— Нельзя глотать таблетки просто так, — говорила Шейла. — Они могут застрять в горле.
— У тебя есть стакан? — спросил я.
— В сушке.
Я заглянул в сушку над раковиной. Пара стаканов, тарелка, несколько столовых приборов. Я потянулся за стаканом. Кое-что привлекло мое внимание. Я совершенно не ожидал увидеть здесь этот предмет.
Форма.
Форма для лазаньи, которую я не видел уже несколько недель. Коричневато-оранжевая.
Та самая, которую Шейла называла «хурмой».
Глава шестьдесят третья
Я осторожно достал форму из сушки и поставил на разделочный стол.
Салли рассмеялась.
— Я не поняла, что ты собираешься делать: запивать таблетки или…
— Как это здесь оказалось? — медленно произнес я.
— Что?
— Эта форма. Я узнал ее. Форма Шейлы. Что она здесь делает?
— Ты уверен? Я точно помню: она моя.
У нас с женой сложилась традиция: Шейла готовила обед, я мыл посуду. Когда из года в год моешь одни и те же тарелки, чашки, стаканы, противни и формы, ты хорошо изучаешь их, будто сам их делал. Если это действительно форма из нашего дома, у нее на дне с обратной стороны должно быть пятно. В углу, где нам так и не удалось до конца содрать этикетку.
Я перевернул форму и обнаружил его именно там, где и ожидал увидеть.
— Нет, — сказал я. — Она наша. В этой посудине Шейла обычно готовила лазанью.
Салли встала со стула и подошла посмотреть.
— Дай мне. — Она повертела форму в руках, заглянула в нее, перевернула, проверила дно. — Не знаю, Глен. Но раз ты так уверенно говоришь, наверное, ты прав.
— Как она здесь оказалась? — спросил я.
— Боже, не знаю! Точно не залетела в окно. Возможно, Шейла привезла мне как-то лазанью, а я забыла вернуть ей посуду. Так что можешь меня пристрелить.
— Шейла готовила лазанью в день, когда случилась авария. Она оставила две тарелки — для меня и для Келли. Но больше лазаньи в доме я не нашел. В какой-то из дней я решил приготовить лазанью сам, но не смог найти для нее посуду. — Я поднял форму. — Потому что она была здесь!
— Глен, я тебя умоляю! Это бессмыслица!
— Твой отец умер в тот же день, что и Шейла. Я помню, как рассказал Шейле по телефону незадолго до ее отъезда о том, что у тебя случилось. Она ответила, что постарается помочь тебе. И в ту минуту, когда Шейла повесила трубку, она, вероятно, решила поехать к тебе и прихватила лазанью. Она часто так делала. Когда кто-то умирал, Шейла готовила для этой семьи еду. Даже если эти люди не были ее близкими друзьями. Как в случае с ее преподавателем на бухгалтерских курсах — он, правда, живой и здоровый. Это был знак внимания.
— Глен, если честно, ты начинаешь меня пугать.
— Она ведь приходила сюда, верно? — настаивал я. — Чтобы выразить тебе соболезнования. Поэтому и не поехала в город. И не взяла деньги, которые прятала в доме.
— Какие деньги? О чем ты?
— Она не хотела брать их с собой. Она пришла быть с тобой в твоем горе. В тот день. Она думала, что позаботиться о подруге важнее, чем выполнять поручение Белинды. Если она приходила сюда в тот день, почему ты мне ничего не сказала?
— Боже, Глен! — В одной руке Салли держала форму, другой указывала на тайленол на разделочном столике. — Выпей. Думаю, у тебя не все в порядке с головой.
Она была права — у меня еще сильнее застучало в висках. На секунду я отвернулся от Салли, посмотрел на пилюли — и вспомнил. Я ведь хотел ей сказать кое-что еще. Я снова повернулся к ней:
— Я сходил с ума, пытаясь…
В этот момент форма из рук Салли полетела мне в голову. Перед глазами все потемнело.
Рядом со мной хлопотал врач, мне делали прививку от гриппа.
— Будет совсем не больно, — сказал доктор и воткнул иголку мне в руку. Но в тот момент, как игла проколола кожу и впилась в вену, я заорал от боли.
— Ты ведешь себя как маленький, — проворчал врач, ввел сыворотку и вытащил иглу. — Вот так. — Он достал еще один шприц. — Тебе будет совсем не больно.
— Но вы уже сделали мне укол! — возмутился я. — Что вы задумали?
— Ты ведешь себя как маленький, — повторил он, ввел сыворотку и вытащил иглу. — Вот так, — сказал он и достал еще один шприц, — тебе будет совсем не больно.
— Стойте! Нет! Что вы делаете? Прекратите! Убери от меня свой чертов шприц…
Я открыл глаза.
— Хорошо, что ты живой, — проговорила Салли, стоявшая так близко от меня, что я чувствовал запах ее духов. Я моргнул пару раз, пытаясь сфокусировать зрение. И Салли, и окружавший мир расплывались перед глазами.
Я мог видеть лишь потолок и стены, поскольку лежал на полу в кухне Салли Дейл. В нескольких футах от меня на линолеуме были разбросаны обломки знакомой оранжевой формы. Она разлетелась на мелкие кусочки.
— Крепкая у тебя голова, — заметила Салли и склонилась надо мной. — Я боялась, что убила тебя. Но теперь я могу сделать свое дело.
Салли отошла, и я увидел в ее руке шприц.
