Настя была задумчива и не стала вдаваться в разговоры. Видимо усталость валила её с ног. Отец тоже спешил улечься и тоже не стал себя бередить.
Началась новая жизнь с проблесками надежды. И надежды основательной. Правда, младший отпрыск Бабуш что-то не очень благосклонно относился к своим новым рабам. Поблажки делал слабые, но Настю выделял. Тимошка подумал, что то неспроста. Беспокойство, зародившееся в нем, росло с каждым днём. А дочке шёл всего двенадцатый год. Рановато даже для таких людей выходить замуж или стать наложницей. Хотя такое и тут случалось довольно часто.
Матвей частенько приглашал своих рабов к себе послушать русскую речь. Они поняли, что хозяину просто приятно слышать родные слова. Замечали, как он многое не улавливал, но продолжал слушать. И засыпал, что радовало всё его семейство. Жена его, ещё не старая женщина, приняла новых рабов вполне приветливо, видя как благотворно они действуют на супруга. А Насте иногда делала подарки старыми вещами, которые становились для девочки настоящими праздничными одеждами.
Тимофей работал с овцами и верблюдами. Их было много и работы хватало. Однако его не покидала мысль как-то улучшить их с дочкой жизнь. Но пока ничего не происходило, если не считать недобрых взглядов на Тимофея. Последнего такое мало беспокоило. Его больше радовало благоволение старого хозяина. Но его жизнь висела уже на волоске. Он предпочитал не вставать и часто говорил, что должен всё же дожить до весны и погреться на солнышке.
А вот что будет после его смерти, Тимофея занимало очень сильно. Побаивался совсем другого от Бабуша, чем от его отца. И постоянно раздумывал, прикидывая, как можно использовать пока то, что имеется.
Уже весной заметил, что жена Матвея помаленьку меняла своё отношение к Насте. Это тоже настораживало. Она всегда корчила недовольную рожу, слыша, как Тимошка называет дочь русским именем. Сама она звала её только Минбелика. Никаких уменьшительно-ласкательных тонов.
Тем временем лёд в море сошёл и оно очистилось. И Настя и отец впервые увидели его во всей красе. Тимошка разочарованно заметил на это:
— Ничего особенного. Просто другого берега не видно, а так ничем не отличается от Енисея или Оби в их нижнем течении. Словно губа Тазовская или Обская.
— Нет, тятя! — возражала дочь. — Смотри, какая вода с синевой. А там она почти всегда серая. Нет, море куда красивее. Я хочу искупаться. Да не опасно ли? Ещё кто заприметит, и тогда разговоров не оберёшься.
— А мы вечером можем прийти к морю и искупаться. Мне тоже охота попробовать.
— Никому не говори, тятя! — радостно заспешила проявить радость девчонка. — Я полагаю, что вода уже чуть нагрелась, — смеялась она и шлёпала по бережку босиком, распугивая мальков.
Старый Матвей много времени сидел на солнышке у кибитки и щурил блаженно глаза. Мимо проходила Настя, и он окликнул её:
— Чего не заходишь, девка? Я бы с удовольствием поболтал с тобой. Совсем большая стала. Девушка. Сколько тебе лет будет?
— Недавно было двенадцать. В марте, господин.
— Большая, — неопределённо заметил старик. Ему было лет семьдесят. Зубов во рту у него не было, и он слегка шамкал. — Хочешь на родину вернуться?
— А я даже не знаю где моя родина, господин. В тайге родилась. Там никого на сотни вёрст. Там мне было хорошо. Но и тут не хуже. Особенно при вас, господин мой. Вы так добры к нам. А можно я вас немного полечу, господин? — просительно смотрела в его белёсые глаза.
— Ты знахарка? — удивлённо поднял голову. — Давай. Мне нечего уже терять. А вдруг получится что-нибудь путное.
— Думайте только о хорошем и приятном, господин. У вас бок болит сильно, да?
— Точно, девка! Откуда знаешь? Кто сказал? — оглянулся он по сторонам.
— Никто, господин. Мне так показалось. А там у вас печёнка. Она плохая у вас.
— Я тоже так думаю. Да что с этим делать! Старость…
— Ещё сердце должно щемить. Так, господин?
— Вот, чертовка! Верно и это! Ну и девка! Значит, помочь сможешь?
— Трудно сказать, господин. Я никогда ещё не лечила людей. Зверей лечила, а людей не приходилось. Их просто не было вокруг. А те кто был, не хворали.
— Давай действую, проказница, поглядим.
Голос его жены заставил Настю вздрогнуть.
— Что ты там ворожишь, несчастная!? Сейчас же уйди от моего мужа!
Настя остановила пасы, оглянулась и вопросительно глянула на Матвея. Тот позеленел и крикнул:
— Исчезни, падаль баранья! Ещё помешаешь — прибью. Не сам, а прикажу!
Баба мгновенно засеменила прочь, грузное тело колыхалось во всё стороны.
— Успокойтесь, хозяин! — приложила ладонь к груди. — Вам может стать хуже.
— Уже стало! Ну и стерва! Вечно появляется неожиданно и некстати! Падаль!
— Прошу вас, господин! Вы мне мешаете! Надо успокоиться, иначе может быть хуже. А мне сдаётся, что могу вам облегчить хоть немного вашу хворь.
