– Сегодня «Металлурги» дают концерт. Темный может быть там. Гера, я хотел бы попросить тебя съездить со мной.
– Да не вопрос! – обрадовался коллега. – Я получил приглашения от Шурупа! Так и так хотел сходить, но Лида уперлась: у нее поездка по салонам свадебных платьев.
– Так тебе, дорогой, со мной не нужно ездить, – сладко пропела ведьма и погладила жениха по плечу. – Платье я собиралась выбирать без тебя.
– Вот и договорились! – слишком уж обрадованно воскликнул Гера, которого, видимо, пугала перспектива сопровождать любимую девушку по магазинам. – Тряхнем стариной, тусанем под вопли Шурупа!
Макс хотел возразить, что концерт ему будет вовсе не в удовольствие, хоть когда-то он и был поклонником «Металлургов». Но промолчал, потому что Гера уже поднялся с места со словами, что принесет флешку с фотографией погибшего художника.
Вернулся коллега быстро, загрузил нужный снимок и махнул в сторону экрана.
– Вот. Такой же красивый, как его картины.
С фотографии смотрел худощавый мужчина, выглядевший старше пятидесяти лет: с глубокими морщинами на лбу и заломами возле рта, с залысинами и сединой на висках. Лицо его тоже было самым простым, неприметным: худое, с заостренным подбородком и длинным носом.
Что в нем нашла красотка, которая, возможно, лет на двадцать его моложе? Видимо, этим вопросом задался не один Макс, потому что Лида удивленно подняла брови, а Люсинда и вовсе уставилась на изображение с таким вниманием, будто пыталась запомнить каждую черту лица. Только шаман, вновь опустив голову, пролистывал свои записи и что-то отчеркивал. Редактировал написанную главу?
– Я нашел в интернете ту заметку о местном таланте, которую упомянули девчонки из магазина, – пояснил Гера. – Фотка из статьи. Не знаю, зачем нам это. Художник все равно сгорел вместе со своими шедеврами, но пус…
– Макс! – внезапно перебила Люсинда и встала. – Отпусти меня на пару часов. Кое-что проверю.
– Конечно, Люси.
Напарница, коротко кивнув и не давая никаких пояснений, тут же вышла. Макс проводил ее удивленным взглядом, а затем, опомнившись, завершил собрание:
– Что ж… Расходимся. Во второй половине дня отчитаемся. Гера, концерт начинается в десять.
– Я знаю! – весело отозвался коллега. – Зарулю за тобой часиков в восемь? Вряд ли ты в такую погоду на байк сядешь.
– Байк уже в гараже до весны зимует. Все, откатал сезон, – ответил Макс, выключая ноутбук. – Встретимся на месте. Возьму у родителей машину.
К обеду метель действительно разыгралась нешуточная. Дороги засыпало так, что автомобили еле ползли, перемигивались фарами, иногда нетерпеливо гудели, возмущаясь в пустоту. Деревья походили на гигантские коконы сладкой ваты на палочках из парка аттракционов: темные стволы и густые овальные шапки снега. Те, кому, как Максу, нужно было куда-то пешком, буксовали на занесенных тротуарах, с трудом выдергивая из сугробов ноги и сражаясь с сильным ветром.
Такси вызвать Макс не отважился: наверняка встанет в пробке. На метро с пересадками выйдет гораздо быстрее. К счастью, реабилитационный центр, в который сегодня переехала Марина, находился недалеко от нужно станции.
Пурга не просто принесла зиму в ноябре, но и запах Нового года, до которого оставалось еще почти полтора месяца. Лепивший в лицо снег отчего-то пах мандаринами, хвоей и обещал неясные радости. Пробираясь сквозь буран к подземке, Макс неожиданно поймал это новогоднее настроение и впервые за последние месяцы испытал настоящее счастье – чистое, не омраченное тревогами, виной, смутными предчувствиями. Все будет хорошо! Его команда справляется с новым делом, агентство встает на ноги. А главное – Марину выписали из больницы, теперь ею будут заниматься лучшие реабилитологи. Макс подумал, что воспользуется предложением родителей и возьмет у них машину еще и для того, чтобы приглашать Марину на свидания: в ресторан, в кино, на выставку. Она совсем заскучала в больничных стенах. А еще можно организовать поездку на дачу. Там, вдали от столицы, благостно и первозданно красиво. Там московский гам растворяется в тишине, на смену суете приходит покой и чувства предстают в кристальной чистоте. Марине там точно понравится. Макс зажжет камин, приготовит ужин. Он будет с ней бережен и заботлив. Ему просто хочется подарить ей часть своей беззаботной жизни, сохранившейся в воспоминаниях старого дома. В стенах старой дачи, принадлежавшей когда-то деду-генералу, до сих пор витало счастье, и это место оставалось для Макса возрождающим оазисом.
Конечно, вначале он переговорит и с самой Мариной: как она смотрит на такие «побеги»? Обсудит все с семьей девушки и врачами. Макс не хотел навредить, наоборот, желал сделать все возможное для того, чтобы восстановление Марины проходило по возможности легко.
В центре его попросили подождать в огромном вестибюле, напоминающем холл дорогой гостиницы. Администратор долго куда-то звонила, с кем-то разговаривала, переключалась на другую линию – будто пыталась дозвониться до министра. Охранник, одетый в костюм, скучающе косился на Макса, на плечах которого таял снег, а с ботинок на мраморный пол натекала лужа.
Макс сжимал в руке простой пакет с непростыми книгами и чувствовал себя в этот момент бедным просителем, который явился к царю на аудиенцию. Уютно ли тут Марине? Не испытывает ли она подобных чувств? И кто все же оплатил ей лечение с проживанием? К сожалению, с Арсением так и не удалось поговорить на эту тему. Да и удивление в глазах шамана, когда Гера задал вопрос про финансы, было искренним.
– Подойдите, я оформлю вам пропуск, – позвала администратор, положив трубку после очередных переговоров. – Ваш паспорт.
Макс протянул документы, и девушка быстро вбила данные в компьютер.
– Ждите, – снова сказала она.
Прошло еще минут десять, и из лифта наконец-то вышла одетая в зеленую форму медсестра.
– Быстров Максим Дмитриевич? К Азаровой Марине? Пройдемте.
Лифт привез их на пятый этаж, на котором Макс распрощался со встретившей его сотрудницей.
Марина ожидала в комнате, похожей не столько на больничную палату, сколько на гостиничный номер: стол с письменными принадлежностями и вазой с фруктами, диванчик, два удобных кресла и торшер.
Девушка сидела в инвалидном кресле, отвернувшись к закрытому бежевыми шторами окну, но, услышав шаги, развернулась. Макс едва не отшатнулся, увидев выражение ее личика – решительное и сердитое.
– Я знаю, что ты сделал, – сказала Марина вместо приветствия. Ее синие глаза внезапно показались черными: то ли так упала тень, то ли их застилал гнев. Никогда Макс не видел Марину в таком состоянии. Она еще не договорила, но он уже понял, о чем она.
– Я знаю про ритуал.
– Откуда?..
– Неважно! – оборвала она. – Из-за этого ритуала умер Сергей Степанович, а ты дал на это добро. Правда, Макс?
– Правда, – не стал отпираться он. Бесполезно. Он еще не осознал полностью последствий своей ошибки – замалчивания, а в груди уже будто расползалась черная дыра, в которой тонули все мечты, надежды.
– Правда… – то ли всхлипнула, то ли вздохнула Марина, опустив голову и завесившись волосами. – Господи… Макс…
– У меня не было другого выхода. Я… – он осекся, поняв, что оправдания лишь увеличат эту стремительно расширяющуюся между ними пропасть.
– Другой выход всегда есть, Максим! – воскликнула она, впервые назвав его полным именем. – Не всегда желаемое можно получить вот… так!
Он не совсем понял, к чему относилась ее последняя фраза. Марина тогда умирала. У него действительно не было другого выхода! Не было времени на то, чтобы искать возможности, когда сами врачи поставили, как на красное, все усилия, но выпало черное.
– Значит, остальное тоже правда… – еле слышно пробормотала она, и ее глаза наполнились слезами.
– Марина…
– Не подходи ко мне! – закричала она. – Уходи! Не навещай меня больше. Я сама справлюсь!
Она вскинула голову и посмотрела ему в лицо.
Может, Макс бы и попытался объясниться с ней, как-то оправдаться, но он больше не увидел в ее заледеневших до морозной синевы глазах любви. Впервые Марина смотрела на него так холодно: без эмоций, отчужденно, с презрением, словно Снежная Королева, в груди которой вместо сердца оказалась остроугольная ледышка.
– Хорошо, – покладисто ответил он отчего-то шепотом. – Я уйду. Только попрошу Лиду приехать, чтобы помочь тебе.
– Не надо, – усмехнулась Марина. – Уже все хорошо.
С этими словами она снова развернулась к окну. Макс потоптался, глядя на ее затылок, на расправленные худенькие плечи, а затем тихонько вышел.
Как он спустился, как вышел наружу – не помнил. Очнулся уже на улице, когда холодный ветер отвесил пощечину. Макс с недоумением посмотрел на зажатый в руке пакет с тяжелыми книгами, которые хотел оставить Марине. Вытащил из кармана шерстяную шапку, но, передумав, спрятал обратно. Мысли его заморозились, рассыпались ледяной крошкой, в голове гудело от пустоты. А в груди, наоборот, образовалась болезненная тяжесть. Только ноги машинально несли его обратно к метро – спотыкаясь и увязая в сугробах.
Глава 15
Она зачем-то задернула шторы, будто пригашенный вьюгой дневной свет мог нарушить ее уединение. В потемках Люсинда присела на диван и положила на колени фотографию. Разглядеть, конечно, она ничего не могла, но понадеялась, что в интимных сумерках воспоминания вспыхнут ярче.
Ей захотелось вновь, перед тем как раскрыть перед коллегами баул с личными секретами, пережить нежность поцелуя Славы, тепло его ладони на талии, распирающий грудь восторг, когда он закружил ее в танце на поселковой ярмарке. Но вместо музыки и смеха тишину нарушил знакомый голос, хлестнувший резко, с превосходством:
– Явилась…
8 лет назад
Отец мерил сердитыми шагами кабинет, и вся его поза – заложенные за спину руки, расправленные плечи, надменно вздернутый подбородок – выражала высшую степень гнева. Люсинда знала, что за этим последует: отец остановится, развернется на каблуках и, побагровев от ярости, заорет так, что затрясутся стены. Она прислонилась плечом к дубовой двери и приготовилась к разносу. Но отец, удивительно, не заорал. Он рухнул в кожаное кресло и тихо, удивительно тихо, вопросил: