Арабы на Востоке выращивали пшеницу твердых сортов и мололи ее таким образом, что получалась, как мы сегодня выражаемся, мука «грубого помола». Из нее делали крупу — так называемый кускус, которую высушивали и бросали в суп из трав и кореньев, достаточно крупно нарезанных, куда добавляли для вкуса немного баранины и приправляли маслом. Это блюдо до сих пор готовится в специальных двухъярусных глиняных или медных кастрюлях: в нижней части варятся овощи с бараниной, а в верхней части с дырочками — на пару — тот самый кускус.
В Магрибе кускус назывался кускуссу (kuskussu) и готовился следующим образом: муку грубого помола смешивали с небольшим количеством воды и лепили из получившегося теста шарики разного размера — от 1 до 3 мм в диаметре. Кускуссу распространился в области Тирренского моря в первую очередь благодаря ловцам кораллов из Генуи (или из Сестри, Мультедо, Пельи), зачастую оседавшими на острове Табарка, у побережья Туниса.
Покидая Табарку, они среди прочих припасов не забывали и про кускуссу. Это необычное изделие из муки проникло с Табарки на Сардинию (где табаркинцы осели в 1720 году), в Испанию (Новая Табарка) и на их родину в Лигурию.
Вверху: Портрет Антонио Патини и форзац его книги «Современный стольник, или Умение правильно рассадить всех за столом». Неаполь, 1694 (Рим, Библиотека Казанатенсе).
Внизу: Форзац и портрет Бартоломео Скаппи из «Книги о кулинарном искусстве». Венеция, 1570
На Сардинии кускуссу превратилось в сокку (soccu): это блюдо тоже готовили, скатывая шарики из смоченной водой муки. Сборщики кораллов из Алассио и из Черво, промышлявшие в проливе Бонифачо, завезли кускуссу в Лигурию под названием сукку (succu); в Калазетте и в Карлофорте (города на Сардинии, где останавливались генуэзцы, возвращаясь с Табарки) этот же продукт стал называться каска (casca), а в Тулоне — куркуссу (courcoussou). Ж.-Л. Фландрии в своей книге цитирует парижанина Жан-Жака Бушара, который в 1630 году писал о жителях Прованса: «Они так же, как в Италии, кладут в суп изделия из теста. Орест ел подобное блюдо в Тулоне. Оно было с мелкими шариками — типа риса, которые потом сильно разбухли в кастрюле. Это блюдо пришло из восточной части Средиземноморья, и называют они его куркуссу».
Кускуссу производился и в Генуе — и тоже из муки грубого помола, полученной из пшеницы твердых сортов. Из муки и воды замешивали тесто и с помощью пресса изготовляли что-то вроде толстых спагетти, которые затем нарезались маленькими подушечками. Именно так — из соображений удобства торговли — пасту, которую раньше делали только в домашних условиях, начали изготовлять промышленным образом. Вскоре генуэзский диалект превратил кускуссу в скуккусу (scuccusu). Эту пасту клали в овощной суп, так же как это делалось на Табарке и в Тунисе и как до сих пор поступают в Средиземноморье — например, на Сицилии, где жили ловцы кораллов (город Трапани), в Лигурии, Сардинии и Испании.
Все эти «путешествия» кускуссу происходили между первой половиной XVI и концом XVIII века. Минестроне[6] (minestrone), в который иногда кладут еще ножку ягненка, — это тоже родственник кускуссу. Вообще, еда такого типа пришла к нам, по-видимому, из глубокой древности, но если мы говорим об истории питания, не так важно, когда именно появились те или иные блюда — это-то скорее информация для любителя этнографии, — важно, когда они стали популярными. Иными словами, древнее происхождение сообщает блюду известное благородство, нас же в первую очередь интересует, насколько оно было вкусным, питательным и доступным.
В эпоху Нового времени, начиная с первых десятилетий XVI века, отчетливо проявляется тенденция к изменению уклада жизни и медленный переход к новым гастрономическим устоям. Открытие Америки, а также морского пути в Индию португальцами внесло, как мы покажем ниже, свой вклад в этот процесс. А сейчас мы позволим себе подробнее остановиться на пасте и ее влиянии на правила поведения за столом. Начнем мы с использования вилки.
Представляется, что именно распространение пасты способствовало и распространению культуры пользования вилкой. Первое тому свидетельство мы находим в поваренной книге, составленной при Анжуйском дворе в Неаполе и потом — в латинском варианте — подаренной королю Роберту Анжуйскому. Мы приводим здесь цитату на основании варианта, переписанного Марианной Мулон «Кулинарное искусство, книга 3»: «De Lasanis: ad lasanas, accipe pastam fermentatam et fac tortellum ita tenuem sicut poteris. Deinde divide eum per partes quadratas ad quantitatem trium digitorum. Postea habeas aquam bullientem salsatam et pone ibi ad coquendum predictas lasanas. Et quando erunt fortiter decoctae, accipe caseum grattatum.
