Неужели состояние отца настолько тяжелое, что суд пригласил крупнейшего в республике кардиолога?!
Но профессор Кипшидзе не просто крупный специалист, он является правительственным врачом. Говорят, он пользуется большим доверием "отца народов", который часто вызывает его к себе. Он избирался депутатом Верховного Совета Грузии.
Смешно думать, что приглашение специалиста такого ранга вызвано озабоченностью Убилавы состоянием отца или Рамендика. Таких, как он, не остановит ничто, даже если подсудимый умрет во время процесса. Ему нужна для приобщения к делу лишь бумажка – заключение врача о возможности допроса подсудимого.
Но для этого обычно в суд вызывается врач из любой поликлиники или, в особых случаях, из бюро экспертизы. Начинает казаться, что появление профессора Кипшидзе является первым мрачным симптомом тяжелой болезни отца. Меня вдруг пронзила страшная мысль.
Несмотря на то, что и у отца, и у Рамендика была высокая температура и они еле держались на ногах, эксперт дал заключение, что по состоянию здоровья подсудимых допросить можно.
Адвокатов пригласили в зал, и председательствующий объявил постановление о слушании дела.
После оглашения анкетных данных в протоколе, председательствующий приступил к чтению обвинительного заключения, которое длилось до 7 вечера.
Никто из подсудимых виновным в предъявленном ему обвинении не признался.
На этом заселение суда 23 марта было прервано.
Когда на другой день утром перед зданием Верховного суда остановился "черный ворон" и подсудимые стали выходить оттуда, всем нам, находящимся на улице, показалось, что отец со вчерашнего дня "переродился", он выглядел спокойным и бодрым. Он знает, что сегодня начнется его допрос.
Ровно в 10 часов за подсудимыми наглухо закрывается дверь большого зала. Я избегаю общения с родственниками подсудимых и ухожу в адвокатскую комнату. Они, конечно, догадываются, что мне известны материалы дела и ход судебного следствия и, естественно, хотят узнать побольше подробностей. А я боюсь подвести Алексея и Дмитрия – они могут серьезно пострадать за разглашение секретных материалов дела. Тем более, что по коридорам рыщет много осведомителей с обостренным слухом и зрением и им наверняка известно, что я после окончания судебных заседаний вечера просиживаю в доме Алексея.
Отца допрашивали в течение 3-х дней. В первый день перед началом допроса председательствующий предложил отцу "правдиво и подробно рассказать суду о всей его преступной сионистской деятельности".
…И отец начал рассказывать. Он начал с описания того гнета и бесправия, в котором находились евреи в России и в Грузии в начале двадцатого столетия. Следуя за ходом времени, он рисует потрясающие картины беспощадной расправы погромщиков над евреями в разных концах Российской империи с начала столетия до установления советской власти.
Признает, что еще в ранней юности, потрясенный трагической судьбой своего народа, преследуемого всюду в течение тысячелетий, он стал в ряды тех, кто боролся против физического и духовного уничтожения еврейского народа.
Не отрицает, что, получив духовное образование в еврейских училищах в Вильно и Слуцке, сблизился и сдружился со многими впоследствии выдающимися борцами против национального гнета в царской Россини. Но ведь за то же самое боролись и лучшие большевики – и евреи, и русские, и грузины…
Да, признает, что до 1920 года неоднократно принимал участие во всемирных, российских или закавказских еврейских конгрессах и конференциях. Но все это происходило в интересах спасения все еще преследуемого, хотя уже пережившего катастрофические погромы русского и польского еврейства, с целью спасения еврейской религии, его культуры, его национальной самобытности от всех злобных антисемитов.
И разве все то, за что я боролся и о чем мечтал – спасение евреев от физического уничтожения, предоставление им свободы и права на национальное самоопределение, – не провозгласила советская власть? Разве не она впервые предоставила всем униженным большим и малым народам бывшей Российской Империи свободу и право на возрождение своей национальной культуры?
– Получается, что мы должны дать вам сдачи? – цинично заметил председательствующий…
– Или извиниться перед вами и отпустить вас домой? – злобно бросает прокурор.
День кончается. Почти без перерыва отец, больной и голодный, стоя, давал показания в течение всего заседания. Обессиленный, он садится.
Объявляется перерыв до следующего утра.
На следующее утро перед началом заседания в коридорах Верховного суда появились работники органов. Один за другим заходят они в кабинет председательствующего. Вот мне указывают на следователя Овеяна. Типичный чекист с мутными глазами. Он пристально смотрит на меня.
Когда началось заседание, они вошли в зал. Овеян садится в первом ряду (и тогда, и после следователи часто присутствовали в зале во время допроса их подследственных, – для психологического воздействия).
