Приблизившись, он показал то, что было у него в руке — золотой слиток, унесенный Лоралиной в пещеру. Невообразимая тоска сжала ее сердце. Он, конечно же, нашел дорогу и раскрыл тайну. Если уже он вернулся живым, значит, его солдаты, без всякого сомнения, уничтожили волков. Слезы подступили к ее глазам, но она сдержалась. Ей не хотелось ничем выдавать свою слабость. Ничем.
Шазерон какое-то время молча ходил вокруг нее, проверяя здоровой рукой прочность цепи, прикрепленной к стене, но не удостоверяясь в надежности железного обруча, закрепленного на ее шее.
Потом он долго смотрел на нее, усевшись на камень, влажный, как и стены зловещей и промозглой темницы.
— Покажется странным, — спокойным голосом начал он, — но я никогда не думал, что ты выживешь после той ночи, и тем не менее я должен был это предполагать. Ты не человек, Изабо!
Лоралина поморщилась. Он принимал ее за мать. И правда, они были похожи, как близнецы. Хотела было она указать на его ошибку, но опять сдержалась. Еще будет время. Так что она позволила ему продолжать.
— Я помню о том заклинателе нечистой силы, которого когда-то прислал Гийом де Монбуасье, бывший настоятель аббатства Мутье. Действительно, долгие месяцы я не переставал думать о тех повторявшихся сценах. Монбуасье хотел доказать, что я убивал детей для моих опытов. Как будто он мог понять! Я убивал их не ради удовольствия, а ради науки. У меня была цель — секрет вечной молодости. Аббат был глупец. Он воображал, что может сбить меня с пути, что такие создания, которым он поручал расследование, смогут помешать мне. Однако они очень раздражали меня. Мне пришлось избавляться от них, представляя дело так, будто во всем виноват волк. Но вот что необычно — всякий раз, как я расправлялся с этими священниками, я чувствовал на себе взгляд волчицы. Я даже видел ее один раз. Не понимаю, почему она не нападала на меня. В конце концов я пришел к заключению, что ей нравился запах крови, которую я проливал, и она ждала моего ухода, чтобы вдоволь надышаться ею. Когда в кулаке последнего трупа я обнаружил пучок ее шерсти, я начал что-то подозревать, потому что вместе с шерстью там находились и длинные волосы. Я не препятствовал Гуку де ла Фэ и аббату Гийому верить в небылицу об оборотне. Тем более что это отводило от меня все подозрения. В душе я очень веселился до тех пор, пока не взял тебя силой, после чего обнаружил серые шерстинки на моем камзоле. Ты должна была бы убить меня, Изабо, когда видела, как я вспарываю животы моих жертв. И избежала бы того, что произошло потом, но ты не любила крови, как я поначалу думал. Наверное, не очень удобно иметь человеческий разум, когда обладаешь телом зверя. Ты не только не воспользовалась случаем, но и очистила меня от всех подозрений. На твоем месте я бы не был таким щепетильным. Но, может быть, я в конечном счете оказал тебе услугу, вынудив присоединиться к своим и жить среди волков. Поэтому я и не понимаю, что тебя заставило убивать меня через шестнадцать лет. Не вижу смысла… Разве что ты догадалась, что я приближаюсь к цели!
Он ненадолго замолчал, поглаживая пальцем золотой слиток, Лоралина хранила молчание, заинтригованная и невольно зачарованная этим странным признанием. Ее словно вдруг коснулось дыхание матери, отмеченное временем.
Франсуа не поднимал на нее глаз. Он, казалось, отслеживал путь своих мыслей, суть которых ускользала от нее. Несмотря на скрытый страх, ей не терпелось узнать, на что еще способно безумие этого человека. Когда он продолжил, в тоне его голоса ей почудились восхищение ею и некая ревность.
— Я годами искал его способами, тебе недоступными, и все-таки ты нашла его раньше меня. У философского камня должен быть только один хозяин, как утверждают алхимики. Каким образом ты смогла? Как ты узнала? Это противоестественно, противоречит логике. Ведь ты — женщина, оскверненная мною, с рождения нечистая по своей природе. Тогда почему? Не дьявол ли является твоим отцом, раз ты наполовину волчица. В этом ли секрет того, что не дается мне, недоступно для всех? Перевоплощение металлов кроется в телесном перевоплощении? Мне нужны ответы, Изабо, я хочу знать, где он, как выглядит, из чего состоит, его цвет, какой энергией он обладает. Мне нужен этот философский камень, с помощью которого ты получила это золото и благодаря которому ты остаешься все такой же юной. Такой же, как тогда. Я не нашел его в пещере, но я, быть может, искал не в том месте, может быть, ты хранишь его при себе? В себе?
На мгновение странное выражение исказило его черты, когда он жадно вглядывался в ее округлившиеся формы. Лоралина почувствовала, как от глухой тревоги кровь застучала в висках. Она не могла помешать себе скрестить руки на животе и невнятно пробормотать:
— Нет, это не то, что вы думаете, я жду ребенка.
Гримаса отвращения перекосила лицо Франсуа.
— От одного из тех мерзких гномов, которых ты хранишь в своих сосудах? Это они помогли тебе найти его?
Лоралина собралась ответить, но он не дал ей. Весь во власти сильнейшего возбуждения, он ходил взад-вперед перед ней.