Et si volueris, potes simul ponere bonas species polver-izatas et pulveriza cum istis super cissorium. Postea fac desuper unum lectum de lasanis et iterum pulverizas et desuper alium lectum et pulveriza: et sic fac usque cissorium vel scutella sit plena. Postea comede cum uno punctorio ligneo accipiendo»[7].
Обращает на себя внимание совет есть с помощью деревянного шила. Это первое упоминание специального инструмента, которым нужно «брать» еду, то есть выполняющего функцию вилки, и инструмент этот связывается именно с пастой. Ведь лазанья горячая и скользкая, брать ее руками неудобно, и можно обжечься, вот неаполитанский придворный сборник рецептов из библиотеки Роберта Анжуйского и советует пользоваться для этой цели «шилом», которое, впрочем, в городах, где паста быстро получила широкое распространение, вскоре было заменено вилкой.
Чтобы побольше узнать о распространении пасты, о ее промышленном производстве, начавшемся еще в Средние века и возродившемся в конце XVII века, имеет смысл почитать интереснейшую работу Массимо Монтанари. Любопытно отметить, что вместе с пастой получает распространение и вилка. Этот прибор будет использоваться именно для поедания пасты начиная с эпохи Средневековья и, по крайней мере, до второй половины XVI века. В инвентарных ведомостях знаменитейших замков, находившихся вне границ средиземноморской культурной среды, например, в документах замка Шаллан в Валь д’Аоста за 1522 год, упоминаются золотые и серебряные ложки и ножи, но ни одной вилки. По мнению Ф. Броделя, вилка «появляется в XVI веке сначала в Венеции, позже во всей Италии и, возможно, в Испании, но распространяется она очень постепенно... и ее употребление входит в обиход только к 1750 году». Он указывает, что «Монтень ее не упоминает», «Феликс Плэттер фиксирует вилку достаточно рано в Базеле, около 1590 года», что «один английский путешественник обнаруживает вилку в 1608 году в Италии». Согласно Ж.-Л. Фландрину, вилка «якобы была изобретена в Византии и в XIV-XV веках стала известна в некоторых итальянских домах, а позднее, в XVI-XVII веках, достигла и соседних с Италией стран».
Часть духовенства между тем рассматривала использование вилки как греховную изнеженность: известно, что одна византийская принцесса, будучи в гостях во Франции, ела там вилкой, чем вызвала осуждение прелатов. Эта принцесса, выросшая в роскоши византийского двора, не брала еду руками — в соответствии с правилами «хорошего тона», принятыми в Византии. Что же касается лигурийских, тосканских и венецианских горожан, они в XIV веке пользовались вилкой, просто чтобы не обжечься.
Лазанья была очень высоко оценена уже в XIII веке одним монахом францисканцем-миноритом — Салимбене де Адамом, который объездил Францию и большую часть Италии, и где бы ни оказывался, уделял большое внимание местной кухне и мог впоследствии со знанием дела рассказать о том, что там стоит попробовать. Паста, которую он описывает, как и паста вообще, была пищей достаточно дорогой, можно сказать, атрибутом роскоши, что следует, например, из «Новелл» Серкамби. Дело в новелле LVTII происходит в Венеции. Дочь Саранцо жалуется своему отцу, что «муж не может обеспечить пасту на столе каждый день, как хотел того отец». В новелле CXLIII выведен некий господин Спинола, который «так любил пасту, что заедал ею другие блюда из пасты». А вот героиня новеллы LX, заболев, «более двадцати дней питалась только хорошей лазаньей и прочей восстанавливающей силы пищей». Эта еда была вожделенна, о ней мечтали, недаром у Боккаччо возникает образ волшебной страны Вракии, где на горе из тертого сыра живут люди, которые занимаются лишь тем, что делают макароны и равиоли («Декамерон», день восьмой, повесть 3). Один флорентийский купец, живший в Генуе, по имени Саминьято де’Риччи приводит в своем «торговом справочнике» рецепт приготовления лазаньи, а в конце напоминает: «Вы никогда не пробовали ничего вкуснее!»
У Саккетти пасте уже сопутствует вилка: «...нам подали вареные макароны... Ноддо стал быстро ухватывать макароны, наматывать их и отправлять в рот. Джованни взял на вилку только первую порцию...» («Триста новелл», новелла CXXIV). Действие происходит в середине XIV века, а «наматывание» макарон (на вилку), видимо, было уже настолько привычным для читателей, что Саккетти понадобился всего лишь один этот глагол, чтобы вызвать у читателей нужную ему ассоциацию.
Новое время — время перемен, особенно в крупных городах, которые становятся еще больше в результате стремительной урбанизации. Это касается, в частности, Неаполя. В Париже все более важную роль играет хлеб (напомним, что в городах хлеб ели свежим, покупая его каждый день), а в Неаполе отказались, хотя и очень постепенно, от привычного мяса с капустой (пиньята маритата), на смену которому пришли спагетти. Макароны, которые на протяжении всего XVI века были типичной сицилийской едой, теперь становятся и пищей неаполитанцев, превратившихся, как я уже упоминал, из «поедателей листьев» в «поедателей макарон».