Мы можем нередко ошибочно приписать коррелятивным изменениям общие целым группам видов особенности строения, которые в действительности просто обязаны своим происхождением наследственности; какой-нибудь отдаленный предок мог приобрести в силу естественного отбора какое-нибудь одно изменение в своем строении, а затем, через тысячи поколений, какое-либо другое, независимое от первого; и эти два изменения, будучи переданы целой группе потомков с различным образом жизни, естественно представлялись бы нам как бы находящимися в необходимой корреляции. Некоторые другие корреляции, по-видимому, могут происходить исключительно благодаря деятельности естественного отбора. Так, например, Альфонс Декандоль показал, что семена, снабженные летучками, никогда не встречаются в нерастрескивающихся плодах; я бы объяснил это правило, исходя из того, что естественный отбор не мог бы вызвать постепенного образования семян с летучками, если бы коробочки не раскрывались; только в этом случае семена, которые чуть лучше приспособлены к переносу ветром, могли бы получить преимущества перед другими, менее приспособленными к широкому распространению.
Компенсация и экономия роста
Жоффруа-старший и Гете почти одновременно провозгласили свой закон компенсации или уравновешивания роста, который Гете выразил так: «Для того чтобы тратить в одном направлении, природа вынуждена экономить в другом». Я полагаю, что это в известном смысле правильно и в отношении наших домашних рас: если питательные соки притекают в избытке к одной части или органу, то они редко притекают, во всяком случае в избытке, к другой части; так, трудно добиться, чтобы корова давала много молока и в то же время легко жирела. Одни и те же разновидности капусты не дают обильной и питательной листвы и в то же время обильного сбора семян, содержащих масло. Когда в наших плодах семена атрофируются, плоды выигрывают в величине и качестве. У наших куриных пород большой хохол перьев на голове сопровождается обычно уменьшением гребня, а большая бородка – уменьшением сережек. По отношению к видам в естественном состоянии едва ли можно утверждать всеобщность этого закона; но многие тщательные наблюдатели, преимущественно ботаники, убеждены в его истинности. Я все же не стану приводить здесь примеров, так как почти не вижу возможности провести различие между, с одной стороны, последствиями значительного развития органа в силу естественного отбора и недоразвития другого, соседнего органа по той же причине или благодаря неупражнению, и, с другой стороны, такими же последствиями отвлечения питательного материала от одного органа, благодаря усиленному росту другого, с ним смежного.
Я подозреваю также, что некоторые приведенные здесь случаи компенсации, а равно и некоторые другие факты, могут быть подведены под более широкий принцип, именно стремление естественного отбора постоянно соблюдать экономию по отношению ко всем частям организации. Если при изменившихся жизненных условиях орган, прежде полезный, становится менее полезным, то естественный отбор будет благоприятствовать его сокращению, так как для особи будет выгодно не тратить питательного материала на построение бесполезной части. Только с этой точки зрения я могу объяснить себе факт, который крайне поразил меня при изучении усоногих раков (Cirripedia) и для которого я мог бы привести много других аналогичных ему примеров, а именно, когда один усоногий рак паразитирует в теле другого и находит себе, таким образом, защиту, он теряет полностью или отчасти свою скорлупу, или раковину. Мы встречаем это у самца 1Ь1а и в поразительной форме у Proteolepas; панцирь у всех других усоногих состоит из трех крайне важных передних сегментов громадно развитой головы и снабжен сильными мускулами и нервами, но у паразитирующего и защищенного Proteolepas вся передняя часть головы редуцирована до ничтожного рудимента, прикрепленного к основанию хватательных антенн. Понятно, что возможность обходиться без большого и сложного органа, оказавшегося излишним, является определенным преимуществом для каждой последующей особи вида, так как в борьбе за жизнь, которой подвергаются все животные, каждое из них будет иметь тем больше шансов сохранить свое существование, чем менее пищи затрачивается бесполезно.
Таким образом, я полагаю, естественный отбор с течением времени будет стремиться сокращать любую часть организации, как только она в силу изменившегося образа жизни сделается излишней, без того чтобы какая-нибудь другая часть получила при этом соответственное увеличенное развитие. И наоборот, естественный отбор может вызвать значительное развитие какого-нибудь органа, не нуждаясь, в качестве обязательной компенсации, в сокращении какой-нибудь смежной с ним части.
