– Андрей, я серьезно.
– Ну, давай серьезно, – глубоко вздохнул он. Хитрые огоньки в серых глазах погасли. – Почему ты хочешь расстаться? Что не так?
– Все так! – уверила я с придыханием. – Просто… Просто у меня появился другой мужчина. Я выхожу замуж.
Вот он, самый тяжелый миг. Желая провалиться под землю или, на худой конец, юркнуть в чащу и сбежать, я резко заинтересовалась фиолетовыми цветами возле своих ног. Как их там, аквилегии, что ли…
– Тебя отец принуждает к браку? – спросил Андрей утвердительно, словно ему был известен ответ на свой вопрос.
Я не винила его за враждебность в голосе. Папа выступал против нашего романа, не попробовав приглядеться к моему избраннику, не попробовав после того злополучного чая обменяться с ним и парой дежурных реплик!
Набравшись храбрости, я посмотрела на Андрея. И оторопела от… нет, не от перемены в его лице, а от полного ее отсутствия. Он не подавал никаких признаков смятения – наоборот, был само хладнокровие. Эта его каменная маска сбила меня с толку.
– Папа тут ни при чем. Я выйду замуж добровольно.
Нужно выразить воодушевление грядущей свадьбой, чтобы Андрей принял ложь за чистую монету. Ну побудь ты чуток артисткой, Нина!
– Недавно он гостил у нас на даче, – запинаясь, стала рассказывать я. – Мы сразу понравились друг другу… Начали проводить вместе время… Потом он сделал предложение…
В горле пересохло, я сглотнула. Вообще-то, я репетировала объяснения много раз, но заученный монолог вылетел из дырявой головы. Канули в Лету обходительные фразы, отполированные до блеска; улетучились сопутствующие сожаления. Осталась голая, гадкая суть.
– Прости, что не сказала тебе раньше, – потупилась я.
Андрей задумчиво кивнул и провел ладонью по коротким черным волосам. Ни обиды, ни упрека. Он вообще отдает себе отчет, что происходит?
– Нина, ты не обязана беспрекословно слушаться отца, – стоял он на своем, пропустив мою недоречь мимо ушей. Дыхание у него участилось. – Особенно в вопросах личной жизни. Тебе с мужем всю жизнь жить. Тебе, не отцу, понимаешь? Нельзя соглашаться на брак, если ты не обдумала решение, если не знаешь, что он за человек, этот твой жених.
– Я все обдумала, поверь, – настаивала я тоже, хотя была с ним полностью согласна. – Честно, никто не выдает меня замуж насильно.
Он опять кивнул. Мы не двигались, однако расстояние между нами скоропостижно увеличивалось, образовывая пропасть, через которую уже никогда нельзя будет протянуть мост. И что, и это все? Где истерика, к которой я готовилась? Уговоры, мольбы, злость на меня, на папу, на конкурента, на судьбу? Почему он так равнодушен?
– Кто жених? – заинтересовался почему-то Андрей.
Я скривилась от разочарования. Щеки загорели огнем, покрываясь пунцовым румянцем. Я воображала наш разрыв трое суток и придумала не менее тысячи ответов на вопросы, которые Андрей мог бы задать. «Почему не я?» «Неужели ты меня больше не любишь?» «Все дело в предложении, не так ли?» «Выходит, если предложу руку и сердце я, ты за меня пойдешь?» Вот какие вопросы должны были прозвучать. И я была к ним готова, я была подкована. Только какая, к черту, разница, кто жених?
– Его зовут Сергей Загорский, – нехотя промолвила я. – Он помощник секретаря Экономсовета. Милый, веселый, все время привозит какие-нибудь подарки. Правда, он старше меня почти на пятнадцать лет, ну да разве это преграда? У нас и с тобой есть какая-то там разница в возрасте. Все это пустяки! Не бери в голову.
Пока Андрей слушал меня, то смотрел куда-то в сторону – на реку, в траву, на парящего в небе огромного ворона. Возможно, он и не слушал вовсе, раз ни единый мускул на его лице не дрогнул. Он был так красив с этими его добрыми, слегка грустными глазами, с этими его ямочками на щеках и стройным телом!
Несколько минут мы оба гадали, как попрощаться, как поставить точку. А пока в тишине громко пели птицы, шелестели деревья, стрекотали кузнечики. Дунул ветер, и подол платья в цветочек стал хлопать о мои икры. Волны с тихим плеском ударялись о берег.
«За считаные месяцы мы стали друг другу самыми близкими на свете, – поражалась я, остекленев. В ушах у меня стучало. – И вот расстаемся безэмоционально, неловко, как дальние родственники, которые видятся раз в год».
Я могла бы предложить ему дружбу. Моя подруга Ася говорила, так часто поступают, когда отказывают поклонникам. Но я боялась, что он согласится. Боялась, что однажды окликнет на улице, наберет наш домашний номер, чтобы справиться о делах, пригласит на ни к чему не обязывающую прогулку или, чего доброго, сообщит мне о своей женитьбе.
– Значит, ты уверена?.. – смиренно переспросил Андрей, и я остро почувствовала приближение финала. Это когда внезапно обваливается тоска и, засыпав тебя с горкой, душит своей тяжестью.
– Да, – отозвалась одними губами.
