— Ты что так долго? — встретил её отец вопросом. В нём звучало беспокойство.
— Решила посмотреть самый север острова. Мы туда ещё не дошли. А то далеко. Вёрст пять или больше. И знаешь, что там увидела? — загадочно улыбалась дочь.
— А то может нам помочь тут жить? — насторожился Тимофей.
— Ещё как поможет, тятя! Там стоит небольшой сруб, вполне пригодный для жизни. Даже немного посуды и соль. Больше ничего там нет, но и это что-то для нас! Завтра идём туда, тятя. Ещё меня задержал тюлень. Пришлось с ним повозиться.
— Где ж твой тюлень? Там же мяса сколько!
— Я его отпустила, тятя. У него рана, и я занялась им. Что-то получилось. Отпустила я его в воду. Он сразу повеселел. Так жалко стало, бедного. Он совсем молодой был. Другие тюлени то и дело высовывали морды и верещали. Забавно так!
Тимофей не ответил, а Настя поняла, что он недоволен её поступком. Дня на четыре мяса бы хватило им. А так… Пришлось подластиться к отцу и чуть ли не попросить прощения. Но не стала. А Тимофей ни разу не вспомнил потом её промах.
С утра отправились в далёкий поход. Захватили всё, что могли из необходимого. Получилось легко. Вещей почти не оказалось. Лишь топорик, лук со стрелами и нож. Немного тряпок для ношения.
По дороге собирали, что попадалось на глаза из того, что можно пожевать. Настя то и дело отбегала в сторону и что-то рвала или выкапывала. Тимофей с грустыо поглядывал на дочь и вздыхал горестно, почти обречённо.
Солнце чуть начало припекать, когда с низкого холмика Настя указала вперёд.
— Уже видна избушка, тятя! Гляди!
Ещё шагов двести — и они у двери. Настя сияющими глазами смотрела на отца.
— Да, доченька! Это ты здорово нашла! Здесь сносно можно жить. А что внутри?
— Зайдём и увидишь сам, — радость переполняла дочку и усмирять её она не хотела. А Тимофей подумал, что даже в таких условиях дочь не теряет бодрости и весёлости. Значит, по жизни должна пойти легко. Дай-то Бог!
В избушке стоял стол, двухъярусные нары с соломенными тюфяками. Подушек не оказалась. Два оконца смотрели на море. Затянутые пузырём, они мало пропускали света, но днём без лучины что-то виднелось. Зато вокруг стола ни одного чурбана для сидения. Пол устлан сухими травами, весьма грязными и пыльными.
— Скорей всего тут жили мужики, что приезжают сюда на промысел. Тюленей бьют. Вон и остроги имеются, и дубины.
— Значит, тятя, они могут сюда опять приехать? — спросила Настя с надеждой в голосе. — Стало быть, можно подождать и с ними вернуться на берег?
— Конечно! Только не очень радуйся, Настя. Не каждый раз сюда приезжают. Наверное, далеко сюда тащиться. Целая артель может появиться.
— Ты вроде не очень рад, тятя?
— Да всё за тебя беспокоюсь, дочка. Народ может быть шальной. Что тогда?
— Да как-нибудь! Чего раньше времени беспокоиться? Зато теперь можно тут жить. И тюлени должны быть во множестве. Не зря же избу построили тут, на косе.
— Ладно, чего говорить. Поживём в избе. Всё лучше, чем в шалаше. Ночи уже холодные наступили. Ты тут немного приберись, а то паутиной всё заросло. Смотри за пауками. Могут быть и змеи. Будь осторожнее. А я осмотрюсь вокруг.
Тимофей ушёл, а Настя споро принялась за уборку. Затхлость застоявшегося воздуха сменилась свежестью морского. Жизнь казалась не такой уж и мрачной.
Уже на следующий день Тимофей умудрился забить дубиной небольшого тюленя.
— Вот и мясо у нас появилось! — радостно кричал он, указывая на тушку тюленя. А соли тут много, запаслись, видать, заранее. И жир для освещения по вечерам.
— А мне так жалко этих смешных тюленей, — вздохнула Настя. — А и нам жить как-то надо. Тятя, ты готовь тут всё, а я пойду, поищу приправ. Всё вкуснее будет. Да и травки надо насобирать на зиму. Без неё не прожить тут. А холодает быстро.
В избе Тимофей нашёл ещё небольшую сеть и удилище с крючками. Значит, промысловые ловили рыбу для пропитания.
Жизнь потекла неторопливо в ожидании гостей. Горемычные путешественники жили в избе уже почти месяц. Собирали дрова для отопления, траву для подстилки, а Настя ещё и для еды. И неожиданно у ник появилось нечто новое и странное, как говорил Тимофей.
Однажды ранним утром Настя прибежала к избе и заявила отцу:
— Тятя, я нашла раненого тюленя. На берегу лежит. Ты его не трогай. Он такой жалкий и несчастный!
— Настя, мы уже четвёртый день не может забить ни одного тюленя, — жёстко возразил Тимофей. — И так голодаем постоянно.
— Ну тятя! Он ещё такой молодой. Его кто-то покусал и лежит в яме. Не может сам выбраться. Я его лечу. Пусть живёт уж!
— Всем помочь невозможно, Настя. О себе больше думать стоит.
— Тогда я его спрячу, тятя, — решительно ответила девочка. Можно другого выследить и забить на мясо. А этого оставь мне. — И стремительно вышла и бегом помчалась в сторону старого жилья. Тимофей лишь вздохнул с сожалением.
