Подполковник круто повернулся на каблуках сапог и подошел к двери помещения с продуктами. Я поднялась со стула и последовала за ним.
– Ты же осознаёшь, что его схему провернуть уже не удастся? – спросил он издевательски. – Твоя работа тщательнейшим образом отслеживается. Любое несоответствие между отчетами и реальной заполняемостью склада я буду трактовать никак иначе, чем воровство заведующего.
Я закивала, притворяясь, будто мотаю на ус. Олег Валерьевич с удовлетворенным видом поправил бушлат.
– Ты что, не взяла ключи? – выжидательно уставился он на меня, затем на запертую дверь.
Я бросилась назад:
– Простите, одну минутку…
– Ты невнимательна, – вымолвил Смородин с неприязнью.
Я открыла верхний ящик тумбы, из которого до сих пор попахивало сушеной треской, достала увесистую связку и вернулась к начальнику. Замок, ко всему прочему, не сразу поддался при повороте ключа. Смородин выразительно повздыхал, занеся досадную оплошность в мысленный блокнот. Счет шел не в мою пользу.
Мы вошли внутрь. Тихо разговаривая сам с собой, Смородин по-хозяйски прошагал вдоль полок.
– Могу ли я посоветоваться с вами, гражданин начальник?
– Конечно, – насторожившись, ответил Смородин.
– Что мне делать, если кто-нибудь попросит у меня продукты? – осмелилась я вступить в бой. – Имею в виду не поваров, а, допустим, кого-то из начальства.
Предположив, что со Смородиным, как и с Полтавченко, пройдет номер «дурочки», я приняла невинный вид и прибавила, что в этом случае появится расхождение в цифрах; а поскольку он, Смородин, взялся контролировать каждый рубль и грамм, это расхождение может привести к тому, что меня, Нину, обвинят в воровстве.
– Не беспокойся, тебя не обвинят, – сухо пообещал Смородин, не купившись на мою «дурочку». – И да, кхм, иногда к тебе будут заходить товарищи начальники.
– Угу, угу, – усиленно подчеркивала я свою серьезность. – Но, насколько мне известно, руководство обеспечено самым лучшим рационом, которое только возможно в Заполярье. Начальникам нет нужды заходить ко мне, разве не так?
Ступила на минное поле. Олег Валерьевич взял банку селедки и тут же со стуком, злобно шмякнул ее обратно.
– Ты же сама – бывшая судомойка, значит, должна понимать! – рявкнул он. – И вообще, ты осознаешь, какую тяжелую, грязную работу выполняет руководство лагерей? На нашем попечении, нет, на наших плечах – тысячи врагов народа! И каждого нужно приучать к труду, перевоспитывать, практически обращать необратимых людей! Иногда это невозможно, скажу я тебе! Иные случаи столь запущены! Хоть бы одно – расстрел! Да и расстрела мало! Э-э-э нет, мы же милосердная власть!
Смородин достал платок и промокнул взмокший лоб.
– Мы неустанно заставляем ленивых зэков выполнять поставленные сверху задачи, – тараторил он с пылом, искренне веруя в свою правоту. – Наши старания достойны высшей награды и похвалы. Полноценное питание – меньшее, чем можно нас отблагодарить. И если служащему потребовалось что-то, у тебя и мысли не должно возникать почему!
– Безусловно, верно, вы правы, – робко поддакивала я, сглаживая повороты. – Но не получится ли так: пока начальство берет на складе все что угодно, кухня останется без продуктов для строителей?
Как он напрягся! Словно хищник, услышавший в чаще опасный шорох. Смородин подбоченился, расставил ноги и вытянул шею – иными словами, принял боевую стойку.
– Ты очень рискуешь, говоря такие вещи, – в его тоне проскрежетал металл. – Враг народа не может стоять выше друга народа, Адмиралова. Кухня готовит еду для заключенных из того, что осталось на складе, а нужды начальства здесь совершенно ни при чем. Настоятельно рекомендую запомнить свое место и место подобных тебе. Выучи мои слова, как девиз, и повторяй себе каждое утро перед выходом на службу.
Половицы под его чищеными сапогами скрипели.
– Придется обучить тебя азам, прямо как Степанова когда-то, – досадовал подполковник. – Сосредоточься. Это важно.
– Слушаю.
– Если на склад заходит начальник, ты ни единым писком не препятствуешь ему, – отчеканивал он слова, будто до меня, глупой, по-другому не дойдет. – Более того! Ты записываешь сведения в журнал только тогда, когда отдан соответствующий приказ. Иначе – умалчиваешь о посещении. Ни в бумагах, ни в личном разговоре с кем бы то ни было – ты нигде и никому не сообщаешь. Потому что руководству не нужна причина, чтобы взять продукты. И нечего трепаться попусту! Тебе ясно?
Смородин не бил меня, не прикасался ко мне, он даже не смотрел в мою сторону, и все же я тряслась, как приговоренный к высшей мере наказания человек за минуту до спуска курка. Он был ниже меня на добрую голову, но я, я ощущала себя крохотной, ничтожной, хотела скукожиться, исчезнуть из поля его видимости…
– Ясно. – Я инстинктивно отступила назад.
– Хорошо, – пробормотал он с остатками злости и облегчением одновременно. Будто прихлопнул назойливого комара, который мешал ему целый час. – У тебя больше нет вопросов?
