ься из этой довольно щекотливой ситуации, потому что реклама в эфире была запрещена и могла проходить только в строгом соответствии с регламентом передачи.
Но я недооценил хватку этой акулы журналистики, который мне так отомстил, что я в первую минуту всерьез раздумывал об убийстве Брука.
— О, ваши достижения в сфере бизнеса, безусловно, заслуживают самых лучших комплиментов, но у нас развлекательная передача, поэтому не будем углубляться в мир цифр и безумств биржевых сводок. Многим просто это неинтересно и если мы продолжим в том же духе, то рейтинги упадут, но нам же это не нужно? — он улыбнулся, а в зале раздался хохот и аплодисменты. Это что, по их мнению, смешно? — Лучше скажите, правду ли говорят о том, что ваш разрыв с Мариной Рубел был инициирован именно вами, а последующая атака на капиталы Рубелов — своеобразная месть за то, что Марина обручилась именно с Генри Уилсоном?
— Хм, почему-то я не вижу связи, — я прищурился.
— Ну что вы, это же очевидно, вы сами были увлечены Уилсоном, еще начиная с того знаменитого приема, когда он был назначен вашим капитаном в игре всех достойных мальчиков в конное поло?
— Тим, вы хорошо подумали, прежде чем задать мне этот вопрос? — я еще больше выпрямился на этом проклятом диване. В студии стало очень тихо, зрители, затаив дыхание, ждали, чем же все это закончится.
— Ну что вы, мистер Нейман, не нужно стесняться, — и Брук весьма пахабно мне подмигнул. — Ответ на этот интригующий вопрос мы узнаем после рекламы!
— Вы в своем уме? — я вскочил на ноги одним слитным движением, у Брука глаза на лоб полезли, видимо, вот такого он точно не ожидал.
— Это нормальный вопрос, учитывая все обстоятельства, которые связывают с вашим именем, — он вызывающе посмотрел на меня.
— Мистер Брук, своим вопросом вы оскорбили не меня, вы оскорбили женщину, которая является моей женой! Еще пару сотен лет назад я вызвал бы вас на дуэль и убил на радость публики, — я наклонился над ним, пытаясь поймать взглядом его бегающие глаза. — Хотя, извините, я забыл, вы же не уроженец Шории, где уж вам понять, что такое истинная честь, — бросил я презрительно и снова сел на диван, потому что режиссер делал отчаянные знаки, извещающие, что реклама подходит к концу.
— Итак, мистер Нейман, что вы ответите на мой вопрос? — упрямо проговорил Брук.
— Я отвечу, Тим, что и вы и те, кто задавался подобным вопросом ошибаетесь. Я не был увлечен Уилсоном и больше его не видел после того запоминающегося приема. В Вольфнесте не поощрялись подобные увлечения, — и я улыбнулся краешком губ.
— В Вольфнесте? — Брук растерялся по-настоящему. Вот это да, неужели никто действительно не знает, что я маг, за очень редким исключением? — Вы учились в Вольфнесте? Но почему?
— Как это почему? Потому что все маги, начиная с тринадцати лет, обязаны начинать обучение в магических школах, закрепленных за регионом их проживания. А вы что не знаете об этом указе, Тим?
— Но, тогда получается, что вы — маг? — я полюбовался огромными глазами Брука.
— Получается, что да, — я широко улыбнулся. — Артефактор, если быть точным.
— А что это значит? — он спросил это с каким-то жадным любопытством. В зале все так же стояла напряженная тишина, готовая в любую минуту взорваться.
— Это значит, что я умею делать артефакты.
— Какой интересный хм… дар, — наконец нашел, что ответить Тим.
— Это вообще трудоемкий процесс и смею заметить вполне доходный. Поэтому вполне можно мой дар, как вы выражаетесь, назвать интересным.
— Но ваш ныне покойный отец никогда не упоминал, что воспитывает мага. Наверное, это стало для него ударом? Человек, который совершенно об этом ничего не знает, — он так наигранно вздохнул, что мне захотелось сломать ему нос. Память Ареса я очернять никому не позволю.
— Ну почему же. Мой отец, — я выделил это слово, — прекрасно справлялся со своей ролью. В отличие от большинства обычных людей он никогда не считал человека обладающим магией ущербным или проклятым. — Я очень искренне улыбнулся, стараясь не подавать вида, что последний вопрос меня просто взбесил.
— Арес Нейман был поистине потрясающим человеком, — Тим решил все же остановиться и на достаточно позитивной ноте слезть с этой довольно щекотливой темы. В зале раздался одобрительный гул и аплодисменты. Я выдохнул.
Больше никаких провокационных вопросов мне не задавали. Маги и магия — вот чему была посвящена сегодняшняя передача. Точнее нет, не так. Передача полностью скатилась в болото к Вольфнесту, который был просто тайной за семью печатями. Вот воспоминаниям о своих недолгих школьных годах я и предавался все оставшееся эфирное время. Позже, уже дома пересмотрев запись передачи, я пришел к выводу, что держался вполне достойно. Те чувства, которые я испытывал во время эфира, никак не отражались на моем лице, видимо за теми килограммами грима, которые были наложены на меня перед эфиром, превратившие моё лицо в застывшую маску, что-то увидеть было в принципе нереально.
Утром ко мне в кабинет завалился мрачный Гволхмэй и сгрузил на стол большую профессиональную камеру. На голове у него была бейсболка, повернутая козырьком назад, из-под которой торчали в разные стороны длинные волосы до плеч, и это было настолько непривычно, что я даже сначала опешил.
— Ты чего такой? — осторожно спросил я Рега.
— Какой?
— Вздрюченный, — наконец выбрал я подходящую характеристику.
— Ничего, — буркнул он. — Не выспался.
— А…
— Не спрашивай, — он поднял руку. — Выбросов не было, в этом плане ночь прошла спокойно.
— А ты подстричься не хочешь? Могу порекомендовать тебе неплохого парикмахера, — я задумчиво посмотрел на Реггана, который в своем не самом лучшем расположении духа просто распространял вокруг себя какую-то нездоровую энергетику.
— Считай, что у меня существует ритуал заплетать боевую косу перед выходом на дело. А что, стилисты вовлекли тебя в свою секту, и ты теперь хочешь всех переманить на свою сторону? Не получится, у меня очень крепкая сила воли, чтобы не поддаваться на флюиды манерных мальчиков.
— Да я вообще не об этом, — я улыбнулся.
— Тогда смой со своего лица эту гейскую улыбку, а то, глядя вчера по телевизору на твои переливающиеся перламутром пальчики, у меня проснулось желание убивать, чего не случалось очень давно. — Я бессознательно спрятал руки в карманах, желая мысленно Эдуарду долгой и мучительной смерти. Похоже этот последний писк моды не нравится не только мне. Тем более, никто почему-то не сказал, что под действием избыточного света студии этот чертов лак приобретет не вполне естественный цвет.
— Так куда мы отправляемся? — усмехнулся Гволхмэй.
— Прямо сейчас мы находим Дефоссе и оправляемся в президентский дворец, чтобы наконец пристроить его на законное рабочее место. А то, похоже, Лео забыл о своем долге перед родиной и нашем героическим президентом Янком.
— Хм, — Гволхмэй задумался. — А потом?
— А потом мы возьмем у Лео интервью как у участника нападения на кафешку — этакий взгляд на происходящее со стороны заложника.
Сказав это, я подошел к зеркалу. Зеркало показало, что от вчерашнего Неймана мало что осталось: волосы растрепаны, на лице щетина, мне просто стало лень сегодня утром бриться, неизменная футболка и брюки военного образца. Татуха по всей руке дополняла образ. А тренировка, которую Эван сегодня провел утром, избавила меня от безупречного маникюра. Кивнув своему отражению, я прошел мимо Реггана и направился в больничное крыло, выковыривать оттуда Дефоссе, которого Моррис выпустила только чтобы он помог мне собраться.
Каким-то невероятным образом в то время, пока я готовился к передаче, Реггану удалось начать комплектовать наш автопарк. Во всяком случае, он приобрел три машины, в одну из которых мы и загрузились, чтобы отвезти Лео по месту службы. Водителей еще в штате не было, поэтому за баранку сел Залман. На территорию дворцового комплекса Залмана с машиной не пустили, и нам опять пришлось добираться до дворца пешком. Дефоссе здесь работал, о чем приходилось сообщать на пути практически каждому сотруднику охраны, что под конец пути привело Лео к плохо контролируемой ярости. А вот журналистов пропустили даже без аккредитации, которая у нас, кстати, была, а по пути к дворцу никто даже не поинтересовался, кто мы вообще такие и что тут делаем.
В который раз, проходя по анфиладам комнат, я чувствовал невероятное отвращение к тому, что эти варвары сотворили с моим домом, и одновременно меня преследовало чувство узнавания, словно я рос в этом месте, только когда-то надолго уехал и вот теперь вернулся наконец домой.
Дойдя до приемной, мы с Регом и его камерой расположились на диванчике для посетителей и принялись терпеливо ждать, пока Лео поздоровается со своим боссом, сделает пару звонков с угрозами, что если еще раз его посмеют остановить и не узнать, то произойдет что-то страшное; пока он обследует свое рабочее место, пока разыщет все кофейные принадлежности, которые вообще не понятно, зачем ему были нужны в данный момент, потому что, глядя на Лео, президент Янк сказал, что кофе ненавидит и наймет специально обученную для этого девочку, а потом просто позорно ретировался по личным делам, при которых сопровождение секретаря было не обязательным. Я пожал плечами, пусть еще немного побегает, нервишки полечит. Видимо длительное отсутствие Деффосе на своем рабочем месте внушило ему ложную надежду, что последняя наша с ним встреча и назначение Лео его нянькой были всего лишь не очень смешной шуткой. Лео продолжал хаотичные движения по кабинету, пытаясь что-то разыскать, мы его не отвлекали, предаваясь в это время блаженному ничегонеделанию. В процессе поиска заварника, Дефоссе начал даже стены простукивать, когда случилась довольно странная вещь: он нажал на какую-то невидимую на первый взгляд кнопку, и часть панели на стене отъехала в сторону. Заглянув в образовавшуюся нишу, Дефоссе вытащил странного вида посудину — металлическую, с длинным носиком.