Части, многократно повторяющиеся, рудиментарные и низкоорганизованные, изменчивы
По-видимому, должно признать за правило, как это заметил Из. Жоффруа Сент-Илер, что как у видов, так и у разновидностей число частей или органов, многократно повторяющихся у той же особи (например, позвонки у змей, тычинки в полиандрических цветках), изменчиво; напротив, если та же часть или орган встречаются в меньшем числе, то это число постоянно. Тот же ученый, а после него некоторые ботаники заметили, что многократно повторяющиеся части до крайности изменчивы и в своем строении. Так как «вегетативное повторение» – если воспользоваться здесь этим выражением профессора Оуэна – представляется признаком более низкой организации, то высказанные только что положения совпадут с более широко распространенным мнением натуралистов, что существа, стоящие на низших ступенях организации, более изменчивы, чем организмы, более высоко организованные. Я полагаю, что под низшею ступенью организации здесь подразумевается меньшая степень специализации некоторых частей организма в отношении специальных функций: а пока одна и та же часть выполняет разнообразную работу, нам, пожалуй, понятно, почему она сохраняет свою изменчивость, то есть почему естественный отбор не предупреждает или не устраняет малейшего уклонения формы, как это с такой тщательностью делается в том случае, когда известная часть исполняет только одно специальное отправление. На том же основании нож, которым режут всевозможные предметы, может быть почти любой формы, тогда как инструмент, предназначенный для известной только работы, должен иметь вполне определенную форму. Естественный отбор – этого никогда не следует забывать – действует только на пользу данного существа и через посредство этой пользы.
Части рудиментарные, по всеобщему признанию, крайне изменчивы. К этому предмету нам еще придется вернуться; здесь я только замечу, что их изменчивость, по-видимому, является результатом их бесполезности, вследствие чего естественный отбор не мог препятствовать появлению уклонений в их строении.
Часть, чрезмерно или исключительным образом развитая у какого-нибудь вида по сравнению с этой же частью у сродных видов, обнаруживает наклонность к сильной изменчивости
Несколько лет назад я был очень поражен одним замечанием в этом смысле, сделанным м-ром Уотерхаусом. По-видимому, и профессор Оуэн пришел к сходному заключению. Но мне представляется почти безнадежной попытка убедить кого-нибудь в несомненности этого положения, не приведя длинных рядов фактов, которые мною собраны и которые, конечно, не могут быть здесь приведены. Я могу только высказать здесь свое убеждение в том, что это правило находит себе самое широкое применение. Мне известны различные источники ошибок, которые здесь возможны, но надеюсь, что я принял их во внимание. Необходимо помнить, что это правило ни в коем случае не относится к части, как бы необычайно она ни была развита, если только эта часть не оказывается необычайно развитой у одного или нескольких видов по сравнению с той же частью у многих других близко родственных видов. Таким образом, крыло летучей мыши – образование крайне ненормальное для всего класса млекопитающих; к нему правило это не может быть применено, так как вся группа летучих мышей обладает крыльями; оно было бы применимо только в том случае, если б один какой-нибудь вид имел крылья, необыкновенным образом развитые по сравнению с другими видами того же рода. Правило особенно строго применимо ко вторичным половым признакам, когда они проявляются каким-нибудь необыкновенным образом. Термин «вторичные половые признаки» применяется Гентером к тем признакам, которые свойственны одному полу, хотя не имеют непосредственного отношения к самому акту воспроизведения. Правило применимо к самцам и к самкам, но к последним в меньшей степени, так как они реже отличаются заметными вторичными половыми признаками. Причина широкой применимости этого правила ко вторичным половым признакам, быть может, зависит от большей изменчивости этих признаков, независимо от того, представляются ли они исключительно развитыми или нет; в этом факте, я полагаю, едва ли можно сомневаться. Но что наше правило не ограничивается только вторичными половыми признаками, ясно видно на примере гермафродитных усоногих; изучая этот Отряд, я специально имел в виду это замечание м-ра Уотерхауса и вполне убежден, что правило это почти всегда оправдывается. В другой работе я приведу список наиболее замечательных случаев, а здесь ограничусь одним примером, поясняющим правило в его самом широком применении. Оперкулярные створки сидячих усоногих (морских желудей) – крайне важные, в полном смысле этого слова, части их организации, очень мало отличающиеся даже у различных родов, но у некоторых видов рода Pyrgoma эти створки представляют изумительное разнообразие; гомологичные створки у различных видов оказываются иногда совершенно непохожими по своей форме; и степень различия у особей одного и того же вида так велика, что, не впадая в преувеличение, можно сказать, что разновидности одного вида различаются в строении этих важных органов более, чем виды, принадлежащие к различным родам.
«Когда какую-нибудь породу скрещивают только один раз с другой породой, полученное потомство время от времени обнаруживает тенденцию возвращаться к призн