Через десять минут она, запыхавшаяся, плюхнулась у ямы и посмотрела на жалкий взгляд тюленя. Тот словно умолял её не убивать его. И Настя протянула руку и погладила по мягкой шёрстке. Тюлень тихо пропищал.
— Сейчас я тебя ещё немного полечу, мой миленький! Хоть боль пройдёт, а там и в воду тебя отнесу. Потерпи…
Тюлень словно понимал её, перестал шипеть и мяукать. А Настя тут же принялась делать над раной пасы и что-то про себя шептать. Тюленёнок тихо лежал и лишь глазки-бусинки внимательно глядели на Настю.
Прошло не больше получаса, и Настя решила передохнуть. Чувствовала себя уже неважно.
— Вот отдохну немного, мой черноглазый, и опять полечу. Потом отнесу тебя подальше, а то тятя может тебя пришибить.
Солнце уже склонилось к горизонту. Настя всё поглядывала в сторону избы, но Тимофей не появлялся. Это успокоило девочку.
Как только солнце коснулось горизонта, Настя с трудом подняла тюленя и поплелась по берегу. Тот изредка попискивал. Большая стая его сородичей была неподалёку, те безразлично продолжали лежать, впитывая последние лучи тёплого солнца.
Настя несколько раз отдыхала и осматривала рану. Ей казалось, что она стала затягиваться. Когда до избы было уже больше двух вёрст, как посчитала Настя, она села у самой воды и осторожно опустила тюленёнка в набежавшую волну. Зверь осторожно шевелил ластами и ещё по песку сумел всё же оказаться на глубине.
Настя с радостным блеском глаз проводила его взглядом. Показалось, что её новый друг высунул голову и посмотрел на неё своими черными бусинками. Усы важно топорщились. Настя помахала ему рукой. С дрожью в голосе, проговорила:
— Плыви себе и будь осторожнее! И не попадайся людям. Они жестоки и ненасытны. Будь счастлив!
Но тюлень уже скрылся в волнах тихого моря.
Девушка вяло и долго возвращалась домой. В голове тихо ползали мысли о тюлене и о том, как жестоко устроен мир.
Потом она несколько дней приходила на это место, но тюленя не замечала. В душе возникла пустота и некоторая обида. Глупо, но так она чувствовала. И вдруг однажды, сидя у самой воды и слушая шум волн, заметила что-то под водой. Присмотрелась и узнала тюленя. Но кто он? Этого она не видела.
И тут из воды показалась мордочка, и она тут же узнала своего несчастного тюленёнка, как она его называла.
Вскочила и тут же затихла, боялась спугнуть, лишь тихо сказала:
— Ты всё же пришёл ко мне! Выходи, я посмотрю, что с раной! Я так тебя ждала!
Тюлень не вышел, но и не уплывал. А Настя поспешила к нему, шлёпая босыми ногами по холодной воде. Тюлень фыркнул и скрылся под водой. Настя стала звать, но тщетно. Он больше не появился. Пришлось возвращаться с грустными мыслями.
И всё же ей было радостно, что тюлень вспомнил о ней и приплыл, как на свидание. У Насти зародилась надежда, что и дальше может всё это повториться.
— Ты что так часто отлучаешься? — поинтересовался Тимофей. — Дела стоят…
— Успею всё сделать, тятя. — Настя не спешила поведать отцу радостную весть.
— Дожди начинаются, надо крышу подправить. А тебя нет.
— Завтра весь день буду с тобой. Успеем и крышу подлатать. Я осоки нарежу.
Через день Настя всё же не утерпела и вновь посетила то место. Прождала час, и ушла с тяжёлым вздохом разочарования. Но не отчаивалась и обещала себе вернуться опять завтра. Бурчание отца можно не принимать во внимание.
Лишь после продолжительного дождя, когда девушка посетила без особой надежды то место, к ней приплыл тюлень. Казалось, что он подрос. А тюлень подал голос, и Настя была уверена, что её друг чуть улыбнулся. Усы топорщились очень мужественно.
Она вошла в воду и сумела погладить мокрую шерсть тюленя. Тот испугался, но быстро успокоился, и Настя смогла осмотреть рану. Она почти зажила.
— Видишь, какие мы молодцы! Всё зажило!
Настя ещё раз протянула руку погладить друга, но тот вильнул хвостом и нырнул в волну. Настя наклонилась, стремясь поймать за хвост. Не успела. Зато заметила, как одна монетка из её скромного ожерелья из трёх монет скользнула в воду, сорвавшись с цепочки. Она ахнула и стала шарить рукой. Но тщетно. Монетка пропала.
Заметив вблизи игривые глаза тюленя, она сердито сказала:
— Заигрались мы, милый мой! Теперь пропала самая ценная вещь у меня. Ищи теперь! Как я без неё появлюсь перед батюшкой? — и с печалью и досадой стала рассматривать место, откуда соскользнула монета. — Вот разогнулась цепочка! Ищи!
Тюлень как-то странно пискнул и нырнул. А Настя с горестным лицом всё рассматривала остальные две монетки. Вспомнила, что среднюю отец называл «флорином», и у неё была порядочная ценность.
Вдруг тюлень стремительно выскочил из воды и с каким-то щебетанием торопливо положил монетку к ногам Насти. Та ахнула, потянулась к животному с лаской. А тюлень, будто поняв её, игриво скользнул назад в набежавшую волну.
— Вот чертёнок! — радостно улыбалась Настя, искала глазами тюленя, но того и след простыл. — Неужели он меня понимал? Ах! Вдруг он сможет найти и те наши монетки, что утонули в бурю? Обязательно попробую его упросить. Должен понять, раз с этим справился. Батюшке говорить не стану. Ещё засмеёт.