Точно так же, как по отношению к прививке деревьев способность одного вида или разновидности прививаться к другому является привходящим результатом различий в их вегетативной системе, неизвестных по своей природе, так и при скрещивании большая или меньшая способность одного вида соединяться с другим является сопутствующим результатом неизвестных различий в их воспроизводительной системе. Полагать, что виды наделены различными степенями бесплодия специально для того, чтобы предотвратить их скрещивание и слияние в природе, так же мало оснований, как и думать, что деревья наделены различными и в некоторых отношениях аналогичными степенями неспособности к взаимной прививке специально для того, чтобы предотвратить их срастание в наших лесах.
Бесплодие первых скрещиваний и их гибридного потомства не было приобретено путем естественного отбора. В случае первых скрещиваний оно, по-видимому, зависит от различных обстоятельств; в некоторых случаях причиной главным образом служит ранняя смерть зародыша. У гибридов оно зависит, очевидно, от того, что вся их организация была расстроена соединением в ней двух различных форм; оно, по-видимому, близко родственно с бесплодием, так часто поражающим чистые виды, когда они подвергаются действию новых и неестественных жизненных условий. Тот, кто сможет объяснить эти последние случаи, тот сможет объяснить и бесплодие гибридов. Это воззрение находит себе сильную поддержку и в другого рода сопоставлении, а именно, с одной стороны, легкие изменения в жизненных условиях усиливают крепость и плодовитость всех органических существ, а с другой – скрещивание форм, которые находились в слегка различных жизненных условиях или видоизменялись, благоприятно действует на размеры, силу и плодовитость их потомства. Приведенные выше факты бесплодия незаконных соединений диморфных и триморфных растений и их незаконнорожденного потомства, быть может, делают вероятным то, что во всех этих случаях какая-то неизвестная связь соединяет степени бесплодия первых соединений со степенью бесплодия их потомства. Рассмотрение этих фактов диморфизма, а также результатов взаимных скрещиваний явно приводит нас к заключению, что первичная причина бесплодия скрещивающихся видов заключается лишь в различиях их половых элементов. Но почему у различных видов эти большие или меньшие видоизменения половых элементов, ведущие к взаимной неплодовитости, сделались обычным явлением, мы не знаем; однако это, кажется, стоит в довольно тесной связи с тем, что виды в продолжение долгих периодов времени подвергались влиянию почти однообразных жизненных условий.
Неудивительно, что трудность скрещивания каких-либо двух видов и бесплодие их гибридного потомства в большинстве случаев соответствуют друг другу, хотя и обусловливаются различными причинами; потому что и то, и другое зависит от совокупности различий между скрещивающимися видами. Неудивительно также, что легкость первого скрещивания и плодовитость получающихся при этом гибридов, а также способность прививаться друг к другу – хотя эта последняя способность, очевидно, зависит от крайне разнообразных обстоятельств – до известных пределов идут параллельно с систематическим сродством форм, над которыми ведется опыт, ибо в понятие о систематическом сродстве мы включаем всевозможные черты сходства.
Первые скрещивания между формами, которые заведомо принадлежат к числу разновидностей или недостаточно сходны, чтобы считаться за таковые, и происходящие от них помеси по большей части, но не всегда, как столь часто утверждали, плодовиты. Эта почти всеобщая и полная плодовитость также неудивительна, если вспомнить, как легко мы попадаем в ложный круг доказательств в вопросе о разновидностях в природном состоянии, и если мы вспомним, что большая часть разновидностей возникла в домашнем состоянии при помощи отбора чисто внешних отличий и что они не подвергались в течение долгого времени влиянию однообразных жизненных условий. Следует также в особенности не забывать того, что продолжительное одомашнение ведет к устранению бесплодия, и потому маловероятно, что оно и породило это самое качество. Независимо от вопроса о плодовитости, во всех других отношениях замечается весьма близкое общее сходство между гибридами и помесями – в их изменчивости, способности поглощать друг друга путем частых скрещиваний и в способности наследовать признаки обеих родительских форм. Итак, хотя мы так же мало знаем точную причину бесплодия первых скрещиваний и гибридов, как и то, почему животные и растения, удаленные из их естественной обстановки, становятся бесплодными, однако факты, приведенные в этой главе, как мне кажется, не противоречат убеждению, что виды первоначально существовали как разновидности.