— Думаю, это последний. Ты уже хорош. Алкоголь поступает прямо в кровь. Тебе понадобится намного меньше, чем если бы ты действительно пил.
Я попытался перекатиться на живот, но вдруг понял: у меня за спиной препятствие. Мои руки оказались связаны. Я почувствовал, что волоски на запястьях к чему-то прилипли. Изолента. Много изоленты.
Салли прошлась по комнате, взяла стул и подтащила его ко мне. Затем села на него верхом, широко расставив ноги, и положила локти на спинку стула. В одной руке у нее был пистолет.
— Глен, мне очень жаль. Тебя и твою Шейлу, будь вы неладны. Она была слишком хорошей, а ты… ты тоже отличный парень.
В голове у меня стучало, и чувствовался привкус крови во рту. Я понял, что на лбу у меня довольно большая рана и кровь стекает мне на лицо.
Но помимо боли я испытывал еще одно странное ощущение. Головокружение. Казалось, комната вертится у меня перед глазами. Сначала я подумал, что это из-за раны на голове, но теперь уже не был в этом уверен.
Это чувство напоминало… легкое опьянение.
— Подействовало, да? — спросила Салли. — Голова пошла кругом и все такое? Я привыкла давать инсулин отцу. Но тебя я накачала не им. А водкой.
— Шейла, — проговорил я, — вот что ты сделала с Шейлой!
Салли ничего не ответила, а лишь посмотрела на меня, потом — на часы.
— Но зачем, Салли? Зачем?
— Я прошу тебя, Глен, забей. Скоро тебе будет очень хорошо. А все остальное не важно.
Она была права. Мое головокружение совсем не было связано с ударом формой по голове.
— Расскажи мне, — взмолился я. — Мне нужно знать.
Салли поджала губы и отвернулась. Затем снова посмотрела на меня.
— Мой отец еще не умер, — сказала она.
Что за бред?
— Я не… что?
— Мой отец, — повторила она, — тогда еще не умер.
— Не понимаю…
— Когда я разговаривала с тобой тем утром и сообщила, будто он мертв, он на самом деле был при смерти. Я дала ему двойную дозу гепарина и ждала, пока он умрет от внутреннего кровотечения. А этот сукин сын начал потихоньку оживать. И тут Шейла со своей чертовой лазаньей! Вошла, даже не постучав! Просто сказала что-то вроде: «Ой, Салли, мне так тебя жаль. Вот я принесла тебе кое-что. Можешь положить в холодильник и съесть потом». В этот момент она увидела, что мой отец все еще дышит, и спросила: «В чем дело? Он жив?» И начала кричать, что нужно вызвать «скорую».
Я моргнул. Лицо Салли то расплывалось, то снова виделось в фокусе.
— Ты убила своего отца?
— У меня не было больше сил выносить это, Глен. Я отказалась от своей квартиры — не хватало средств платить аренду, так как все деньги уходили ему на лекарства, — и переехала сюда. Ты даже не представляешь, какие они сейчас дорогие! А в скором времени мне пришлось бы поместить его в специальное заведение, где ему могли бы обеспечить уход. Тебе известно, сколько это все стоит? Мне пришлось бы выставить на продажу этот дом, и как ты думаешь, много я выручила бы за эту развалину при нынешнем экономическом кризисе? Я поняла: он все равно умрет — на следующий день после того, как я окажусь на улице. Мне просто нужно было ускорить его кончину.
Она вздохнула.
— Я не могла позволить Шейле рассказать все полиции, поэтому ударила ее по голове и накачала выпивкой.
— Салли, это ты подстроила…
— Глен, как ты себя чувствуешь? Уже захмелел? Голова больше не болит?
— …ту аварию. — Я пытался закончить фразу, не глотая слова.
— Просто расслабься, — сказала она. — Так будет лучше.
— Как… как ты это сделала?
Салли опять вздохнула.
— Мне помог Тео. Приехал, не мог поверить, что я натворила, но мне стало известно о поддельном оборудовании, которое он взял у Слокумов и установил в доме Уилсонов, поэтому у него не было выхода. Я подогнала машину Шейлы к съезду, усадила ее за руль, а Тео подвез меня обратно. Но сегодня мне придется все сделать самой.
— Салли, Салли, — проговорил я, пытаясь сохранить ясность мыслей, несмотря на алкоголь в крови, — ты… ты была нам как родная…
Она кивнула:
— Знаю. Мне очень стыдно. Но видишь ли, Глен, в последнее время ты стал строить из себя святошу, и твое поведение не оставило мне выбора. Я приняла решение. Теперь я сама о себе позабочусь. И никому не позволю вмешиваться.
— Записка Тео, — пробормотал я, — когда он говорил, что ему жаль…
— Да, по отношению к тебе он повел себя как засранец, но и у него была совесть. Она съедала его. Как огонь. Шейла. Ему хотелось во всем сознаться…
— Дуг, — прошептал я. — Ты его подставила… да? Положила те коробки в его машину, чтобы отвести подозрения от Тео?
— У меня нет желания говорить об этом, Глен. Это слишком болезненно.
— Как… черт… подожди… ты убила Тео? Это была ты?
Впервые мне показалось, что я увидел на ее лице печаль. Салли потерла глаза.
— Я поступила так, как считала нужным. А сейчас я сделаю то, что должна сделать.
— Своего… жениха…
— Он позвонил мне из трейлера и сообщил, что больше не может молчать и должен сказать Дугу, что тот не вин