Андрей засунул руки в карманы брюк. Я едва не бросилась к нему на шею, умоляя забыть ту чепуху, которую только что нагородила, но в последнюю долю секунды удержалась от прыжка через бездну. Поздно – противоположный берег был слишком далеко.
– Прощай, Нина, – сказал Андрей отрешенно.
Он напоследок внимательно изучил меня, словно хотел сохранить образ в памяти. Взор его задержался на моих темно-карих глазах, круглых щеках и женственно очерченных губах, затем поплыл по телу. Я была высокой, слишком высокой для девушки, и порой комплексовала из-за своего роста, чувствуя, что молодым людям не по себе, когда они глядят спутнице в подбородок; Андрея же моя высота никогда не смущала – почти двухметровый парень возвышался надо мной на полголовы и наслаждался нашим «равенством». Ему гигантизм всегда был на руку. Мало кто из соседских мальчишек и однокашников решался бросить вызов столь массивному ребенку.
Он все смотрел на меня, думая о своем; он будто трогал меня глазами. Я обхватила себя руками в необъяснимом порыве укрыться.
– Прости, – пролепетала я.
Он не проронил ни звука.
Опустошенная, разбитая, ограбленная, я пошла домой, медленно поднимаясь по холму. Я не оборачивалась. Добралась до ворот спрятанной в чаще дачи и закрыла за собой калитку.
Куря папиросу «Герцеговина Флор» и вальяжно развалившись в плетеном садовом кресле, на террасе поджидал отец. Его густые черные волосы сегодня волнились из-за прошедшего ночью ливня. В шевелюре поблескивала седина, хоть Мария и старалась зачесать ее так, чтобы серебристых волосков не было видно. Золотистое лицо, как обычно, было чисто выбрито, холщовые брюки и хлопковая рубашка безукоризненно выглажены.
– Кончено, наконец? – спросил папа с облегчением, словно весь день таскал тяжелые бревна и вот скинул с плеч последнее.
– Ты выполнишь свою часть уговора? – проскрипела я осипшим голосом. – Не натравишь на Андрея чекистов?
Отец нахмурился, не одобрив моих формулировок, – притворился, будто бы уговор звучал иначе. Он переложил пачку, выпустил изо рта табачный дым и прочистил горло, поерзал в кресле, усевшись поудобнее. В общем, всячески выкраивал время на размышления, растягивал паузу.
– Разрешите, товарищ генерал-майор!.. – козырнув, протрубил капитан Красильников, появившийся из дома.
– Не сейчас, – махнул рукой папа, и комендант немедленно ушел.
– Ты оставишь его в покое?! – вспылила я, перейдя на крик. Нервы у меня расшалились мама не горюй.
– Разумеется, если щенок больше не подойдет к тебе, мне не нужно будет принимать вынужденных мер, – спокойно пробасил он, выделив слово «вынужденных».
Я прокручивала в мыслях разрыв с Андреем – снова, снова и снова. Воспоминания плясали, то бледнея, то проступая в моем сознании яркими красками. Я будто бы смотрела кино, хаотично перещелкивая сцены, и единственное, что неизменно оставалось на экране, – каменное лицо, не выражающее ровным счетом никаких эмоций. Слова, жесты, мимика мелькали, сменяли друг друга, а на заднем плане тем временем полупрозрачным призраком парила эта жуткая, незнакомая мне отстраненная маска.
– Пускай живет своей жизнью и не вторгается в твою, – добавил папа.
Меня трясло. «Почему резкое расставание не насторожило его? – недоумевала я. – Ведь на прошлой неделе мы лежали в обнимку и грезили о нашем будущем домике на берегу реки. Почему он не пытался отговорить меня? Почему не упирался, не боролся за ту, что любил?»
– Я действую для твоего же блага, Нина, – убеждал отец. – Просто тебе пока трудно в это поверить…
«Почему он сдался? Почему так быстро?»
– Видишь ли, первая любовь – импульсивная, страстная, но до смешного слепая, – философствовал папа, выводя меня из себя своим поучительным тоном. – Много позже, спустя не один и не два года, ты поймешь, что ваши отношения зашли бы в тупик.
«Может, ему не больно-то и хотелось бороться? – похолодела я. – Неужели папа был прав и Андрей гонялся за прокурорской дочкой, а не за мной самой? Да ну нет, что за глупости!»
– Сейчас, в силу юного возраста, ты неспособна распознать его истинные качества. Ты не умеешь рассуждать рационально, дальновидно, перестав руководствоваться чувствами и полагаясь исключительно на здравый смысл. Это нормально, я тоже таким был в восемнадцать лет.
«Я бы не сдерживалась, узнай о том, что Андрей променял меня на другую, – продолжала я меж тем свою внутреннюю тираду. – Да какую, к чертовой матери, другую? Другая девушка смогла бы развеселить, ободрить, поддержать его, как я? Будет он с ней искренним и раскрепощенным, как со мной? Она сумеет прочитать его желания по одному-единственному взгляду? Нет, нет, нет! Сто раз нет!»
– Разочарование первой любви никогда не забывается, – распинался снаружи папа, – но после сего горького опыта ты становишься мудрее и подходишь к выбору более осознанно.
«Только бы попытался брякнуть, что между нами все кончено! – визжала я про себя, раздуваясь от клокочущей истерики. – Взорвалась бы! Высказалась! Опрокинула его, доказала бы, кто на самом деле может сделать его счастливым!»
– Понимаю, милая, он был тебе