете мозг так высоко над сердцем, то следует раза в два усилить общее артериальное, повысить плотность кровяных телец и смастерить запирающие клапаны в большой шейной вене.
Труд, как видим, невелик.
Это не решило бы всех проблем двуногости, но избавило бы человека от тошноты, а пейзажи плиоцена от заблевывания.
Но!
Даже этого сделано не было.
Все указывает на то, что вертикализация человека произошла в необъяснимой спешке, без выработки всяких защитных анатомо-физиологических прибамбасов.
Несомненно, она причиняла боль и страдания.
И тем не менее — свершилась.
Но кто же отдал бедному homo приказ срочно выпрямиться?
Кто мог потребовать этого от человека?
Явно не архангел. Беднягу бы тут же забили и сожрали вместе с его золоченными перьями.
Это мог быть только промискуитет. Только ему не смела возразить физиология человека.