орые формировались белыми в станице Орловской. Белогвардейцы бросили ее на Великокняжескую, когда узнали, что станица в наших руках.
Захватив с собой пленных, части дивизии снова двинулись на Платовскую.
В штабе дивизии меня ожидала печальная весть: в бою с кубанскими белоказаками пал смертью храбрых начальник штаба Григорий Хоперский. По старому воинскому обычаю я снял шапку и почтил память этого замечательного командира - бывшего казачьего офицера, с первых дней революции твердо вставшего на сторону Советской власти и честно служившего народу до последней минуты своей жизни. Человек высокой культуры и кристальной честности, отлично знавший военное дело и обладающий незаурядными военными способностями, он перешел на сторону революции по глубокому убеждению в правоте ее дела и отлично понимал дух революционного времени. Он был не только моим боевым соратником, НО и другом.
Минуя Платовскую, дивизия вышла к реке Сал. Предсказания местных старожилов о разливе реки оправдались. Сал уже начинал выходить из берегов, пора было снимать мост, но жители Большой Мартыновки не снимали его, ожидая возвращения наших частей.
Переправившись через Сал, части дивизии очистили от белых примартыновские хутора и расположились на отдых в Большой Мартыновке. Пленные и трофеи были направлены на станцию Ремонтная, в расположение 37-й стрелковой дивизии.
Так закончился наш налет на Великокняжескую. Результаты его превзошли наши ожидания. Дивизия не только освободила тысячи советских людей, обреченных на смерть в застенках белогвардейцев, потрепала отдельные части белых, захватила много пленных и богатые трофеи, но и расстроила планы обороны белогвардейцев по рубежу реки Сал, внесла путаницу и неразбериху в положение белых частей на фронте перед 10-й Красной армией. Высшее белогвардейское командование потеряло ориентировку - оно не знало, где проходит линия фронта и что можно ожидать завтра. Мамонтов сидел в Торговой, опасаясь приблизиться к Салу, он считал, что рубеж по реке Сал прочно занят красными. Это способствовало выдвижению к Салу стрелковых соединений нашей армии.
В Большой Мартыновке Особая кавалерийская дивизия находилась, приводя свои части в порядок, семь дней. Здесь было закончено формирование 3-й бригады дивизии. К этому времени стрелковые соединения армии подошли к Салу и при полном бездействии белых начали переправу в различных пунктах.
26 марта мною был получен приказ о переименовании Особой кавалерийской дивизии в 4-ю кавалерийскую дивизию. В состав ее вошли шесть кавалерийских полков, объединенных в три бригады. Полки получили номера: 19, 20, 21, 22, 23 и 24-й. Иловлинский казачий полк Колесова, влившийся в дивизию в период рейда на севере от Царицына, по-прежнему остался в непосредственном подчинении начдива, так же, как и Особый резервный кавалерийский и артиллерийский дивизионы.
В начале апреля был получен приказ Реввоенсовета 10-й Красной армии, в котором передовым частям армии ставилась задача выйти на рубеж реки Маныч и, захватив плацдарм на левом берегу, обеспечить форсирование реки всеми войсками армии.
4-й кавалерийской дивизии приказывалось нанести удар противнику в общем направлении на Батайск и, заняв левобережные станицы и хутора понизовья, отрезать белым пути отступления через Дон у Ростова.
Во исполнение этого приказа 4-я кавдивизия повела наступление из Большой Мартыновки на Большую Орловку, а затем по левому берегу реки Сал на хутора Павлов, Золотарев, Кузнецовка, Сусатский, Ажинов, Кудинов, станицу Багаевская, хутор Федулов.
В хуторе Золотарев дивизия столкнулась с пятью полками кавалерии, которыми командовал генерал Попов - тот самый Попов, что зимой 1918 года вел борьбу с краснопартизанскими отрядами в Сальском округе.
Встретив сопротивление белоказаков, дивизия с ходу развернулась в боевой порядок и атаковала противника. Бой был горячим, но непродолжительным. Противник, заметив, что части дивизии начинают охватывать его фланги, начал отступать меньшей частью своих сил в направлении хутора Верхне-Соленый, а большей частью к хуторам Кузнецовка и Сусатский. Мы преследовали главным образом основную группу белых, отступавшую на хутор Кузнецовка. Двигаясь со штабом дивизии, я въехал в Кузнецовку, когда наши передовые подразделения еще вылавливали не успевших убежать белогвардейцев. В разных концах хутора слышались одиночные выстрелы и шум преследования убегавших белоказаков. Я собирался было соскочить с коня, чтобы выпить воды в какой-нибудь хате, как вдруг мимо меня промчался на прекрасном коне донской породы в длинной романовской шубе босой всадник. Я дал шпоры своей лошади и в несколько секунд нагнал удиравшего. Он припал к шее коня и, дико озираясь на меня, что-то шептал. Я пытался схватить его за воротник шубы, но все как-то не получалось. Тогда я вытащил из кобуры револьвер и выстрелил. Всадник, вскинув руки вверх, свалился с седла. Убитым оказался полковник Калинин. Под шубой у него ничего не было, кроме нательного белья. Я передал коня полковника своему ординарцу, приказав оставить его при штабе дивизии под мое седло.
