В соответствии с принятым решением мною был отдан приказ на наступление дивизии в направлении Прямой Балки, где, по сведениям нашей разведки, сосредоточились пять полков конницы и полк пехоты противника.
Выступление было назначено на 3 часа ночи 23 января.
Ночью разразилась пурга. Сильный ветер с воем и свистом носил тучи снега. Мороз достигал двадцати градусов. Все живое попряталось. Меня беспокоило, как отнесутся бойцы и командиры к решению выступить в такую пургу. На 1-ю бригаду я мог положиться - знал, что она пойдет в любую погоду и при любых обстоятельствах. А вот как бригада Булаткина? Люди для меня новые. А вдруг среди них окажутся провокаторы, которые попытаются посеять недоверие к командованию дивизии? Нет, решил я, бойцы поймут необходимость наступления.
Конечно, наступать в пургу и мороз трудно, но зато погода дает возможность скрытно подойти к Прямой Балке, ворваться в расположение врага и истребить белогвардейцев с наименьшими для нас потерями.
Пурга обеспечивала нам внезапность, а это наполовину решало исход боя в нашу пользу.
Ровно в 3 часа ночи я прибыл на площадь в поселке Дубовка, где к этому времени была построена дивизия. Проверив, уяснили ли командиры частей боевые задачи и порядок взаимодействия в бою, я объехал строй дивизии и подал команду: "Вперед, за мной, шагом марш!"
Сильный ветер хлестал в лицо, снег бил в глаза, мороз пробирался под одежду, леденил руки и ноги. Но красные кавалеристы упорно пробивались вперед. Труднее всего было артиллерии. Орудия глубоко оседали в снег и, несмотря на усиленные упряжки лошадей, продвигались медленно. Бронеавтомобили часто буксовали, и пришлось выделить каждому бронеавтомобилю по четыре уноса артиллерийских лошадей. В дальнейшем артиллерийские лошади при броневиках были постоянно. В непогоду, а часто и в целях сохранения дефицитного горючего они тянули автоброневики так же, как и пушки.
Перед рассветом у балки Сухой, между Прямой Балкой и колонией Тишанка, наши разъезды захватили в плен разъезд белых. Показания пленных позволили нам уточнить расположение сил противника. Установив, что главные силы его находятся в Прямой Балке, я приказал двигаться туда и указал исходные позиции для атаки. В сторону колонии Тишанка, для прикрытия действий дивизии от находившегося там противника, был выставлен заслон.
Мороз и буран загнали белогвардейцев в дома. Они никак не предполагали, что в такую непогоду красные решатся наступать. Они даже не выставили сторожевого охранения на окраины села. Пользуясь беспечностью белых, дивизия окружила село и установила свою артиллерию на наиболее вероятных путях отхода противника.
По сигналу атаки автоброневики и пулеметные тачанки под прикрытием кавалерийских эскадронов ворвались в Прямую Балку. Белогвардейцы с ужасом в глазах выскакивали из домов и попадали под ураганный огонь наших пулеметов. Бой с каждой минутой разгорался и быстро принял ожесточенный характер. Я видел, как офицеры-белогвардейцы, действовавшие в качестве рядовых солдат, с винтовками наперевес бросались на наших кавалеристов, кололи штыками их лошадей, как белые казаки ошалело бросались в конном строю на бронеавтомобили и пулеметные тачанки и тут же валились, как скошенная трава.
Пехота противника оказала сильное сопротивление, но после сорокаминутного боя она была полностью разгромлена. Конница белых бросалась в разные стороны, но везде наталкивалась на наши атакующие части. Все же некоторые подразделения казаков вырвались из Прямой Балки и бросились бежать в направлении Давыдовки. Это было паническое, еще не виданное за всю мою боевую жизнь бегство. Казаки на ходу скидывали с себя все лишнее. Они бросали даже боевые пики и винтовки; некоторые на полном карьере, проявляя чудеса изворотливости, сбрасывали и седла, скакали, уцепившись за гривы своих коней. Кое-кто, пытаясь скрыться, соскакивал с лошадей, но немногим удалось спастись от клинков наших кавалеристов и ударов копыт их коней. Преследуя бегущего противника, части дивизии стремительно ворвались в Давыдовку и захватили обозы белогвардейцев. Преследование продолжалось вплоть до Малой Ивановки. Остатки разгромленного противника бежали в Большую Ивановку.
К исходу 23 января, пройдя с боями пятьдесят пять километров и успешно выполнив поставленную задачу, дивизия расположилась на отдых и ночлег побригадно: 1-я кавбригада - в Малой Ивановке, 2-я кавбригада - в Давыдовке.
В результате боя в Прямой Балке и Давыдовке белогвардейцы потеряли только убитыми, главным образом зарубленными, до тысячи солдат и офицеров. Мы взяли много пленных, в том числе офицеров, действовавших в качестве рядовых солдат, захватили тринадцать орудий, тридцать пулеметов, все обозы и боеприпасы, а также много лошадей.
Наши потери оказались сравнительно невелики, главным образом ранеными. В числе легкораненых был и я.
На другой день после отправки пленных в Дубовку значительная часть насильно мобилизованных белыми солдат обратилась к нам с просьбой принять их в нашу дивизию.
Мы продолжали преследовать противника, который отошел в Большую Ивановку.
Командир разведки 2-го полка Филипп Новиков, посланной 25 января на Семеновку, вернувшись, доложил, что Семеновка занята 1-м Иловлинским красным казачьим полком Колесова, входящим в состав Камышинского боевого участка, которым тогда временно командовал Базилевич. Таким образом, связь 10-й армии с ее Камышинским боевым участком была восстановлена, и, следовательно, задача, поставленная дивизии командующим 10-й армией, успешно выполнена.
Теперь мы должны были начать рейд по тылам противника, сосредоточенного перед правым флангом 10-й армии.
К этому времени связь с командующим армией была прервана, и получить от него какие-либо дополнительные указания не представлялось возможным. Мы должны были самостоятельно принимать решения. Несмотря на всю сложность действий в тылу противника, я был твердо уверен в нашем успехе. Уже в бою под Дубовкой я убедился, что кавалерийская бригада представляет собой серьезную ударную силу, которая может во многом изменить в нашу пользу обстановку на фронте к северу от Царицына. Теперь же у нас была кавалерийская дивизия, вырвавшая на участке своих боевых действий инициативу из рук белогвардейцев. Как показали бои в Прямой Балке и Давыдовке, наша конница, сведенная в кавалерийскую дивизию, стала грозным противником для казачьей кавалерии - той самой кавалерии, ударов которой боялась наша пехота, да и слабые, недостаточно организованные части нашей войсковой конницы. Вновь созданная кавалерийская дивизия превосходила кавалерийские соединения белых и в огне и в четкости организации, и в тактических приемах, но основное ее преимущество состояло в высокой сознательности бойцов и командиров, в их неудержимом наступательном порыве. Воодушевленные первыми победами, они почувствовали свою силу и рвались в бой. Нужно было использовать эти благоприятные факторы и развивать успех, не останавливаясь на полпути.
Следует сказать несколько слов о нашем превосходстве в огне над противником. Речь в данном случае идет о вооружении конницы, а не всех белогвардейских войск. В целом армии белых были вооружены немецкими империалистами, а затем Антантой сильнее, чем была вооружена Красная Армия. Но наши кавалерийские части и соединения, как правило действовавшие в авангарде пехоты, первыми использовали богатые трофеи и за счет их имели возможность добиться превосходства над противником в пулеметах, артиллерии, револьверах, винтовках.
Это превосходство достигалось неимоверно упорными усилиями наших командиров. Особенно стремились они к тому, чтобы в их подразделениях было побольше пулеметов, которые мы ставили на тачанки. Такое новшество давало нам возможность маневрировать огнем, создавать превосходство в огне на нужных участках. К тому же многие наши кавалеристы ранее прошли службу в пехоте и владели стрелковым оружием лучше, чем казаки, сила которых была в умении владеть холодным оружием.
3
Пурга к ночи стихла. В домике, почти по крышу занесенном снегом, мы с командирами бригад обдумывали порядок дальнейших действий дивизии. Прежде всего решили связаться с нашим соседом Колесовым, наладить с его полком взаимодействие, а затем наступать на Большую Ивановку.
На рассвете, взяв с собой взвод ординарцев, я поехал верхом в штаб 1-го Иловлинского казачьего полка. По сведениям он должен был находиться в Семеновке, однако мы натолкнулись на Колесова, еще не доехав до Семеновки. Штаб полка расположился у высокой скирды сена. На вершине ее мы увидели широкого в плечах человека в белой барашковой папахе. Не отрывая глаз от бинокля, он неуклюже, по-медвежьи, двигался вперед и что есть мочи кричал:
- Держи, держи, да правее же держи, сатана!
А потом вдруг резко остановился и начал пятиться назад. При этом он грозил кому-то кулаком, топал ногой и кричал:
- Руби, от же паразиты, руби я вам говорю!
Кому он приказывал рубить, я не видел. Но он, должно быть, видел в бинокль кого-то, кто должен был рубить, но не рубил. Командуя, он увлекся и забыл, что находится на вершине скирды. Допятившись до края ее, он вскинул руки и полетел вниз. Человек, видимо, серьезно ушибся, однако я и мои ординарцы не могли удержаться от смеха.
Подъехав к группе командиров, стоявших у скирды, я поздоровался и спросил, где могу видеть командира полка Колесова. Мне указали на упавшего. Я спешился и подошел к нему. Он встал, отряхнулся, и мы представились друг другу.
Из информации Колесова я понял, что 1-й Иловлинский полк обороняет Усть-Погожье и Семеновку.
- Противник за последние дни не ведет активного наступления, - сказал Колесов. - Происходят только стычки разъездов, - добавил он, показывая в ту сторону, куда только что смотрел в бинокль.
- А какие перед полком силы белогвардейцев? - спросил я.
- Не знаю, - ответил Колесов. - Я их не считал.
Заговорив о необходимости взаимодействия, я начал с того, что предложил Колесову совместно разгромить части противника, сосредоточенные в Большой Ивановке: