Дело в том, что мир трагически менялся.
Погода портилась. Очередное оледенение покончило с изобилием как трупов, так и съедобных насекомых.
Оставшись без работы, homo принялся вымирать.
Возможность примитивного изобретательства была для него последней надеждой выжить. А такое мог обеспечить только рассудок.
Израсходовав весь запас корректных спасений — эволюция дала ему этот рискованный шанс.
Конечно, так поступать не следовало. Но никому не приходило в голову, что возможность связать две палки закончится Бухенвальдом.
Использовав «отходы мозгового производства», эволюция таки пристроила в кору полушарий расширенную способность фиксировать взаимосвязи вещей и явлений.
Т.е. возможность добавлять звенья в цепочки ассоциаций.
Особо изобретать ничего не пришлось. Достаточно было сдуть пыль с еще одного завалящего гена и ввернуть его в оборот.
Глава XIIIВТОРЖЕНИЕ РАССУДКА
Итак. Как это было?
Совсем недавно, примерно 50 000 лет назад, произошло событие, радикально изменившее поведение и образ жизни одного из зверей планеты.
Стайный падальщик homo пережил вторжение рассудка в свой череп.
Этот жуткий гость лишил животное всякого комфорта и спокойствия.
Самые первые ощущения, разумеется, были строго физиологическими. И крайне болезненными.
Дебют рассудка был подобен появлению в «абсолютной черноте головы» тлеющей тонкой нити. Нить жглась и беспокоила животное. Оно скулило и трясло головой, стремясь вытряхнуть внезапную пакость.
Но тлеющих ниточек становилось все больше, и разгорались они все ярче, увеличивая жгущее ощущение.
Шаг за шагом рассудок превращал простое звериное сознание в набор тлеющее-мерцающих обрывков тревог, наблюдений и загадок. Они плохо связывались между собой, но их количество росло.
Правда, животное понятия не имело, что творящееся в его голове — это «тревоги», «наблюдения» и «загадки».
Оно чувствовало лишь тошнотворную пульсацию картинок и звуков, зачем-то пришедших к нему в голову.
Мир необъяснимо расширился и наполнился обрывками угроз, которые раньше были неизвестны животному.
Чувство тревоги стало постоянным.
Как и распиравшая homo похоть. Она-то вообще получила особые права и возможности.
Теперь похоти стал не нужен запах и вид реальной вагины. Эта волосатая штуковина переселилась в череп и изнутри пощипывала человека видениями.
Голод, который всегда был безликим зудом, слепо толкавшим «найти» или «убить» — тоже обрел черты и образ. Окорок в голове оказался способен шкворчать и сочиться еще лучше, чем настоящий.
Поначалу рассудок был воспринят не как дар, а как мука.
Животное пыталось избавиться от наполнившего череп объемного зуда.
Бедные homo бродили, как зачумленные, пытаясь грязными ногтями выцарапать эту пакость из-под шерсти на голове.
Но все было тщетно. Человек был принужден к рассудку. Печать принуждения останется навсегда.
Как навсегда останется и желание освободиться от этого ига.
Мозгу, разумеется, было наплевать на страдания животного. (Точно так же, как ему безразличны родовые или иные боли.)
Он мог стереть с себя это паразитическое явление так же легко, как здоровая кожа избавляется от прыщей и дерматозов.
А мог и не стирать.
Почему не стер?
Да потому, что у рассудка нашлось, чем угодить древним угрюмым структурам.
Он стал их любимой забавой, шутом и аниматором, очками смешанно-дополненной реальности.
Умножая впечатления и переживания, он, как никто, умел будоражить нейроны, удовлетворяя их вечную жажду возбуждения.
Сладкая эпоха чистого сознания закончилась.
Поясняю.
Сознание и рассудок — это совершенно разные явления. Меж ними нет ничего общего.
Засевшее в глубоких подвалах мозга сознание — это надежная, древняя штука. Это — банальная физиологическая функция, которая неизбежно есть у всякого животного чуть сложнее губки.
Сознание — это просто объемная, звучная, пахучая проекция реальности. Любой мозг, любая нервная система «читает» реальность, так как вслепую выжить невозможно.
Да, сознание бывает разного качества. Тут все зависит от рецепторов. Совсем хилая рецепторика и картинку мира создает приблизительную и мутную.
Не редкость — парочка сознаний в одном мозгу, как, например, у хамелеона, глаза которого абсолютно независимы друг от друга и способны одновременно фиксировать никак не связанные меж собою события. (Это равносильно способности читать и понимать два сложных текста одновременно.)
Само по себе — сознание безмолвно.
Оно не «разговаривает» со своим организмом.
Оно не задает вопросов, не подсказывает ответов.
Оно свершается автоматично и незаметно для особи.
Получив проекцию реальности и ее изменений, оно сигналит в нужные отделы мозга — и те без колебаний принимают все мышечные и химические решения.
Животное проживает свою жизнь, не подозревая об этой работе. Все решения принимаются за него.
Рассудок же ведет себя нагло и безжалостно. Он дразнит и терзает, лезет с советами и провоцирует на ошибки.
Разумеется, он получил вид на жительство не за «красивые глаза», а благодаря способности создавать раздражителей больше, чем реальность.
Сам-то homo при этом, конечно, мучается, но бледные ядра и лучистости его подкорки наслаждаются адскими дозами возбуждений.
Стоп.
Миллион извинений. Но!
Для объяснения того, как рассудок был подсажен в череп, приходится использовать лукавый «эффект прокрутки».
Разумеется, процесс вторжения свершался шаг за шагом и был размазан по десяткам поколений.
Мы же вынуждены упаковать этот процесс в десяток фраз.
Может создаться ложное впечатление чуть ли не моментальности этого события. Напоминаю, такое впечатление будет ложным.
Продолжим.
Разумеется, наделение рассудком не было штучной работой с каждой отдельной тварью.
Отнюдь.
И свершилось оно не через добавление новой завитушки коры и не через увеличение лобных или иных долей.
Не пришлось прибегать и к оперативной нейрохирургии.
Homo не строились в волосатые очереди на трепанацию и коррекцию извилин.
Такого не было.
Как не было и тысяч взволнованных ангелов в белых халатах с микроскопами, фарширующих нейроны человека знанием всей пестроты мира.
Нет.
В полушариях все оставалось прежним и обычным.
На месте и «при исполнении», почти никак не тронутое переменами, осталось и сознание. Оно пока сохраняло большую часть полномочий. Но его борьба с рассудком за власть над поведением человека уже началась.
Появление рассудка в черепе человека — история не менее забавная, чем эволюция мозга.
Она тоже очень простая, без загадок и таинств.
Был ли рассудок человека новым и исключительным явлением в природе, не имеющим ни аналогов, ни происхождения от низшей формы?
Разумеется, нет. Разум — это не гость из иного измерения.
Здесь вновь настало время вспомнить основной принцип мироздания: нет ничего «нового» и «уникального».
Того, у чего нет эволюционной истории — попросту не существует и без колебаний может быть сдано в религиозный утиль.
Абсолютно всё, от галактик до лимонада, имеет этапы развития и свою анцестральную, начальную точку.
Эволюционную историю имеют не только тела, но и явления.
В том числе и разум.
Мозг любого размера и покроя его не генерирует. У него нет ни такой функции, ни такого потенциала.
Более того, разум гораздо старше и мозга, и сознания. Его первичную, примитивную форму мы легко обнаружим в протерозое.
Тогда миллиарды крошечных первичных организмов сливались в колонии.
Мозга еще не существовало, сознания — тоже.
А необходимость обедать, флиртовать и сражаться уже была. И все эти проблемы надо было как-то решать.
Современные нам мшанки, сифонофоры, парусницы и другие колонии микроорганизмов существенно меньше своих протерозойских пращуров, но организованы по точно такому же принципу.
Составляющие их зооиды не имеют мозга и начисто лишены сознания. Однако, слившись в колонию, они принимают верные житейские решения. Колонии демонстрируют вполне разумное поведение. И отлично чувствуют себя в самых злых океанах.
Примерно так же себя вели и их древние предки, демонстрируя первичный разум.
Чтобы ориентироваться, искать, охотиться, etc, etc, организмам не нужен мозг.
Достаточно единства множества взаимозависимых клеток, связанных общностью интересов, типом питания и размножения.
Разуму не нужны даже рассеянные нейроны.
Это доказывают желтые плесневые грибы, способные к удивительным рассудочным трюкам. В этом же убеждают шастающие по лесам красавцы-плазмодии.
А венерины мухоловки, которые даже и не грибы — демонстрируют наличие отличной памяти. Что, впрочем, делают и сплавы металлов, начиная с никелида титана.
Да и кроме вышеупомянутых — полно успешных видов, которые не имеют нервной системы, однако, отлично соображают и запоминают.
Память, разумеется, не нуждается в мозге. Смешно. Это мозгу нужна память материи, чтобы из жирных кислот каждый раз складываться в орган.
Память чуть-чуть древнее разума. Без нее невозможна самоорганизация материи, все химические и физические события.
Это очень простая штука, надежно сделанная из набора известных связей: электронных-ковалентных-водородных и пр.
Кирпич, который не «помнит», что он кирпич — обречен.
В элементных и твердых формах память почти безупречна. А вот в биологических она может сбоить. ДНК делалась второпях и получилась очень уязвимой. Из-за этой халтуры биота далека от совершенства.
(Но зато регулярно наполняются формалиновые банки в кунсткамерах, а анатомы радуются новым экземплярам уродцев.)
Ничего не поделаешь.
Так уж вышло, что от «мамы-материи» биологическим формам достался эконом-вариант древнейшего свойства.