Глава XО неполноте геологической летописи
Об отсутствии в настоящее время промежуточных разновидностей. – О природе вымерших промежуточных разновидностей; об их количестве. – Об определении продолжительности геологического времени по быстроте денудации и отложения осадков. – Об определении продолжительности геологического времени в годах. – О бедности наших палеонтологических коллекций. – О перерывах в геологических формациях. – О денудации гранитных областей. – Об отсутствии в формациях промежуточных разновидностей. – О внезапном появлении групп видов. – О внезапном появлении групп видов в самых нижних из известных нам слоев, содержащих ископаемые остатки. – О древности обитания организмов на Земле
В шестой главе я перечислил главные возражения, которые вполне основательно могли бы быть сделаны против защищаемых в этой книге взглядов. Большинство их нами уже рассмотрено. Одно из этих возражений, а именно указание на обособленность видовых форм и на отсутствие между ними бесчисленных связующих звеньев, представляет, очевидно, значительные трудности. Я указал, почему такие связующие звенья обыкновенно не встречаются в настоящее время при обстоятельствах, по-видимому, весьма благоприятных для их наличия, именно в обширной и непрерывной области с постепенно изменяющимися физическими условиями. Я старался показать, что жизнь каждого вида находится в более существенной зависимости от присутствия других уже установившихся органических форм, чем от климата, и что поэтому подлинно основные условия жизни не представляют столь же совершенно нечувствительных переходов, как температура или влажность. Я старался также показать, что промежуточные разновидности, численность которых меньше численности тех форм, которые они связывают, мало-помалу вытесняются и истребляются по мере того, как идет дальнейшее изменение и усовершенствование. Однако главная причина того, что бесчисленные промежуточные звенья не встречаются теперь повсеместно в природе, лежит в самом процессе естественного отбора, благодаря которому новые разновидности непрерывно вытесняют свои родоначальные формы и становятся на их место. Но ведь в таком случае количество существовавших когда-то промежуточных разновидностей должно быть поистине огромным в соответствии с тем огромным масштабом, в каком совершался процесс истребления. Почему же в таком случае каждая геологическая формация и каждый слой не переполнены такими промежуточными звеньями? Действительно, геология не открывает нам такой вполне непрерывной цепи организмов, и это, быть может, наиболее очевидное и серьезное возражение, которое может быть сделано против теории. Объяснение этого обстоятельства заключается, как я думаю, в крайней неполноте геологической летописи.
«Геология не открывает нам непрерывной цепи организмов, и это, быть может, наиболее очевидное и серьезное возражение против моей теории. Объяснение заключается в крайней неполноте геологической летописи»
Прежде всего нужно всегда помнить о том, какого рода промежуточные формы должны были, согласно теории, некогда существовать. Когда я рассматриваю какие-нибудь два вида, мне трудно преодолеть в себе желание создать в воображении формы, непосредственно связывающие эти два вида. Но это совершенно неправильная точка зрения; мы должны всегда представлять себе формы, промежуточные между каждым данным видом и его общим, но неизвестным предком; а предок, конечно, должен был чем-нибудь отличаться от всех своих измененных потомков. Вот простая иллюстрация этого: трубастый голубь и дутыш оба произошли от скалистого голубя; если бы у нас были все промежуточные разновидности, когда-либо существовавшие, мы имели бы совершенно непрерывный ряд переходов между каждой из этих форм и скалистым голубем, но мы не имели бы разновидностей, прямо промежуточных между трубастым голубем и дутышем, не имели бы, например, формы, совмещающей в себе несколько распущенный хвост и немного раздутый зоб – эти характерные признаки двух только что упомянутых пород. Мало того, эти две породы настолько видоизменились, что если бы у нас не было исторических или каких-либо косвенных доказательств относительно их происхождения, мы не могли бы и решить, сравнивая их признаки с признаками скалистого голубя, C. livia, произошли ли они от этого вида или от какой-нибудь другой близкой формы, например C. oenas.
То же бывает и с естественными видами; если мы возьмем две формы, далеко одна от другой отстоящие, например, лошадь и тапира, мы не имеем никаких оснований предполагать, что существовали когда-нибудь звенья, непосредственно промежуточные между ними, но можем думать, что они существовали между каждой из этих форм и их неизвестным общим предком. Этот общий предок должен был иметь во всей своей организации много сходного и с тапиром, и с лошадью, но некоторыми чертами своей организации он мог значительно отличаться от обоих этих животных, может быть, даже больше, чем они различаются одно от другого. Поэтому во всех подобных случаях мы были бы не в состоянии распознать родоначальную форму каких-нибудь двух или большего числа видов, даже если бы подробно сравнили организацию родоначальной формы с организацией ее измененных потомков; нам удалось бы это разве лишь в том случае, если бы мы располагали в это же самое время почти полной цепью промежуточных звеньев.