гана, полезные каждая сама по себе. Истинность этих положений, я полагаю, не может быть оспариваема.
Несомненно, крайне трудно даже представить себе, через какие ступени могли проходить многие органы на пути к совершенствованию, в особенности в тех раздробленных и неполных группах органических существ, которые подверглись значительному вымиранию; но мы встречаем в природе так много самых странных переходных ступеней, что должны быть крайне осмотрительны, утверждая, что тот или другой орган, или инстинкт, или какая-либо структура целиком не могли достигнуть своего современного состояния путем многих последовательных ступеней. Должно допустить, что существуют случаи, представляющие особенные затруднения для теории естественного отбора; одним из наиболее любопытных случаев такого рода является существование в одной и той же общине двух или трех определенных каст рабочих или бесплодных самок муравьев; но я попытался показать, как это затруднение может быть устранено.
«Высочайшая возможная стадия нравственной культуры – когда мы понимаем, что способны контролировать свои мысли»
Что касается того, почти общего, правила, что виды при их первом скрещивании оказываются бесплодными, чем и отличаются столь замечательно от разновидностей, которые почти всегда плодовиты при скрещивании, я должен отослать читателей к обзору фактов, приведенному в конце девятой главы, который, мне кажется, убедительно доказывает, что это бесплодие столь же мало является свойством, специально дарованным видам, как и неспособность двух различных древесных пород к взаимной прививке; оно является сопутствующим явлением, зависящим от степени различия воспроизводительных систем скрещивающихся видов. Истинность этого заключения обнаруживается в глубоком различии результатов реципрокных скрещиваний одних и тех же двух видов, т. е. в тех случаях, когда один и тот же вид играет роль то отца, то матери. К тому же заключению явно приводит и аналогия с диморфными и триморфными растениями; потому что, когда эти формы подвергаются незаконному оплодотворению, они дают мало семян или совсем их не дают, а их потомство оказывается более или менее бесплодным; а между тем эти формы принадлежат к одному и тому же несомненному виду и ничем не отличаются одна от другой, кроме некоторых особенностей в строении и отправлении их органов воспроизведения.
Хотя плодородие разновидностей при их скрещивании, равно как и их помесей, и признается многими авторами за общее правило, однако нельзя признать это вполне верным, учитывая факты, сообщенные такими высокими авторитетами, как Гертнер и Кельрейтер. Большинство разновидностей, над которыми производились опыты, были получены при одомашнении; а так как одомашнение (я имею в виду не простое содержание в неволе) почти неизменно стремится устранить то бесплодие, которое, судя по аналогии, вероятно, получилось бы при скрещивании родительских видов, мы не должны ожидать, что одомашнение вызовет бесплодие у их измененного потомства при скрещивании. Это устранение бесплодия, вероятно, происходит от тех же причин, которые позволяют нашим домашним животным свободно плодиться при самых разнообразных условиях, а это в свою очередь, по-видимому, вытекает из того, что они постепенно привыкали к частым переменам в условиях их жизни.
Двойной и параллельный ряд фактов, по-видимому, хорошо освещает вопрос о бесплодии видов при их первом скрещивании и бесплодии возникающих при этом гибридов. С одной стороны, мы имеем полное основание полагать, что незначительные изменения в условиях жизни способствуют увеличению сил и плодородию всех органических существ. Мы знаем также, что скрещивание между различными особями одной и той же разновидности или между различными разновидностями увеличивает численность их потомства и, несомненно, делает его более крупным и сильным. Это зависит главным образом от того, что скрещивавшиеся формы предварительно подвергались влиянию несколько различных условий жизни, – я установил рядом самых тщательных опытов, что если все особи одной и той же разновидности в течение нескольких поколений подвергались совершенно одинаковым условиям, то и польза, происходящая от скрещивания, нередко сильно уменьшается или совершенно утрачивается. Это – одна сторона вопроса. С другой стороны, мы знаем, что когда виды, которые в течение долгого промежутка времени подвергались действию почти однообразных условий, попадая в неволю, оказывались в совершенно новых и резко измененных условиях, то они или погибали, или если выживали, то становились бесплодными, оставаясь при этом вполне здоровыми. Этого не случается, или если и случается, то в весьма слабой степени, с нашими одомашненными организмами, в течение долгого времени подвергавшимися изменчивым условиям. Отсюда, когда мы встречаемся с тем фактом, что гибриды, происшедшие через скрещивание двух различных видов, очень малочисленны, потому ли, что они погибают вскоре после зачатия или в самом раннем возрасте, потому ли, что, выживая, они оказываются более или менее бесплодными, – мы должны, по-видимому, признать в высшей степени вероятным, что этот результат должен быть приписан тому глубокому изменению в жизненных условиях, которое проистекает от соединения в одном существе двух различных организаций. Тот, кто сумел бы дать определенное объяснение для такого, например, факта, что слон или лисица не плодятся в неволе даже у себя на родине, между тем как домашняя свинья или собака легко плодятся при самых разнообразных условиях, мог бы в то же время дать и вполне определенный ответ на вопрос, почему два различные вида при скрещивании, так же как и их гибридное потомство, оказываются обыкновенно более или менее бесплодными, между тем как две одомашненные разновидности при скрещивании, а также их помеси, оказываются вполне плодовитыми.
Переходя к фактам географического распределения, мы видим, что теория происхождения путем изменения встречается с довольно существенными затруднениями. Все особи одного и того же вида, равно как и все виды того же рода или даже высшие группы, происходят от общих родителей, и, следовательно, как бы ни были изолированы и удалены одна от другой те части света, где мы их встречаем, мы должны допустить, что в течение последовательных рядов поколений они должны были переселяться с одного пункта на все остальные. Мы нередко не в состоянии даже угадать, как это могло совершиться. Тем не менее, так как мы имеем основание предполагать, что некоторые виды сохранили одну и ту же видовую форму в течение долгих периодов времени, периодов громадных, если их измерять годами, то не следует придавать особенного значения отдельным фактам широкого распространения одного и того же вида; ибо в течение таких длинных периодов всегда могли найтись обстоятельства, благоприятствовавшие широкому расселению тем или иным путем. Раздробленная или прерывистая область расселения нередко объясняется вымиранием видов в промежуточных поясах. Нельзя отрицать, что нам пока еще очень мало известно относительно тех пределов, в которых могли совершаться разные климатические и географические изменения на поверхности земли за недавние периоды, а такие изменения нередко могли способствовать расселению. В качестве примера я пытался показать, как велико было влияние ледникового периода на распространение тех же или сходных видов по всей земле. Велико также наше незнание относительно многочисленных, время от времени возникающих способов переноса организмов. Что касается различных видов того же рода, обитающих в отдаленных друг от друга и изолированных областях, то, так как процесс изменения необходимо совершался медленно, все способы распространения на протяжении очень длинного периода могли оказаться возможными; таким образом, затруднения в отношении широкого расселения видов того же рода в некоторой мере уменьшаются.
«Если два первобытных племени, живших на одной и той же земле, вступали в состязание, то (при прочих равных условиях) побеждало то племя, в котором было больше мужественных, воодушевленных любовью к ближним, верных друг другу членов, всегда готовых предупреждать друг друга об опасности, оказывать помощь и защищать друг друга»
Так как, согласно теории естественного отбора, должно было существовать бесконечное число промежуточных форм, связывавших друг с другом виды каждой группы переходами, столь же нечувствительными, каковы наши современные разновидности, то могут спросить: почему же мы не видим эти связующие формы повсюду вокруг нас? Почему все органические существа не сливаются в один общий неразрешимый хаос? В отношении современных форм следует помнить, что мы не имеем даже права ожидать (за исключением редких случаев) открытия непосредственно связующих звеньев между ними, а можем ожидать открытия звеньев, связывающих лишь каждую из них с какими-нибудь вытесненными и вымершими формами. Даже на обширных пространствах, которые в течение долгого периода остаются непрерывными и климатические, и другие жизненные условия которых нечувствительно изменяются при переходе из области, занимаемой одним видом, в другую, занятую видом ему близким, – даже и там мы не имеем основания рассчитывать на частую встречу с промежуточными разновидностями в промежуточных зонах, потому что мы имеем основание предполагать, что только немногие из видов одного и того же рода подвергаются изменениям; остальные виды полностью вымирают, не оставляя по себе измененного потомства. Из числа тех видов, которые изменяются, лишь немногие будут изменяться в той же стране в одно и то же время, и все изменения будут совершаться медленно. Я показал также, что промежуточные разновидности, вероятно, первоначально существовавшие в промежуточных зонах, будут легко вытесняться сродными формами, приходящими с ними в соприкосновение с той и другой стороны, потому что эти последние, представленные большим числом особей, будут обыкновенно изменяться и совершенствоваться быстрее промежуточных разновидностей, представленных меньшим числом особей, так что эти промежуточные разновидности, в конце концов, будут вытеснены и истреблены.