Второй день допроса отца начинается грубой репликой прокурора:
– Сионистская деятельность агента международной буржуазии и врага пролетариата подсудимого Баазова доказана со всей очевидностью. Теперь пусть он расскажет суду о своей контрреволюционной деятельности после установления советской власти в Грузии.
И, повышая голос, сразу задает множество вопросов:
– Проповедовали в народе реакционные идеи еврейского национализма?
– Под видом религиозного служения вели пропаганду против советской власти?
– Вербовали в подпольную сионистскую организацию враждебные советской власти элементы?
– Распространяли еврейскую литературу? Обучали еврейскому языку нелегально?
– Имели преступную связь с ныне разоблаченными врагами народа – с московскими сионистами?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Прокурор все повышает голос. Доходит до исступления.
– И вы не признаете себя виновным в предъявленном обвинении?
– Нет! – твердо заявляет подсудимый Д. Баазов и спокойно продолжает: – Кричать – не значит доказать обвинение. Ваши вопросы – формулы обвинения. Обвинение надо доказать. У вас нет доказательств моих преступлений, потому что я их не совершил.
– Чем вы можете опровергнуть обвинение? – не унимается прокурор.
– А чем вы подтверждаете предъявленное мне обвинение? – спрашивает в свою очередь подсудимый Баазов.
– Вы не имеете права задавать вопросы прокурору, – вмешивается председательствующий. – Отвечай те на вопросы прокурора суду.
И подсудимый Баазов продолжает давать показания… Он подробно обрисовывает положение грузинского еврейства в момент установления советской власти в Грузии. Как, застывшее веками в темноте и нищете, вдруг оно оказалось за бортом жизни, все попали в "черные списки", так как подавляющая их масса в прошлом занималась мелким "коробейничеством" или торговлей "воздухом".
Дети по всем районам поголовно оставались вне школ. Родители влачили жалкое существование. Правительство проявляло большую заботу о нацменьшинствах. Оно предоставило широкую автономию осетинам, абхазцам, аджарцам, живущим на определенной территории. Но положение грузинских евреев оказалось плачевным, так как они были разбросаны мелкими общинами по всей республике.
– Я обратился к правительству с просьбой учредить еврейские школы, где наряду с другими предметами преподавали бы и еврейский язык, об открытии также других культурных учреждений, подобных тем, которые широко развивались у всех национальных меньшинств. Просил выделить землю для приобщения евреев к земледелию и принять срочные меры для трудоустройства находящейся без всяких средств к существованию большой группы людей без определенной профессии…
И далее:
… Вся деятельность передовой еврейской интеллигенции в двадцатых годах была направлена на улучшение тяжелого экономического положения грузинского еврейства и его национально-культурного возрождения. Все наши действия носили законный характер. Правительство помогало нам и заботилось о нас. Мамия Орахелашвили, отозвавшись на мое обращение, публично выступил в газете "Коммунисты" в 1923 году с предложением ввести в программу еврейских школ идиш для обучения русских евреев и древнееврейский язык для грузинских евреев.
– Мамия Орахелашвили оказался врагом народа, агентом мирового империализма, – кричит прокурор.
– Но тогда он был Председателем Правительства, – отвечает подсудимый. – Руководство Народного комиссариата просвещения помогло нам учредить ряд культурно-просветительных учреждений.
– Канделаки разоблачен как враг народа! – опять грубо прерывает подсудимого прокурор.
– Но тогда он был Народным комиссаром просвещения, – говорит подсудимый. – Все мои действия в те годы были согласованы с правительством и соответствовали советским законам. Обвинение голословно. Вы не можете привести никаких доказательств моей антисоветской преступной деятельности…
– В результате вашей агитации и подстрекательства в 1925 году большая группа грузинских евреев эмигрировала в Палестину, – начинает атаковать подсудимого председательствующий.
– Эмиграция грузинских евреев в Палестину имеет давнишнюю историю. Еще в начале XVIII столетия религиозные евреи часто уезжали на Святую землю. В 1925 году группа религиозных евреев уехала с согласия и разрешения правительства.
– Но эмиграцию организовали и возглавили вы? – продолжает наступать Убилава.
– Я был официально делегирован грузинским правительством в Палестину с целью изыскания там возможности получения земли для находящейся в край ней нищете части религиозных грузинских евреев.
– Я получил сертификаты официально, как представитель Советской Грузии, от тогдашнего правителя Палестины генерал-губернатора Герберта Семюэля.
– Но почему вы их не отговорили, почему не постарались замлеустроить их здесь? – продолжает изобличать его председательствующий.
– Мы старались, просили землю. Но тогда не было свободной земли. На мои требования Саша Гегечкари с сарказмом ответил, что "если высохнет Черное море, тогда можно будет выделить евреям землю".