Зрители в ответ радостно взревели. И кинулись на дракона.
Я, стиснув пальцами камешек, зашептала слова призыва.
Дракон, рыча, снова окатил толпу внизу бесполезным огнём и попытался взлететь, но зал для него был слишком маленьким. Поэтому он мог только трясти головой, вхолостую плеваться огнём и реветь от боли.
Схема на стене почему-то оставалась только схемой. Мой призыв ушёл в никуда.
Задыхаясь от паники, я призвала ещё раз. И ещё.
И, когда стало понятно, что ничерта у меня не выходит, а Арман там внизу мучается — Арман, мой друг! — я, помедлив, сделала единственно возможную и очень глупую вещь: прыгнула к нему вниз.
Понятия не имею, что я хотела этим сказать. Безоружная и без духов я там нафиг никому не была нужна. Но смотреть, как Арман страдает и ничего не делать, я просто не могла.
Упала я удачно — как раз рядом с жертвенником. Точнее, сначала Арману на крыло (по соседству с какой-то химерой, до этого на него запрыгнувшей), а потом, скатившись, к жертвеннику. Лодыжку жгло огнём, что делать, я не знала. Спокойный, как удав, тип в капюшоне, повернулся ко мне, когда я попыталась встать, шагнул-подплыл ближе…
Это было как… как нырнуть в холодную воду. Сначала странно и неприятно, а потом привыкаешь, и пока в лёгких есть воздух, не хочется выныривать — вода же обволакивает так мягко, намного нежнее, чем воздух.
Я выпрямилась, не чувствуя совершенно никакой боли. Глубоко вдохнула и распахнула руки, точно они были крыльями. Ощущение громадной силы, чуть ли не абсолютного могущества захлестнуло, закружило голову. Кажется, я смеялась. От радости. Мне было хорошо, так хорошо, как никогда в жизни.
И, если бы в это «хорошо» не ворвался крик дракона, я бы, может, никогда и не вынырнула.
Существа, по-прежнему осаждавшие Армана, старались вовсю. Только те, что оказались ближе ко мне, отпрянули.
Я снова глубоко вдохнула и, моргнув, приказала:
— Прочь!
Слово прогремело по пещере, и на миг настала тишина, прерываемая разве что тяжёлым дыханием Армана.
А потом они поползли-полетели-побежали, кто куда, сжались, скорчились у стен пещеры, и я видела их жадные глаза, таращащиеся на меня из темноты.
— Госпожа…
— Алиска, что происходит! — мысленно выдохнул дракон.
Я вздрогнула, расслышав его голос — точно сквозь воду.
— Не знаю, но нам отсюда пора. Превращайся обратно, развязывай этого бедолагу, бери манускрипты и мы уходим!
Арман без возражений послушался.
Чокнутый на жертвеннике обмяк, хотя вроде бы был в сознании. Но, слава богу, не сопротивлялся, пока Арман его освобождал.
И всё это время дымчатые стояли и смотрели на меня. И:
— Госпожа… госпожа… госпожа…
А меня захлёстывали желания. Вот я возвращаюсь домой к Арману, наполняю его сокровищницу лучшими тайными манускриптами. Вот я врываюсь в монастыри к святошам и сжигаю их один за другим. Вот я забираю трон у брата, и все-все вокруг смотрят на меня с обожанием. Они любят меня, я больше одинока, и Арман рядом, и он тоже меня любит, и мне стоит лишь пожелать — это сбудется, совершенно точно…
— Госпожа…
— Алиска!
Я вздрогнула и затрясла головой. Поймав меня за руку, Арман, таща на плече неподвижного мужчину, поспешил к выходу. Я заковыляла за ними, всё ещё сомневаясь…
«Ты видишь только себя… Жалеешь только себя…»
Я до крови прикусила губу и сконцентрировалась на жуткой боли в ноге.
Желание не исчезло, но я уже не обращала внимания.
Дымчатые нас пропустили. Более того — мы очень быстро нашли выход. Заходящее солнце тонким, как игла, лучиком вело нас, и мы, наконец, выбрались наружу… И тогда гробницы вздрогнули. Я еле успела, придерживая чокнутого, взобраться раненому Арману на спину, а земля внизу заволновалась, затряслась и выпустила в воздух струю пара. Что было дальше, я не знаю, но люди рассказывают, на месте тех курганов теперь озеро. Конечно же, мёртвое и проклятое. И отчего-то окружённое колючими зарослями.
Ну, это ж бывает с курганами, да?
Чокнутого мы отпаивали в ближайшем трактире, до которого Арман сумел дотянуть. Сам дракон в обнимку с манускриптами («Моя прелесть!») валялся на кровати, не забывая в нужных местах стонать от боли (если ему казалось, что стало уж очень тихо).
— Ведьма, отвяжи меня! — были первые слова чокнутого, когда он смог ворочать языком.
Я без сил опустилась на пол перед привязанным к стулу пленником.
— Ага, щас! Чтобы ты на меня снова с мечом бросился. Нашёл дуру.
— А-а-а-а! — музыкально простонал Арман, сунув нос в очередной манускрипт.
— Я тебя всё равно убью! — непреклонно заявил мужчина.
— Угу, — устало откликнулась я. — Слушай, объясни, за что ты на меня так взъелся? Я в упор не помню твоего брата. А тебя первый раз вижу. Ты, случаем, сам-то не обознался?
— Обознался?! — воскликнул чокнутый. — Да я твою физиономию до последних чёрточек выучил!
Мы с Арманом переглянулись.
— А-а-а, — на всякий случай простонал дракон.
— Это где, интересно? — насторожилась я.
Чокнутый минуту пялился на меня, потом выплюнул:
— У брата в комнате висел твой портрет.
— У брата — это которого я потом убила? — уточнила я.
— Нет, — краснея от натуги, проревел пленник. — Ты его до этого, портрета чёртового, ты… ты..!
Я снова посмотрела на Армана и развела руками. Ну, сумасшедший, он и есть сумасшедший.
— Слышь, мужик, а ты вообще кто? — подал голос дракон. — А то ты как-то не представился.
Мужчина поднял голову и яростно выдохнул:
— Люциан.
Это, конечно, многое объясняло.
— А брат твой кто? — поинтересовалась я, ни на что вразумительнее уже не надеясь.
— Александр, — прошипел мужчина. — Ты не могла забыть его, тварь!
Кружка с мятным настоем выпала у меня из рук и покатилась по полу.
— Он не может быть мёртв, — получилось как-то тихо и хрипло.
Пленник только осклабился — нежить позавидует. Арман перевёл изумлённый взгляд на меня.
— Не может, — шепотом повторила я. — Он жив. Я его оживила. Он дышал, он же дышал…
Скрипнул стул, затрещала верёвка.
— Мерзавка! — прорычал мужчина. И бросился ко мне вместе со стулом — ноги он освободить не смог или не успел. Ничего, мне и рук хватило — когда он крепко вцепился в мою шею. — Сдохни, ведьма, будь ты навеки проклята!
Я бесполезно царапала его руки, рядом что-то кричал Арман.
А потом прямо из досок пола вдруг вырвался чудный такой, сочный побег и пополз-заструился по рукам мужчины вверх, к голове… как раз в тот момент, когда дракон, наконец, оторвал мужчину от меня.
Я отползла к камину, задыхаясь и ощупывая горло. Болело оно нещадно — почти как лодыжка.
Тем временем крики потихоньку затихли, а ещё спустя минуту раздался удивлённый возглас:
— Так значит это правда… ты действительно умеешь это делать… Они настоящие… Я думал, иллюзия…
Я с трудом повернула голову: мужчина, прикрученный к стулу, изумлённо рассматривал связанные виноградной лозой руки. Рядом на полу сидел Арман и с таким же изумлением таращился на меня.
— Алиска, ну ты даёшь…
Я без сил привалилась к стене у камина и бездумно повторила:
— Он не может быть мёртв… Я же его оживила…
— Оживила?! — вскинулся мужчина. — О да, ты оживила, ведьма. Оживила… Ты что, не знаешь, что бывает после общения с такими, как ты? Его забрала инквизиция. Знаешь инквизиторов, а? Они объявили, что он стал как ты — одержимым. А хочешь, расскажу, что делают инквизиторы с такими, как ты? Нет? Не нужно?!
Я сжала кулаки, так, что ногти до крови впились в кожу.
— Но почему? Причём тут он?
Мужчина… Люциан, так? Зашёлся истерическим смехом. Сквозь него я еле-еле разобрала:
— Да потому что он свихнулся после общения с тобой! Он на допросе утверждал, что ты невиновна. Что ты не одержима, что ты человек. Рассказывал про это, — мужчина кивнул на виноградную лозу. — Как ты считаешь, что они должны были подумать? Конечно, его тут же забрали — для очищения. Очищения. Больше десяти лет назад. Наша мать умерла от горя, когда это случилось, и даже я не смог ничего сделать, будь я хоть трижды король Хотфолда!
У меня перехватило дыхание и потемнело перед глазами.
— Алиска! — ворвался в уши голос Армана. — Вот только сейчас не надо, ага? Люциан, говори, куда забрали твоего брата, и мы полетим его спасать.
— От инквизиторов, — хмыкнул мужчина. — Не возвращаются. К тому же, больше десяти лет назад…
— Да ладно, — отмахнулся дракон. — Слетаем, проверим. Заодно тебя в твой Хотфолд забросим. Зачем ты, кстати, в гробницы попёрся?
— За свитками, — устало откликнулся мужчина, гипнотизируя меня яростным взглядом. — Церковь давно желает их получить, я полагал, смогу их достать, и мне отдадут хотя бы тело Александра — похоронить по-человечески в родовом склепе.
Арман с сомнением посмотрел на манускрипты.
— Не-а. Моё. А тело, если он и правда умер, мы тебе задаром принесём. Честное драконье.
Мужчина грустно усмехнулся.
— Алис, да ладно тебе, — говорил Арман, наливая мне ещё одну кружку мятной настойки. Остаток ночи он потратил, чтобы объяснить изумлённому трактирщику, откуда в комнате взялся виноград и зачем мы привязали своего «друга» к стулу. — Вот увидишь, всё хорошо будет. Кто он хоть такой, этот Александр, что ты так расстроилась? Что-то я его не помню.
Люциан спал — после убойной дозы снотворного-то — и даже тихонько похрапывал. А я, всхлипывая, рассказывала, рассказывала, рассказывала…
Арман только погладил меня по волосам и прижал к себе. И тут же принялся строить планы спасения (точнее, штурма инквизиторских застенок). Но, когда я предложила отправиться навестить местную церковь, только отмахнулся.
— Не, Алис, это не по-геройски, — и тихо добавил. — Тем более с тем монахом, которого мы похитим, потом может случиться то же самое. Лучше сразу убить.
Я была согласна убить. Я к тому моменту была согласна уничтожить всех монахов на свете, но Арман тормошил меня и вливал очередную кружку, терпко пахнущую мятой.