Когда мы с Андреем расстались, я была близка к прыжку в пропасть. Наверное, люди, которых внезапно выгоняют из дома на улицу, чувствуют примерно то же самое: лишенные света и тепла, родных сердцу вещей, они бредут в стужу в неизвестном направлении, не зная, где найти новое пристанище. Но я не позволила себе развить пагубную мамину привычку и вместо этого забыла Андрея. Как читатель, который горько рыдал над трагичным финалом романа полчаса и затем убрал книгу обратно на полку, так и я отряхнулась и продолжила жить дальше.
Когда наступил черед расстаться с Сережей, я опять же не душила себя напрасными страданиями. Ведь, если подумать, и подумать без обиняков, Загорский женился не на мне самой, а скорее на наборе качеств образцовой супруги, коими я обладала. Загорскому нужна была образованная, воспитанная светская женщина, и дочь Адмиралова как нельзя кстати подходила на эту роль. Он сожалел только, что в придачу к этому набору качеств прилагался также мой взрывной нрав. Пожалуй, он отчасти обрадовался аресту – не потому что был бессердечен, а потому что получил шанс расторгнуть неудачный брак без скандалов и проволочек. Я не винила его за то, что он толкнул меня к Громову и тем самым спас собственную карьеру. Сережа всегда ставил положение превыше всего остального и никогда не притворялся другим. Разумно ли было ожидать, что однажды он пожертвует всем ради меня?
Вторая попытка завести роман с Андреем потерпела фиаско. Однако я и теперь не оплакивала свою судьбу. Да, я ошибалась, я возлагала надежды на то, что мне не светило, но, как бы мне ни было горько, я смирилась с решением Андрея. И постаралась поменять ему в своем сознании статус: «мой» на «чужой». Пока получалось паршиво, поэтому я предпочла отвлечься и с головой ушла в переезд.
Следующим после нашего с Андреем поцелуя утром я пришла на склад и определила себе личный уголок. Степанов ставил раскладушку у глухой стены, но мне там не нравилось. У окна гораздо просторнее, много света и свежего воздуха. А кровать можно расположить так, чтобы с улицы ее не разглядел ни один любопытный зевака.
К девяти зашел Евдокимов. Он разрешил выкинуть старую раскладушку Данилы на помойку и подарил мне новехонькую койку – точно такие стояли в одиночных палатах в лазарете. Его ординарец принес мне постельное белье, подушку (на пуху!) и одеяло, тумбу, а еще где-то раздобыл для меня плиту. Всего за час Евдокимов превратил мой скромный закуток в царские хоромы. Из грязи в князи…
Конечно, Евдокимов суетился вокруг меня неспроста. Это Андрей так заглаживал вину за скомканный, грустный финал нашего недоромана. Впрочем, не все ли равно? Могла ли обозленная от голода и усталости Нина с лесоповала мечтать о подобном?
Юровский и Ильинична пришли в полдень, как мы и договаривались. Повариха прошаркала внутрь первой, все оглядываясь на начальника с благоговейной, почти материнской нежностью. Она развязала косынку и повесила ее на крючок. Полковник разделся сам, затем помог ей снять бушлат. Старуха просияла, налилась гордостью, будто бы она сама учила его ухаживать за дамами. Андрей ответил ей милой мальчишеской улыбкой.
– Нинка! – крикнула глуховатая бабуля, хлопнув в ладоши. – Ужели это правда? Ты отныне одна здесь барствуешь?
– Сегодня переехала, – сказала я.
– Не жирновато для твоей тощей задницы? – спросила она.
– В самый раз, – отрезала я.
Я пригласила их к столу. Андрей отодвинул стул Ильиничне и собрался было отодвинуть мне, но я уже опустила свою тощую задницу. Маскируя скованность, он потер нос и сел напротив, бок о бок с Ильиничной.
Повариха ворчливо заскрипела: дескать, тропинки затоплены грязью, хотя на дворе июнь месяц, а в тайге и подавно до сих пор снег лежит; Андрей слушал ее, уставившись на свои сложенные руки. Я же смотрела на него в упор и в конце концов смогла перехватить его взгляд. Тусклые глаза, наткнувшись на мои, моментально вспыхнули и заговорили. Они бесконечно тараторили одно и то же: «Мне очень жаль, мне тоже тяжело».
– Вы удобно устроились? – тихо осведомился он.
Ильинична сдвинула брови и обратилась в слух.
– Да, благодарю, – ответила я.
– Я попросил Дмитрия Егоровича принести вам мебель и технику, – сказал Андрей, склонив голову набок. – Он все сделал?
– Он обустроил у меня почти что гостиничный номер. С койкой, шкафом, тумбой, плитой и чайником. Гражданин начальник даже зеркало повесил.
– Ишь, – глубокомысленно изрекла Ильинична.
– Рад, что вы довольны, – прошептал Андрей.
Повариха начала постукивать по столешнице пальцами.
– Андрей Юрьевич, хотите чаю? – сменила я тему. – А ты, Ильинична?
– Я хочу на кухню вернуться, Нинка, – буркнула она. – Нет у меня времени на твои праздные чаи.
– Тогда давайте не медлить, – предложил Юровский и выпрямился на стуле. Он повысил голос, поскольку хозяйка кухни тянулась к нему ухом. – Мне пришлось отвлечь вас, чтобы обсудить питание строителей. Склад сейчас заполнен лучше, чем несколько месяцев назад.
Мы согласно закивали.
– Почему же вы тогда подаете то же самое? – возмутился он. – Вчера заключенные ели на ужин баланду. Без мяса, хотя оно есть в запасах.
Ильинична поджала губы. Пальцы ее забарабанили по столу с удвоенной силой.
– И ладно мясо! – вещал Андрей. – Когда я заходил сегодня в столовую, видел, как новая девушка – простите, Наташа, да? – раскладывала по мискам маленькие порции пшенки. Около ста пятидесяти граммов, если верно определил на глаз.
– Сто шестьдесят граммов, – упрямо поправила Ильинична. – И ничего не мало, сынок. Мы всегда так ложили.
Меня не покоробило это «ложили». Всё не феня.
– Времена изменились, – заявил начальник мягко. – Какие у нас там нормы? По двести двадцать граммов каши каждому. Плюс двадцать пять граммов масла. Так?
– Тьфу, нормы! – взмахнула рукой Ильинична. – Вспомните тоже…
– В чем проблема, если склад полон?
– Да куда столько сразу?
Ильинична вдруг ощетинилась. Выцветшие глаза забегали то на Андрея, то на меня. Словно мы были бандой заговорщиков и она нас раскусила.
– Вы это дело бросьте! – затрясла она пальцем. – Удумали! Нормы! Ну пошикуем мы недельку. Продукты потратим бездумно, как последний день срок отбываем или помрем скоро.
– И что?
– А то! – Ильинична не на шутку рассерчала. – Что потом явятся начальники! Увидят пустые полки и давай расследовать – какая из дур осмелилась жрачку их разбазаривать направо-налево… Все записано. Ясен пень, полезут проверять. Продукты схомячат заключенные, а на суд – повара. Не буду я благотворительностью заниматься, себе-то в ущерб! Мне никто за то спасибо не скажет, едрить вашу за ногу!
– Не волнуйтесь, – успокаивал ее полковник, – никто вас ни в чем не будет обвинять.
Ильинична перестала теребить фартук и пыхтеть. Выражение ее лица сменилось с воинственного на жалобный.
– Зря ты все это затеял, родненький, – застенала она, всхлипнув. – Помяни мое слово: зря!
Она горестно закачалась туда-сюда, будто спивался ее любимый сын, на которого она возлагала большие надежды.
– Я уже большой мальчик и умею постоять за себя, когда шпана не дает проходу, – примирительно подмигнул ей Андрей, но и это не утешило подавленную старушку.
– Ильинична, не сомневайся в Андрее Юрьевиче, – поддакнула я. Она выразительно закатила глаза к потолку. – Гражданин начальник умеет убеждать. Поднаторел за годы службы.
Повариха что-то неразборчиво вякнула – явно нецензурное.
– Бог с вами, допустим на минутку, что мы повысим нормы питания! – прикинула она с недовольством, будто даже обсуждать такие вещи – пустая трата времени. – А что если пиршество оборвется? И продуктов опять не хватит? Что будет, коли мы вернемся к привычным порциям? Я вам скажу, что будет! Нам на раздаче всю плешь проедят! «Почему мало дали?! Вчера сытнее было! Сами, чо ли, схавали, черти косорылые!»
– Невелика беда, – в тон ей отозвалась я. – Они и без того вам плешь проедают. Наташа их мигом на место поставит.
Ильинична потихоньку сдавалась.
– Послушайте, в этом сезоне мы потеряли много людей. – Юровский потер переносицу. – А те, кто пережил зиму, выбились из сил. Мы отстаем по графику и никак не можем разогнаться. Не для того я устраивал комедию с прокурорской проверкой, чтобы потом все вернулось на круги своя.
– Что ж вы предлагаете, гражданин начальник? – вопрошала сдувшаяся Ильинична, по-старчески причмокнув. – Как кормить? Прямо-таки по нормам? Продуктов не напасешься.
Она посмотрела на часы с беспокойством – опаздывала.
– Меняйте рацион постепенно, – сказал Андрей. – Главное – исключите тухлятину, строго следите за сроком годности. Нина Борисовна, прошу вас, избавляйтесь от испорченных продуктов вовремя. Их нельзя варить и жарить. Если свежее заканчивается – докладывайте Евдокимову. Что до норм, то приближайтесь к ним. Увеличьте порции. Добавляйте жиры, не бойтесь использовать мясо. К осени, прежде чем грянут холода, строители должны употреблять мясо каждый день.
Ильинична смахнула со стола несуществующие пылинки. «Утопия», – читалось у нее на лбу мнение касательно планов начальника.
– И не забываем про цингу, – прибавил Андрей, скрестив пальцы. – Пономарев подсчитал, что ей у нас страдает каждый третий. Подавайте несколько раз в неделю хвойный отвар, используйте при готовке капусту, лук. И да, кстати, кормите рыбой пару раз в неделю.
– С рыбой беда, – вмешалась повариха.
– Конкретнее?
– Да пес знает, как они ее везут! – воскликнула она. – Вроде с Игарки, а кажется, будто с края света! Нам она приходит всегда с душком. С виду ничего, но распаковываешь, а запашок уже идет.
– Часто рыба несвежая? – нахмурился Андрей.
– Последние поставки все несвежие были, – сморщилась Ильинична. Я тоже скривилась, припомнив тошнотворный запах того супа.
– Это не дело. Я передам претензии поставщику, уладим проблему.
– А нельзя добывать рыбу самостоятельно? – полюбопытствовала я, вспомнив Фединого знакомого фельдшера, который рыбачил в командировках.