— Ладно, дочка, — согласился хворый. — Погоди малость. — Он прикрыл глаза. Испарина покрыла его шею. Настя вытерла её воротником его куртки. Её он не снимал. Ему было постоянно холодно. Даже на солнце.
Настя ждала и молча наблюдала старика. И думала, что их ждёт когда он помрёт. И ничего заметно хорошего не могла предположить. А Матвей вдруг встрепенулся.
— А ведь отпустило! То твоя ладошка помогла. Ну-ка ещё немного!
Настя в молчании стала делать пасы и в уме молила всех богов помочь несчастному хворому, отдалить неизбежный конец хотя бы на годик. Почему на годик, Настя объяснить не пыталась.
Почувствовав усталость и вялость во всем теле, Настя немного испугалась.
— Пока хватит, господин. Полегчало? — она встряхивала руки и в голове зародилась надежда и уверенность, что ещё не всё потеряно в этой жизни. Надо просто искать и найти то малое и приемлемое, что может удовлетворить её в жизни.
— Ох, девка! Как легко стало! Ты что, на самом деле знахарка?
— Это первый раз со мной, господин, — призналась девочка, смущаясь. — Сама побаивалась. На самом деле лучше стало?
— Значительно! Вот спасибо, вот удружила! С меня причитается, дочка! Чего б ты хотела? Говори без стеснения. За такое ничего не жалко.
— Нельзя плату брать за помощь страждущему, господин. Дар может пропасть.
— Это кто ж тебе такое сказал?
— Так никто, господин. Кто мог, коль я в тайге родилась, и там никого не было кроме родных да предателя Тагана. Само на ум пришло.
— Предателя, говоришь? И кто тот проходимец?
— Так наш лучший друг, господин. Продал нас за свою свободу. Может и не за свободу, а по зависти или ещё за что. Бог его знает, господин.
— Мда! — просипел Матвей и задумался. А Настя постояла и спросила:
— Мне можно идти, господин?
— Иди коль надо. Спасибо тебе, дочка. Век буду благодарен за доброту твою.
— Да что вы, господин. Что такого я сделала? Четверть часа руками поводила да что-то нашёптывала. Сейчас и не припомню что. До свидания, господин. Поправляйтесь и не болейте.
--
[1] Яик — река, современное название Урал.
Глава 14
На следующий день слуга с мрачным лицом появился у их полуземлянки и молча махнул рукой, приглашая следовать за ним, добавив тихо:
— С барахлом. В другое место хозяин селит.
Тимофей глянул на дочь, та пожала плечами. Мол ничего не знает. Сама догадалась, но говорить не стала. В молчании собрали нехитрый скарб и поплелись за слугой. Шли совсем недолго. Слуга указал на кибитку недалеко от хозяйской и с недовольным лицом удалился.
— С чего бы такое? — спросил Тимошка в недоумении. — Что за щедрость?
— А что с того? Всё ж русский он, как и мы. Простое уважение. Правда, за это мы можем получить от родственников старика столько недовольства и ненависти, что мало не покажется. Нехорошо так. Худо может случиться.
Они вошли в кибитку. Там было всё необходимое для приличной жизни. Посуда, немного одежды, постели с подушками и коврами.
— Вот уж не ожидал такой благодати для раба, — продолжал удивляться Тимошка.
Как и ожидали отец с дочкой в посёлке тут же люди стали проявлять признаки отчуждённости и даже презрения к новым рабам хозяина. Все знали, что тот уже готовился перейти в лучший из миров, но теперь эти надежды откладывались. Особенно возмущалась жена хозяина Давах. Все сплетни шли от неё. Она только и мечтала, как её сынок Бабуш станет главой рода и всего богатства. И попытка Насти подлечить старого Матвея оказалась не ко двору.
— Начнут плести разные сети, — жаловалась Настя. — А мы ничего почти не знаем из их обычаев, и обязательно попадём в ловушку. Боязно мне, тятя!
— Пустое, дочка! Сплетни завсегда будоражили людей. Так интереснее жить. А мы как раз очень подходим для этого. Тут есть какая-то тайна, а это всегда привлекает разных проходимцев и любителей почесать языки. Как там хозяин?
— Говорит, что лучше. Даже повеселел вчера. Я его полечила малость. Даже после волнения с женой быстро успокоился. У него печень и сердце плохие. Старые.
— Что ты хочешь? Ему, почитай, за семьдесят, наверное.
— Я не спрашивала. Очень доволен был, тятя. Может, так нас отблагодарил?
— Лучше бы он как-то иначе это сделал, Настя. А ты куда смотрела?
— Он предложил мне что-то да я отказалась. Вот так и получилось. Что мне теперь делать? Тятя! Ещё кто-нибудь прибьёт тут тихонько.
— Хорошо бы иметь кинжал хоть. Всё отбиться можно. Да рабу не положено. Ты бы не могла в другой раз попросить Матвея сделать такое? Да и тебе не мешает иметь оружие. Хоть какое. На всяк случай. Мало ли что.
— Попали мы, тятя. Меня даже в дрожь бросило. Боюсь я.
А слухи один страшнее другого помаленьку обрастали всё новыми небылицами. Наши бедные рабы не обращали на всё это внимания, и это сильно раздражало окружающих.
— Может, испросить помощи у Матвея? — неуверенно спросил Тимошка. — У него ещё достаточно власти для смягчения нашего положения.
— Попробую, — нехотя согласилась Настя. — Как он меня позовёт, я и попытаюсь.