Доводы, которые заставляют меня сомневаться в том, чтобы естественные виды могли изменяться так же внезапно, как иногда изменялись домашние расы, и окончательно отвергнуть тот чудесный способ их изменения, который предлагает м-р Майварт, – следующие. Согласно всему нашему опыту, внезапные и резко выраженные изменения проявляются у наших домашних рас как единичные случаи и через длинные промежутки времени. Если такие изменения появлялись в естественном состояния, они, как было пояснено ранее, весьма легко исчезали бы вследствие различных случайных причин и в силу последующего скрещивания; то же оказывается верным и по отношению к домашним породам, если только эти внезапные изменения не будут особенно тщательно охраняться и изолироваться человеком. Отсюда предположенный м-ром Майвартом способ внезапного возникновения нового вида обязательно потребовал бы, вопреки всяким аналогиям, того допущения, что несколько таким чудесным образом измененных особей появилось одновременно в одной и той же области. Это затруднение, как и в случае бессознательного отбора человеком, устраняется по теории постепенной эволюции сохранением большого числа особей, более или менее изменявшихся в каком-либо благоприятном направлении, и истреблением большого числа особей, изменявшихся в обратном направлении.
Не может быть сомнения, что многие виды образовались крайне постепенно. Виды и даже роды многих больших естественных семейств представляют такую тесную степень сродства, что иных из них довольно трудно различить. На любом континенте, подвигаясь с севера на юг или из равнин в горы и т. п., мы встречаемся со множеством близко родственных, или замещающих (викарирующих) видов; то же обнаруживают и некоторые отдельные материки, которые, как мы имеем основание предполагать, были прежде соединены друг с другом. Высказывая эти и следующие замечания, я вынужден ссылаться на некоторые моменты, которые будут обсуждены далее. Взгляните на многочисленные острова, окаймляющие какой-нибудь материк, и обратите внимание, какое значительное число их обитателей может быть отнесено лишь к сомнительным видам. Точно так же, если мы заглянем в прошлое и сравним в пределах той же области виды, только что сошедшие со сцены, с видами, еще существующими, или если мы сравним ископаемые виды, заключенные в последовательных ярусах одной и той же геологической формации. Очевидно, что многочисленные виды связаны тесным образом с еще существующими видами или с недавно существовавшими и по отношению к ним никто, конечно, не станет утверждать, что они появились внезапно. Не следует забывать и того, что, останавливая внимание на отдельных частях организации близких между собой видов, а не на отдельных видах, мы можем проследить многочисленные и поразительно тонкие переходы, связывающие друг с другом весьма различные органы.
Обширные группы фактов становятся понятными только на основании того принципа, что виды изменялись весьма нечувствительными ступенями. Таков, например, тот факт, что виды, относящиеся к большим родам, сходны между собой в большей степени и заключают большее число разновидностей, чем виды малых родов. Виды первой категории собраны также в небольшие группы, подобно тому как разновидности группируются вокруг видов; представляют они и другие аналогии с разновидностями, как было показано в нашей второй главе. На основании этого же принципа мы можем понять, почему видовые признаки более изменчивы, чем признаки родовые, и почему органы, необыкновенным образом или в необыкновенной степени развитые, более изменчивы, чем остальные органы того же вида. В этом же направлении можно было бы привести много аналогичных фактов.
«Зовут меня Чарлз Дарвин. Родился я в 1809 году, учился, проделал кругосветное плавание – и снова учился» (биографические сведения, представленные Дарвином по просьбе издателя его трудов). Умер Дарвин 19 апреля 1882 года и похоронен рядом с Ньютоном в Вестминстерском аббатстве
Хотя весьма много видов почти наверное образовалось ступенями, различия между которыми не превышают различий между самыми слабо выраженными разновидностями, тем не менее можно допустить, что некоторые могли развиться иным, более внезапным способом. Но такое предположение может быть допущено только тогда, когда будут приведены убедительные для того доказательства. Неясные и во многих случаях ложные аналогии, – как это было указано м-ром Чонси Райтом, – которые приводились в защиту этого взгляда, как, например, внезапная кристаллизация неорганических веществ или падение многогранного сфероида с одной грани на другую, едва ли заслуживают внимания. Одна только категория фактов, а именно внезапное появление новых и отличающихся от остальных форм жизни в наших геологических формациях, на первый взгляд как будто поддерживает это предположение о прерывистом развитии. Но убедительность этих данных зависит исключительно от степени совершенства геологической летописи, касающейся отдаленных периодов истории земли. Если эта летопись так отрывочна, как настаивают на том многие геологи, то нет ничего удивительного, что некоторые новые формы представляются нам возникнувшими внезапно.
Если только мы не допустим превращений, настолько чудесных, как те, которые отстаивает м-р Майварт, каковы внезапные появления крыльев птиц или летучих мышей, или такое же внезапное превращение гиппариона в лошадь, то я не думаю, чтобы предположение о внезапных превращениях бросало какой-нибудь свет на отсутствие связующих звеньев в нашей геологической летописи. Но против этого убеждения в существовании внезапных изменений решительно протестует эмбриология. Хорошо известно, что крылья птиц или летучих мышей и ноги лошадей или других четвероногих в раннем эмбриональном периоде не различаются между собой и что они становятся различными путем нечувствительных, тонких переходов. Всевозможные черты эмбрионального сходства могут быть, как мы увидим далее, объяснены тем, что предки наших ныне существующих видов изменялись уже по окончании раннего периода своего развития и передавали свои вновь приобретенные признаки своим потомкам в соответствующем же возрасте. Таким образом, зародыш оставался почти вне сферы их влияния, и он является как бы свидетелем прошлых состояний, через которые прошел вид. Этим объясняется тот факт, что ныне существующие виды в течение ранних стадий своего развития так часто походят на более древние и исчезнувшие формы того же класса. С этой точки зрения на эмбриональное сходство, а в сущности и со всякой иной точки зрения, представляется невероятным, чтобы животное могло подвергаться таким существенным и внезапным превращениям, о которых была речь, и чтобы его эмбриональные стадии развития не сохранили бы и следов этих внезапных превращений; каждая деталь в его строении развивается нечувствительными, тонкими переходами.
Тот, кто предполагает, что какая-нибудь древняя форма, вследствие какой-то внутренней силы или стремления, изменилась внезапно, например, получила крылья, должен, вопреки всякой аналогии, допустить, что это изменение одновременно охватило большое число особей. Невозможно отрицать, что подобные внезапные и глубокие изменения организации резко отличаются от тех изменений, которые большинство видов действительно испытало. Он будет вынужден допустить далее, что многочисленные черты организации, прекрасно приспособленные ко всем другим частям того же существа и к окружающим его условиям, возникли также внезапно, и для этих сложных и удивительных взаимных приспособлений он не будет в состоянии предложить даже и тени какого бы то ни было объяснения. Он будет вынужден допустить, что эти глубокие и внезапные изменения не оставили ни малейшего следа на развитии зародыша. Допустить все это, мне кажется, значило бы перейти в область чудесного, покинув область Науки.
Глава VIIIИнстинкт
Инстинкты подобны привычкам, но отличны от них по происхождению. – Градации инстинктов. – Травяные тли и муравьи. – Инстинкты изменчивы. – Инстинкты домашних животных, их происхождение. – Естественные инстинкты кукушки, Molothrus, страуса и паразитических пчел. – Муравьи-рабовладельцы. – Пчела, ее строительный инстинкт. – Изменения инстинкта и организации не обязательно одновременны. – Затруднения теории естественного отбора инстинктов. – Бесполые или бесплодные насекомые. – Краткий обзор
Многие инстинкты столь удивительны, что их развитие, вероятно, покажется читателю затруднением, достаточным для ниспровержения всей моей теории. Я могу заранее сказать, что не занимаюсь здесь вопросом о происхождении умственных способностей, как не занимался и вопросом о происхождении жизни. Нас интересует лишь разнообразие инстинктов и других умственных способностей у животных одного и того же класса.
Я не стану пытаться дать какое-либо определение инстинкта. Легко показать, что под этим термином обыкновенно разумеется несколько различных умственных действий, но каждый понимает, что хотят сказать, когда говорят, что инстинкт заставляет кукушку совершать свои перелеты и класть яйца в гнезда других птиц. Действие, для исполнения которого от нас самих требуется опыт, исполняемое животным, особенно очень молодым, без предварительного опыта, или исполняемое многими особями одинаково без знания с их стороны цели, с которой оно производится, обыкновенно называют инстинктивным. Но я могу показать, что ни одно из этих определений не может быть приложено ко всем случаям. Небольшая доза соображения или ума, как выражается Пьер Губер, часто наблюдается у животных, даже низко стоящих на лестнице природы.
Фредерик Кювье и некоторые из более старых метафизиков сравнивали инстинкт с привычкой. Я думаю, что это сравнение дает точное представление о состоянии ума во время действия инстинкта, но не обязательно о происхождении последнего. Многие привычные движения производятся нами совершенно бессознательно и нередко даже прямо вопреки нашему сознательному желанию! Однако они могут быть изменены волей или рассудком. Одни привычки часто сопровождают другие, бывают связаны то с известным периодом времени, то с известным состоянием организма. Раз приобретенные, они часто остаются неизменными в течение всей жизни. Можно указать и другие черты сходства между инстинктами и привычками. Как при повторении хорошо знакомого напева, так и при инстинктивном акте одно действие следует за другим до известной степени ритмически; если кого-нибудь прервать среди пения или при повторении чего-нибудь заученного, он обыкновенно бывает вынужден вернуться назад, чтобы приобрести привычный ход мышления; то же самое нашел П. Губер относительно гусеницы, строящей очень сложный кокон; если он брал гусеницу, доведшую постройку кокона, положим, до шестой стадии, и пересаживал ее в кокон, доведенный только до третьей, то гусеница просто снова делала четвертую, пятую и шестую стадии постройки. Если же гусеница бралась, например, из кокона третьей стадии и пересаживалась в кокон, доведенный до шестой, так что значительная часть ее работы была уже сделана, то вместо того, чтобы найти себе в этом какое-нибудь облегчение, она попадала в очень большое затруднение и, чтобы окончить работу, казалась вынужденной начинать с третьей стадии, на которой ее остановили, и с нее пыталась доводить до конца уже почти оконченную работу.