на всю элиту партии и государства в ЦК имелись секретные досье, называемые «учетными карточками», куда с 1922 г., с тех пор, как Сталин стал генсеком, заносились все «плюсы и минусы» каждого руководящего деятеля. Основу «учета» составляли два критерия: преданность большевизму и деловитость. С конца двадцатых годов критерии «учета» слегка «уточнили»: преданность Сталину и покорность. Сталин подсчитал, что абсолютное большинство состава преданного ему ЦК 1934 года — все-таки мыслит категориями вчерашнего дня, то есть явно непокорно. Он безошибочно установил и то, что к числу несогласных с его личной диктатурой принадлежат как раз наиболее идейные фанатики коммунизма и «ленинских принципов коллективного руководства». Сталин знал больше. Он знал, что в почти двухмиллионной партии наберется не менее миллиона коммунистов, которые действительно верят в коммунизм в духе его классиков (постепенное отмирание государства, то есть «диктатуры пролетариата», восстановление гражданских прав и политических свобод после ликвидации эксплуататорских классов, как это обещала Программа 1919 г.); верят, как и большинство ЦК, в святость «ленинских принципов коллективного руководства». Эту веру в них воспитал сам же Сталин, когда он в борьбе с претендентами на единоличное лидерство (из разных оппозиций) доказывал, что после Ленина партией и государством не может руководить одно лицо, руководство может и должно быть только коллегиальное. Правда, для Сталина эта популярная в партии доктрина «коллективного руководства» (впервые провозглашенная Троцким в день смерти Ленина) была и тогда лишь тактическим лозунгом, призванным замаскировать его диктаторские замыслы, но партия, как и ЦК, тактику Сталина ошибочно принимала за его программу. Даже разгромив три оппозиции и проведя четыре чистки (первая чистка вузовских и учрежденческих ячеек 1925 г., вторая чистка деревенских парторганизаций 1926 г., третья — генеральная чистка 1929–1930 гг., четвертая — генеральная чистка 1933 г.), чтобы превратить партию в «голосующее стадо» (выражение Троцкого), а ЦК сделать совещательной коллегией при генсеке, Сталин все же ни той, ни другой цели не достиг. Наоборот, уже тот ЦК, который был создан на XVI съезде после разгрома последней — «правой» — оппозиции, доказал Сталину, что среди его собственных соратников и учеников есть люди, которые полны решимости не допустить его диктатуры. Когда диктаторские замыслы Сталина стали более явными, то члены этого ЦК, один за другим, возглавили новые оппозиционные группы: 1) группа Сырцова-Ломинадзе; 2) группа А. П. Смирнова (в нее входили видные деятели партии и герои гражданской войны Эйсмонт и Толмачев, за связь с этой группой были еще раз осуждены члены ЦК Рыков и Томский и кандидат ЦК Шмидт); 3) группа Н. А. Скрыпника (украинские «национал-коммунисты»). Вне ЦК, но среди актива партии, образовалась антисталинская группа вокруг старого большевика, бывшего кандидата ЦК М. Н. Рютина и видных теоретиков партии Астрова и Слепкова. Вывод из всего этого для Сталина был ясен: бескровные чистки к заветной цели не ведут. Надо подготовить чистки кровавые. Подготовку к таким чисткам в такой догматической партии, как большевистская, надо начинать с провозглашения новых догм. Сталин так и поступил. На январском пленуме ЦК (1933) он подверг ревизии учение Маркса, Энгельса и Ленина о постепенном отмирании государства. Сталин заявил, что «отмирание государства придет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление» (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 394, 1947). Сталина мало заботило, что этой его «диалектической логике» не хватает простой человеческой логики. Зато пусть знают все: страна отныне вступает в эру «максимального усиления» очищенной партаппаратной и обновленной полицейской власти, опираясь на которую он решил ликвидировать ЦК. На XVII съезде он дал идеологическое обоснование и другой догме — о перманентности чисток из-за перманентности классовой борьбы. Вот новый образец «диалектической логики» Сталина в этой связи. Он заявил: «Если на XV съезде партии приходилось доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого… Партия сплочена теперь воедино, как никогда раньше…» (Сталин, там же, стр. 465–466). Какой же вывод сделал Сталин? Вывод его был не только неожиданным, но и странным. Он сказал: «Левые открыто присоединились к контрреволюционной программе правых, для того, чтобы составить с ними блок и повести совместную борьбу против партии… Бесклассовое общество не может прийти в порядке самотека… Его надо завоевать… путем усиления органов диктатуры пролетариата… уничтожения классов в боях с врагами… Наша задача систематически разоблачать идеологию и остатки идеологий враждебных ленинизму течений» (там же, стр. 475, 476). Таким образом, торжественно доложив съезду, что левые и правые уже ликвидированы и бить тоже больше некого, Сталин сообщает только ему одному известную новость: образовался «блок левых и правых» против партии и поэтому «систематически надо разоблачать» его идеологию. Кого же Сталин считает участниками подобного блока? Абсолютное большинство членов и кандидатов ЦК и делегатов данного XVII съезда, но они об этом узнают только через три года, когда очутятся в подвалах НКВД. Наконец, на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 г. Сталин огласил третью догму: чем больше побеждает социализм, тем острее становится классовая борьба; следовательно, даже после ликвидации антагонистических классов классовая борьба продолжается. Вот эти три догмы, объявленные на пленумах ЦК и на съезде партии, ими же утвержденные, и служили Сталину для идеологического обоснования предстоящей физической ликвидации ленинской партии, ленинского ЦК и организации «Великой чистки» по всей стране.
Параллельно этой идеологической войне против мнимых «врагов народа» шла и глубоко засекреченная организационная подготовка аппарата ЦК (Ежов, Маленков, Каганович) и нового руководства НКВД (Ягода) к предстоящей чистке. Однако, чтобы начать ее, нужно было иметь какой-нибудь катастрофический «казус белли». XVII съезд доказал Сталину, что надо торопиться с созданием такого «казус белли», если он не хочет лишиться должности генсека. Мы имеем на этот счет официальное свидетельство, напечатанное на страницах газеты «Правда» после XXII съезда. Оно исходит от случайно уцелевших старых большевиков, делегатов XVII съезда, таких как, например, Г. Петровский. Вот это свидетельство в изложении делегата XVII съезда Л. С. Шаумяна: «К этому времени (к 1934 г. — А. А.) уже начал складываться культ личности Сталина… Сталин попирал принципы коллегиального руководства, злоупотребляя своим положением. Ненормальная обстановка, складывавшаяся в связи с культом личности, вызывала тревогу у многих коммунистов. У некоторых делегатов съезда, как выяснилось позже, прежде всего у тех, кто хорошо помнил Ленинское "Завещание", назревала мысль о том, что пришло время переместить Сталина с поста генерального секретаря на другую работу. Это не могло не дойти до Сталина. Он знал, что для дальнейшего укрепления своего положения, для сосредоточения в своих руках большей единоличной власти, решающей помехой будут старые ленинские кадры» (газета «Правда», 7 февраля 1964 г., подчеркнуто нами. — А. А.). Кто же были эти «некоторые делегаты», считавшие, что пора, наконец, выполнить требование Ленина о смещении Сталина с поста генсека? Названные в статье Л. С. Шаумяна имена старых большевиков не оставляют сомнения, о ком идет речь. Это как раз те, с которыми Сталин расправился в первую очередь. Вот они: Косиор, Постышев, Чубарь, Орджоникидзе, Яковлев, Варейкис, Бубнов, Рудзутак, Каминский, Эйхе, Тухачевский, Блюхер, Бауман, Зеленский, Серебровский, Угаров, Гринько, Косарев, сестра Ленина М. Ульянова и вдова Ленина Крупская. Кто же должен заменить Сталина? На этот счет в партии не было двух мнений. Его должен был заменить тот, кто по количеству голосов, полученных при тайных выборах в ЦК, стоял на первом месте, далеко впереди самого Сталина, а во все три исполнительных органа ЦК (в Политбюро, Оргбюро, Секретариат) был избран единогласно — Сергей Миронович Киров. Косвенно это подтверждает и Шаумян, когда говоря о речи Кирова на XVII съезде, характеризует его, как «любимца всей партии».
«Казусом белли» для уничтожения ЦК и организации «Великой чистки» Сталин и избрал убийство 1 декабря 1934 г. этого «любимца всей партии» — Кирова. Кто его убил? Существующий сейчас в СССР неосталинский режим не хочет отвечать на этот вопрос, ибо ответить на него — значило бы юридически зафиксировать, что организатором нынешней КПСС был величайший в истории уголовный преступник. Поэтому комиссию ЦК по расследованию роли Сталина в убийстве Кирова, комиссию, полномочия которой были подтверждены на двух съездах — на XX и XXII — послехрущевское руководство распустило. Однако в докладах ЦК на этих съездах (на основании архивов ЦК и НКВД и показаний случайно уцелевших свидетелей) содержались некоторые весьма важные факты, связанные с этим убийством.
Приведем здесь соответствующие места этих докладов:
1) В докладе ЦК на XX съезде (1956 г.) «О культе личности и его последствиях» сказано: «Необходимо заявить, что обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого тщательного исследования. Есть причины подозревать, что убийце Кирова — Николаеву — помогал кто-то из людей, в обязанности которых входила охрана личности Кирова. За полтора месяца до убийства, Николаев был арестован из-за подозрительного поведения, но был выпущен и даже не обыскан. Необычайно подозрительно и то обстоятельство, что когда чекиста, входившего в состав личной охраны Кирова, везли на допрос 2 декабря 1934 г., то он погиб во время автомобильной «катастрофы», во время которой не пострадал ни один из других пассажиров машины. После убийства Кирова, руководящим работникам ленинградского НКВД были вынесены очень легкие приговоры, но в 1937 году их расстреляли. Можно предполагать, что они были расстреляны для того, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова» (Н. С. Хрущев, Речь на закрытом заседании XX съезда КПСС, стр. 18, Мюнхен, 1956).