На ночь дивизия расположилась в Кузнецовке, выставив сторожевое охранение в хуторе Балабин и на юг в сторону хутора Верхне-Соленый. Поздно вечером мы хоронили двух бойцов, убитых в бою за хутор Золотарев. Я приказал на похоронах исполнить Интернационал, понадеявшись на трубачей, захваченных нами в Великокняжеской у Мамонтова. Но оказалось, что Интернационал они исполнять не умеют.
- Ну тогда давайте, что знаете. Только, чтобы было торжественно, сказал я. И они грянули похоронный марш.
Вскоре после похорон к нам в Кузнецовку прибыл неожиданный гость командующий 10-й Красной армией Егоров. Он рассчитывал застать нас в Большой Мартыновке, но опоздал, и ему пришлось догонять дивизию.
- Подъезжая к Кузнецовке, - рассказывал Егоров, - я услышал похоронный марш и ружейные залпы. Ну, думаю, белые... надо убираться обратно, пока не наскочили. Не уехал потому, что у вас вдруг все стихло, да и у меня в машине бензин кончился.
Командующий уточнил задачу дивизии, а также информировал меня о том, что главной задачей 10-й армии является выход на линию хутор Жеребков, Приютное по рубежу Маныча и что правее нас наступает 9-я Красная армия, получившая задачу выйти на линию Таганрог, Ростов, Новочеркасск, Багаевская, хутор Маныч-Балабинский.
На другой день, 4 апреля, рано утром Егоров уехал, пожелав нам новых боевых удач.
Проводив командующего, мы продолжали наступление в направлении станицы Багаевской через хутор Сусатский. Я ехал верхом на коне убитого в Кузнецовке полковника Калинина. Трофейный конь приводил в восторг моего молоденького ординарца, считавшего себя большим знатоком лошадей. Он разбирал коня по всем статьям и огорчался лишь тем, что клички у него нет.
- Что лошадь без клички? Это все равно, что человек без имени! вздыхал он.
В хуторе Сусатском наши подразделения завязали огневой бой с отступавшими белогвардейцами. Огонь их сдерживал наступление дивизии. Я спешился, отдал повод коня ординарцу и поднялся на высотку, чтобы наблюдать в бинокль за ходом боя. Сопротивление оказывали подразделения противника, прикрывавшие его отход. Отступая, противник довольно удачно использовал огонь своей артиллерии. Решив развернуть полки и атаковать белогвардейцев в направлении хуторов Карповка, Ажинов, Кудинов, я послал ординарцев с приказанием к командирам головных полков, а сам стал спускаться с высотки, чтобы сесть на лошадь и ехать дальше. Вдруг между мной и ординарцем, державшим в поводу мою лошадь, разорвался снаряд. Когда поднятая разрывом земля осела, я увидел, что коня моего нет, а ординарец смущенно разводит руками. Оказывается, в испуге конь прыгнул в сторону и, вырвав повод из рук бойца, убежал в направлении хутора Сусатский - туда, где был взят. Я обругал коня дезертиром. Его поймали, и с кличкой Дезертир он ходил под моим седлом второй лошадью на всех фронтах.
В хуторах Ажинов, Кудинов и Федулов противник особого сопротивления не оказал. Оставив в этих пунктах заслоном Иловлинский казачий полк Колесова, я повернул дивизию на хутора Верхне - и Нижне-Соленый, в районе которых вновь сосредоточились части конной группы Мамонтова.
На подступах к хутору Нижне-Соленый завязался бой. Белогвардейцы, имея численное превосходство, оказали упорное сопротивление. Они не переходили в контратаки, но цеплялись за каждую высотку, за каждую хату. Атаки полков нашей дивизии следовали одна за другой. Чтобы сломить упорство белогвардейцев, я решил провести свой проверенный и излюбленный маневр охват противника с флангов и тыла. Два полка стали охватывать правый фланг белогвардейцев со стороны Маныч, а один - левый фланг их. Белогвардейцы, заметив наш маневр, начали быстро перебрасывать огневые средства на фланги. Воспользовавшись этим, я приказал основным силам дивизии немедленно атаковать противника с фронта. И в результате этой атаки белые начали поспешно отходить на хутор Маныч-Балабинский и далее на Веселый, бросая обозы и даже артиллерию. Белые спешили к переправам через Маныч, но так как в связи с половодьем мосты были сняты, им пришлось повернуть к хутору Жеребкову.
Противник старался оторваться от преследовавших его частей дивизии, но это уже было невозможно. Наше преследование переросло в погоню. Через хутор Жеребков кавалерия белых и красных прошла на полном карьере. Белых подгонял панический страх, а красных - боевой дух преследования врага. Бросая все, что им мешало, белые мчались к броду, находившемуся недалеко от хутора Дальнего. С половодьем глубина брода значительно возросла. Лошади то и дело теряли под копытами дно реки. О переправе артиллерии и обозов противник и думать не мог. Наши полки, врезавшись в конные массы белоказаков, на их плечах перешли Маныч. Противник устремился в направлении станицы Хомутовской. Погоня за ним продолжалась до позднего вечера. Она велась на протяжении ста двадцати километров. Многие белоказаки, не выдерживая бешеной скачки, бросали лошадей и поднимали руки вверх, некоторым приходилось сдаваться в плен потому, что их загнанные лошади падали.