Если бы…
– Есть. – Я собралась с духом. – Значит, ко мне приходит офицер, берет условный килограмм картофеля. Просит не записывать. Но как же мне потом сводить отчеты? Этот килограмм картошки, выходит, без вести пропал! Андрей Юрьевич отправляет документы в прокуратуру, и…
– «Андрей Юрьевич», – с нажимом повторил Смородин, позабавившись. – Нина, такие, как ты, обязаны обращаться к полковнику никак иначе, кроме как «гражданин начальник». Жаль, что он допускает такого рода вольности: они стирают границы, сокращают дистанцию, чего позволять, конечно же, нельзя. Что до документов, не волнуйся – мы спишем аккуратно, как порченый продукт. Так что если сюда грянет очередная проверка, мы будем подкованы, избежим каверзных вопросов.
Смородин медленно повернулся ко мне. Я не шелохнулась, хотя мечтала улизнуть, слинять из его поля зрения.
– И давай без лишних докладов Юровскому, – предложил он. – Ему эти тонкости ни к чему. Он инженер, а не управленец. Вот и пусть занимается своей железной дорогой.
Взгляд Олега Валерьевича прошелся по моим заплетенным в косу волосам, серому свитеру, огромным шароварам.
– Понимаю, тебе не терпится делиться с товарищем Юровским своими размышлениями. У вас с ним теплые, доверительные отношения.
Меня замутило от страха. Не к добру. Ой, не к добру!
– Кстати, он привлекательный мужчина, м?
Сердце стремительно ухнуло вниз.
– Мне судить трудно, но, полагаю, женщины находят его привлекательным, – заключил подполковник, выдвинув вперед нижнюю губу. – Взять вот тебя… Ты не скрываешь расположения к нему. Немудрено: начальник стройки откроет перед тобой много дверей, не так ли? На кухню, потом на склад, где ты будешь отсиживать аппетитную задницу весь срок?
«Он кровосос, – обнаружила я за собой абсолютное нежелание что-либо доказывать. – Капелька за капелькой вытягивает способность к сопротивлению».
– Что самое неожиданное, наш полковник, который никогда не был особо падким на женщин, тоже клюнул на тебя, – гипнотизировал меня Смородин непринужденным тоном. – И вы двое куда более близки, чем кажется лагерным сплетникам.
Я опустила глаза: смотреть на него мне было отвратительно.
– И все-таки не привязывайся к нему еще сильнее. – Начальник политотдела встал вплотную, словно если я увижу его решимость, оставлю всякие сомнения. – Пококетничали, и хватит. У объекта твоего вожделения, дорогая Нина, уже есть спутница жизни.
Я промолчала. Смородина осенило.
– Ах, вон оно что! – воскликнул он с удивлением. – Тебя это не волнует! Любопытно! Типичная разрушительница семейного счастья. Как же я не приметил сразу… Нет, сменить фаворитку – дело непыльное. И все же цель у тебя не из легких. Наслышана ли ты, какими бесчеловечными бывают разборки между зэками? И я сейчас не про карточные долги, увы…
Подполковник издал странный звук, похожий на восторженный смешок. Я до сих пор не шевелилась, застыв ледяной статуей.
– Однажды гражданка Лебедева расправилась с конкуренткой вроде тебя, – сказал он. – У нее впечатляющие связи на зоне. Хотя Катерина посредственная актриса, почему-то она пользуется бешеной популярностью, в том числе и у воров. В прошлом году это случилось, если мне не изменяет память… Лебедева натравила на мужнину воздыхательницу уголовников и договорилась, чтобы та досталась непременно Кушниру.
– Кто такой Кушнир? – нашла в себе силы спросить я. – Самый уродливый урка? Или извращенец?
– О нет, Кушнир был болен сифилисом, – огорошил меня Смородин. – Ловкий способ избавиться от претендентки на роль любовницы, да?
Лицо Олега Валерьевича стало таким злорадным, что мне захотелось его расцарапать, искромсать в мясо. Жаль, ногти переломаны.
– На твоем месте я бы не переходил дорогу Катерине, – травил он меня, очевидно наслаждаясь разрушительным процессом. – А налаживая отношения с Юровским, ты неизбежно столкнешься лоб в лоб с ней. Он, кстати, пребывал в блаженном неведении, какая драма развернулась за его спиной в прошлый раз. Юровский, похоже, и не заметил флирта своей секретарши. Ее свидание с Кушниром случилось во время его отъезда, а когда он вернулся, ему просто доложили, что девушку перевели. Поверь, Лебедевой не нравится, когда ее муж по ночам шастает в чужую койку или когда разлучница нагло заявляется домой, в семейное гнездышко. Ей не понравится и то, что ты сама ищешь общества ее мужа, отчитываясь по ерунде, не стоящей его внимания.
Я вздернула голову вверх. Неосознанное упрямое движение…
– Завоевывая полковника, ты обретаешь недоброжелателей не только в лице Лебедевой. Как бы старательно Юровский ни оберегал тебя, он не всегда рядом, чтобы прийти на помощь. У нас тут, знаешь ли, всякое творится… И зарезать могут, и отравить, и даже валенки обмочить. А нет, постой, это ты уже проходила.
«Угроза? Предупреждение? Или пустая болтовня?» – терялась в догадках я.
– Вернемся к нашим баранам, – сказал начальник мирно, якобы не было этого зловещего отступления. – Закрепим материал. Как считаешь, эта банка повреждена?