Но у тех насекомых на Мадере, которые кормятся, не ползая по земле, а подобно жукам и бабочкам, питающимся цветами, вынуждены для добывания пищи пускать в дело свои крылья, последние, как полагает м-р Уолластон, не только не уменьшены, но даже увеличены. Это совершенно совместимо с действием естественного отбора. Потому что, когда новое насекомое впервые появится на острове, тенденция естественного отбора уменьшить или увеличить его крылья будет зависеть от того, спасается ли большая часть особей тем, что успешно борется против ветра, или тем, что уклоняется от этой борьбы и редко или совсем не летает. Так было бы и с моряками, потерпевшими кораблекрушение близ берега; для хороших пловцов выгодно, если они могут доплыть, а для плохих – лучше вовсе не пытаться плыть, а держаться за обломки корабля.
«Организмы, занимающие более низкие ступени в ряду существ, более изменчивы, чем организмы, стоящие выше, вся организация которых более специализирована»
Глаза у кротов и некоторых зарывающихся в землю грызунов по своим размерам представляются рудиментарными и в некоторых случаях совершенно покрыты кожей и шерстью. Такое состояние их глаз, по всей вероятности, зависит от постепенной редукции вследствие неупражнения, быть может, при содействии естественного отбора. В Южной Америке один зарывающийся в землю грызун, туко-туко (Ctenomys), ведет еще более подземный образ жизни, чем наш крот, и один испанец, часто ловивший этих животных, рассказывал мне, что они нередко бывают слепы. Туко-туко, которого я держал живым, был действительно слеп, и, как показало вскрытие, причиной тому было воспаление мигательной перепонки. Так как частое воспаление глаз вредно для каждого животного и так как глаза, несомненно, не нужны животному с подземным образом жизни, то их уменьшение, сопровождаемое слипанием век и их обрастанием шерстью, может быть в этом случае только полезным; а если так, то естественный отбор будет, конечно, содействовать последствиям неупражнения.
Известно, что некоторые животные, принадлежащие к самым различным классам и живущие в подземных пещерах Каринтии и Кентукки, совершенно слепы. У некоторых ракообразных стебелек глаза сохранился, но самый глаз исчез, – штатив телескопа сохранился, но телескоп с его стеклами потерян. Так как трудно предположить, чтобы глаза, хотя бы и бесполезные, могли оказаться так или иначе вредными для организмов, живущих в темноте, то их потерю следует приписать отсутствию упражнения. У одного из этих слепых животных, а именно у пещерной крысы (Neotoma), два экземпляра которой были пойманы профессором Силлиманом на расстоянии полумили от входа в пещеру и, следовательно, не в самом ее глубоком месте, глаза были блестящие и значительной величины; эти животные, как сообщает мне профессор Силлиман, когда их подвергали в течение примерно одного месяца действию постепенно усиливаемого света, начали смутно различать предметы.
Трудно вообразить более сходные жизненные условия, чем в глубоких известковых пещерах при почти одинаковом климате; поэтому, согласно старому воззрению, по которому слепые животные были отдельно созданы для американских и европейских пещер, можно было бы ожидать, что по своей организации и сродству они окажутся близко сходными. Но это, очевидно, не оправдывается, если сравнить обе фауны в их совокупности; Скьётте замечает по отношению к одним насекомым: «Мы, следовательно, должны видеть в этом явлении, взятом в целости, нечто исключительно местное, а в сходстве, обнаруживаемом между небольшим числом форм из Мамонтовой пещеры (в Кентукки) и из пещер Каринтии, можем усматривать только простое выражение той аналогии, которая вообще существует между фауной Европы и Северной Америки». С моей точки зрения, мы должны допустить, что американские животные, обладавшие в большинстве обычной остротой зрения, медленно, в течение последовательного ряда поколений, подвигались из внешнего мира все далее и далее в глубь пещер Кентукки; точно то же случилось и с европейскими животными в пещерах Европы. Мы имеем некоторые свидетельства в пользу этого постепенного изменения в образе жизни, так как Скьётте замечает: «Мы, следовательно, рассматриваем подземные фауны как малые разветвления географически обособленных фаун примыкающих местностей, проникшие в глубь земли и, по мере их распространения в этой области мрака, более и более приспособлявшиеся к окружающим условиям. Животные, мало отличающиеся от обычных форм, подготовляют переход от света к темноте. Далее следуют формы, приспособленные к сумеркам, и, наконец, формы, предназначенные для полного мрака; эти уже представляют совершенно особенное строение». Замечания Скьётте, не следует забывать, относятся не к одному и тому же, а к различным видам. К тому времени, когда животное, после ряда бесчисленных поколений, достигло самых глубоких бездн, отсутствие упражнения, на основании высказанного взгляда, уже привело его к более или менее полной потере глаз, а естественный отбор уже успел вызвать другие изменения, например, увеличение длины усиков или щупалец как компенсацию слепоты. Несмотря на такие изменения, мы все же вправе ожидать, что пещерные животные Америки обнаружат черты родства с остальными обитателями континента, точно так же, как и те, которые живут в пещерах Европы, будут связаны родством с обитателями этого континента. И это оправдывается по отношению к некоторым американским пещерным животным, как мне сообщил профессор Дана; также и некоторые европейские пещерные насекомые представляют близкое сродство с насекомыми окружающей страны. Было бы крайне трудно дать разумное объяснение для этого сродства между слепыми пещерными животными и другими обитателями обоих континентов, придерживаясь обычного представления о том, что они созданы независимо. Тот факт, что некоторые из обитателей пещер Старого и Нового Света представляют близкое сродство, можно было предвидеть на основании хорошо известного сродства большей части других их обитателей. Так как один слепой вид Bathyscia встречается в изобилии на тенистых скалах вдали от пещер, то потеря зрения у пещерных видов одного этого рода, вероятно, не имеет отношения к его темному местообитанию, потому что естественно, что насекомое, уже лишенное зрения, легко приспособляется к жизни в темных пещерах.
Другой слепой род (Anophthalmias) представляет ту замечательную особенность, что, по наблюдениям м-ра Мэррея, его виды не были еще нигде найдены помимо пещер; и тем не менее виды, встречающиеся в различных пещерах Европы и Америки, различны; но возможно, что предки этих различных видов в былое время, пока еще они были снабжены глазами, были рассеяны по обоим континентам и затем вымерли повсеместно, кроме своих современных уединенных убежищ. Я совсем не удивляюсь тому, что некоторые пещерные животные очень аномальны, как это заметил Агассис о слепой рыбе Amblyopsis, а что касается слепого протея и его отношения к европейским рептилиям, то я изумляюсь только тому, что в этих мрачных убежищах не уцелело еще более остатков древней жизни, благодаря менее суровой конкуренции, которой подвергалось их незначительное население.
Акклиматизация
Растения имеют наследственные привычные свойства: время цветения и сна, количество дождя, необходимое для прорастания семян, и т. д., и это вынуждает меня сказать несколько слов об акклиматизации. Так как очень часто в пределах одного рода встречаются виды, обитающие в жарких и холодных странах, то, допуская правильность положения, что все виды одного рода происходят от общих родителей, мы должны ожидать, что в длинном ряде поколений они могут успешно акклиматизироваться. Всем известно, что каждый вид приспособлен к климату своей родной страны: виды арктического или даже умеренного пояса не выносят тропического климата и наоборот. Так же и многие суккулентные растения не выдерживают влажного климата. Но степень приспособленности видов к их обычному климату часто преувеличивают. Мы вправе это заключить из того факта, что часто невозможно предсказать, выдержит ли ввезенное растение наш климат или нет, а равно и из того наблюдения, что многие растения и животные, привезенные из самых различных стран, оказываются у нас вполне здоровыми. Мы имеем полное основание полагать, что в своем естественном состоянии виды строго ограничены в пределах их распространения настолько же, если не более, конкуренцией с другими организмами, как и приспособлением к известным климатическим условиям. Будет ли это приспособление в большинстве случаев очень тесным или нет, но по отношению к нескольким растениям мы имеем ясное доказательство, что они, до некоторой степени, естественно привыкают к различным температурам, т. е. акклиматизируются; так, например, сосны и рододендроны, выведенные из семян, собранных д-ром Гукером от видов, растущих на различных высотах на Гималаях, обнаружили в Англии различную степень выносливости к холоду. М-р Твейтс сообщает мне, что он наблюдал сходные явления на Цейлоне; подобные же наблюдения были сделаны м-ром Г. Ч. Уотсоном над европейскими видами растений, привезенных с Азорских островов в Англию; я бы мог привести и другие примеры. Что касается животных, то можно было бы привести несколько достоверных примеров широкого распространения видов за историческое время из теплых широт в более холодные и наоборот; но мы не знаем наверное, были ли эти животные строго приспособлены к климату своей родины, хотя мы обыкновенно считаем, что это так; мы не знаем также и того, акклиматизировались ли они специально с течением времени на своей новой родине, так что стали лучше приспособленными к ее условиям, чем были вначале.
Так как мы вправе предположить, что наши домашние животные были первоначально выбраны нецивилизованным человеком за их полезные качества и потому, что могли легко размножаться в неволе, а не потому, что впоследствии оказались способными к широкому расселению, то обычная поразительная особенность наших домашних животных не только выносить самые различные климаты, но и сохранять при этом свою плодовитость (гораздо более трудное испытание) может быть использована в качестве аргумента в пользу того положения, что значительная часть и других животных, находящихся в естественном состоянии, могла бы легко существовать в очень различных климатах. Но мы не должны слишком широко применять этот аргумент, помня вероятное происхождение некоторых из наших домашних животных от нескольких диких видов; так, например, в наших собаках, быть может, смешана кровь какого-нибудь тропического и арктического волка. Хотя мышь и крыса не могут быть названы домашними животными, тем не менее они занесены человеком в различные страны света и имеют теперь более широкое распространение, чем какой бы то ни было другой грызун; они живут в холодном климате Фарерских островов на севере и Фолклендских островов на юге, а равно и на многих островах жаркого пояса. Следовательно, способность приспособляться к какому-нибудь специальному климату может быть рассматриваема как особенность, весьма легко