— Да! Конечно, ясно как день! Мне не удалось извлечь алкаист из тех детей, потому что его в них не было. Нужны были эти мутанты, правда? Теперь это так очевидно… Ты нашла его после того, как еще раз забеременела… Нет, этого не может быть! А мои первые приступы болезни… Это ты или тот лекарь? Уж не был ли он твоим сообщником? А этот золотой брусок — не тот, что он у меня украл! Нет, я бы узнал его среди тысячи по его необычной форме! И все-таки он имел доступ в подземелье. Ты была с ним знакома, само собой разумеется. Он был твоим любовником? О, да, конечно! Волки не могли удовлетворить твою юную страсть, значит, ты беременна от него. Тогда зачем отдавать его на растерзание волкам? Сцена ревности?
Он зло засмеялся.
— Этим очаровательным зверюгам была непереносима мысль, что ты их избегаешь?
Он наконец остановился и, тяжело дыша, прислонился к стене.
— Итак, повторим. По воле случая ты встречаешь этого шарлатана, снюхиваешься с ним, заставляешь его исполнить твое желание забрать золото, которое дьявол выплавил в моих печах с целью узнать его качество. Вы осуществляете этот план, потом спите вместе, возможно, строите планы на будущее, но волки отделываются от соперника, а в тебе в который раз загорается жажда мести. Да, похоже, это так! Где он, Изабо? Где философский камень?
Лоралина не раскрывала рта. Крепко сомкнув веки, она изо всех сил старалась думать только о ребенке. Еще и еще, чтобы защитить его от волн зла, заполнивших темницу. Франсуа де Шазерон был сумасшедшим, в этом она только что убедилась. Против такого безумия у нее не было никакого лекарства. Как выиграть время? Этого она не знала.
Она все еще не проронила ни слова. Голос его стал медоточивым. Она почувствовала, как он приблизился к ней. Когда она открыла глаза, он сидел перед ней на корточках, в его слащавом взгляде проглядывало вожделение.
— У меня к тебе нет ненависти, Изабо. В сущности, мы походим друг на друга, ты и я. Отдай мне то, что я хочу, и вы будете свободны — ты и ребенок. Никто не знает о твоем существовании. Я оставлю тебе это золото, и ты сможешь жить, где пожелаешь, в большом свете, чтобы растить своего малыша. Я даже, если хочешь, дам тебе рекомендательное письмо к какому-нибудь влиятельному при дворе сеньору.
Чего бы не отдала она в эту минуту, лишь бы поверить ему! Но Лоралина хорошо знала, что он не потерпит никакого свидетеля. К тому же ей нечего было ему дать. Разве что…
Мелькнула мысль. Шальная, безумная. Но не был ли и он сам безумцем?
— То, что вы посчитали ядом, ядом не было!
Шазерон от удивления широко раскрыл глаза. Лоралина продолжила. Ей нечего было терять.
— Это вещество выделено из эмбрионов, и его не существует ни в человеке, ни в волках. Однако в нем заключается секрет превращения элементов.
Она сознавала, что ложь эта половинчатая. Но именно так считала ее мать. Шазерон теперь смотрел на нее округлившимися глазами и с открытым ртом. Ей казалось, что за его глазами она угадывает работу извращенной мысли, которую только он один мог привести в движение. Наконец она выразилась в недовольной гримасе:
— Этот яд чуть не убил меня! — проронил он, словно вынося приговор.
Лоралина оживилась.
— Но он этого не сделал. Я просто хотела узнать, может ли он вызвать изменения в человеке. В этом и состояла моя месть — хотелось видеть, как вы медленно превращаетесь в волка, подтверждая мое предположение.
— Я понимаю…
Он поднялся, повернулся к ней спиной. Лоралина думала о вылившейся из флакона жидкости. Она у нее еще была. Вот бы заставить его выпить ее!
— В пещере она есть… Флакон из синего стекла… Это снадобье не переносит света… Теперь я знаю, почему не произошло превращения, — добавила она. — Чары действуют только в полнолуние.
— Стало быть, алкаист — это жидкость, — задумчиво протянул он.
Сердце Лоралины сильно забилось.
— Ладно. Полнолуние наступит через три дня. Посмотрим, правду ли ты говоришь. Да, кстати, что известно твоей сестре и Гуку о твоих махинациях?
Лоралина принудила себя к спокойствию.
— Ничего, — уверенно сказала она. — Альбери считает меня мертвой. Так даже лучше… для ее безопасности.
— Пожалуй. Для ее, как и для твоей.
С этими словами он поднялся по трем скользким от сырости каменным ступеням, постучал в дверь, которая открылась, и исчез в темном коридоре.
Лоралина осталась одна, она почувствовала, как глаза ее затягиваются пощипывающими слезами.
Если повезет, то он не найдет склеп с двумя телами, выпьет яд и скончается в страшных мучениях.
Но она не очень-то на это надеялась.
«Сумасшедшие непредсказуемы, — подумалось ей. — Они ухитряются избегать смерти. Ба! Мне придется пустить в ход последнюю карту — правду».
Однако что-то ей говорило, что он не испытывает желания ее услышать. Она нежно погладила живот, успокаивая взбунтовавшегося ребенка. Тот уже переместился к низу. Она ощущала его вес на своем мочевом пузыре. Присев, как могла, она силилась изгнать из памяти несуществующие образы