С карканьем кружили над нами вороны, пока мы переходили от тела к телу, проверяли, нет ли живых. Мы оба держали наготове клинки – на тот случай, если придется добить кого из врагов.
От жары и вони меня мутило, волнами накатывал озноб.
– Слышь, стонет! – сказал Дядюшка Ба, когда мы миновали рарга с распоротым брюхом.
Зверь еще шевелил конечностями, но это была агония.
– Да, точно…
Пойдя на звук, мы обнаружили могучего парня из наших в окружении нескольких врагов. Судя по ранам, им досталось от его меча, но и сам он не уберегся, получил копьем в бок, да так сильно, что оно пробило броню.
– А… братцы, – прошептал он, глядя на нас полными боли глазами, синими, как небо над горами. – Что там? Как?
– Сражаются, – ответил я.
Большего сообщить не мог при всем желании – наши наступали, лучники слева тоже снялись с места и пошли вперед, но туча пыли по-прежнему скрывала поле боя, в ней кричали и громыхали, доносился рев и конский топот, сверкало и вспыхивало.
– Давай, меч выпусти, мы его прихватим, не бойся, – принялся распоряжаться Дядюшка Ба. – Воды хочешь, но тебе нельзя, пока лекарь не посмотрит. Если вшивые кишки задеты, то пить ни-ни.
Обозный возница имел большой опыт обращения с ранеными, и мне оставалось только помогать. Мы подхватили парня – я за ноги, Дядюшка Ба под мышки – и поволокли в ту сторону, откуда недавно пришли.
Вспотел я уже на десятом шаге, а вскоре принялся задыхаться и спотыкаться. Проклятый Цветочный батальон и его чернокожий сотник… сделали из меня нечто вроде инвалида, пусть и временно.
Но о передышке я просить не стал – чем быстрее дойдем, тем больше шансов, что спасем раненого.
Поэтому я шагал и терпел, не обращая внимания на дрожащие мускулы, на то, что ноги подгибаются, а спина ноет. Сотня шагов, еще сотня, затем третья, и вот уже показалась прогалина с лагерем, и осталось добраться только до телег, а там и лекари ждут…
Сегло расположился точно так же, как и в тот день, когда я обращался к нему. Завидев нас, он замахал руками, и мы свернули в ту сторону.
– Укладывайте его вот сюда, – распоряжался лекарь. – Доспехи сейчас снимем. Давай-ка…
Раненый нашел еще силы благодарно кивнуть нам, после чего потерял сознание.
Мы же с Дядюшкой Ба развернулись и заспешили обратно, но ушли недалеко. Ветер хлестнул по лицу точно плеть, и над дорогой встал пыльный вихрь высотой метра в два.
– Еле отыскал вас в этом бедламе, – произнесла обозначившаяся в нем голова Семерки. – Рыжий, немедленно двигай за мной, а тебе, Дядюшка, придется дальше справляться самому.
Вряд ли моему красноносому начальнику понравилось, что его оставили без помощника, но спорить он не стал. Лишь досадливо крякнул и заспешил прочь, пройдя при этом прямо сквозь башку колдуна. По-моему, нарочно.
Вихрь же изогнулся и свернулся в шарик, а тот покатился в лес.
Прямо как в сказке, только там вроде был клубок ниток или что-то похожее.
Я свернул с дороги, оказался между огромных деревьев, под ногами зашуршали листья. Семерка повел меня куда-то в сторону, за левый фланг нашей армии, и я удивился – куда мы идем, неужели инквизитора, прикомандированного к Проклятой роте, уволокли за тридевять земель?
Но уже через полсотни шагов навстречу мне из зарослей вышел Пугало, и в тот же миг шарик из пыли распался.
– Быстрее, – сказал мне наемник, чье лицо скрывала черная ткань. – Тебя ждут.
Местом встречи оказалась крохотная поляна в окружении исполинских стволов – в центре ее на животе лежал человек в желтом плаще, руки его были связаны за спиной, нос упирался в землю; рядом стоял Семерка, самодовольный, как всегда, по сторонам от него располагались Визерс и Лихо.
Второй мне улыбнулся, десятник махнул рукой.
– Ну, так я начинаю? – спросил колдун, не удостоив меня даже взглядом.
– Я не знаю, на что вы надеетесь, – заговорил лежащий на животе, – но вы обречены! Мое похищение будет раскрыто, и вы все погибнете! Милостивый Светлый Владыка не прощает покушения на своих слуг, и всякого причастного к подобному преступлению ждет костер!
Голос его звучал невнятно, повернуть голову инквизитор, видимо, не мог.
– Ничего, как-нибудь перебьемся, – сказал Визерс. – Начинай.
Я думал, что пленника начнут пытать, но оказалось, что в дело пойдет магия.
Если сам Верховный Хранитель Света Южной Четверти был нашим чародеям не по зубам, то этот тип не мог противостоять и одному Семерке, хотя пытался – пыхтел, сопел и даже пускал ветры.
Лысый же колдун только ухмылялся и морщил лоб.
– Ну и напердел, – сказал Лихо после очередного, особенно громкого «выстрела». – Долго еще?
– Сейчас, – голос Семерки прозвучал напряженно.
Вокруг лежавшего на мгновение проявился лилово-синий мерцающий ореол, по телу под желтым плащом прошла судорога.
– Эххх… Это ты, Марта? – произнес он совсем другим тоном, мягким и спокойным, каким разговаривают с родными.
– Я, кто же еще, мой дорогой? – сказал Семерка, изобразив довольную улыбку. – Расскажи мне, будь добр, что там с этим парнем из Проклятой роты?
– Ну как же, его нужно убрать с лика земли, дабы он не осквернял ее.
Вот на тебе, жил не тужил, никого не трогал, почти… И, оказывается, я «оскверняю лик земли»!
Судя по рожам Визерса и Лиха, их эта новость тоже озадачила.
– Кто же он такой? – продолжал даже не допрос, а беседу Семерка. – Друг нелюди? Разрушитель храмов Светлого Владыки?
– Нет, хуже! – тут в словах инквизитора зазвучал искренний гнев, он на самом деле верил в то, что говорил. – Этот человек по прозвищу Рыжий носит на себе отпечаток силы прежних хозяев земли, падших богов.
Если я и не сел наземь, то только по недоразумению.
Лихо крякнул и принялся дергать себя за серо-рыжие волосы, Визерс скрестил голые руки на груди, и даже Семерка посмотрел на меня – с очень, очень большим удивлением.
– Но откуда взялся этот отпечаток? – спросил он.
– Мы не знаем, – отозвался инквизитор. – Но то, что он есть, не подлежит сомнению, ведь сам Верховный Носитель Света Южной Четверти обнаружил его, а ва-Рингос не может заблуждаться.
Обладатель желтого плаща внезапно напрягся, принялся корчиться.
– Все, долго он не выдержит, – проговорил Семерка, – но больше и не скажет.
– А больше и не надо, – Визерс перевел взгляд на меня. – Возвращайся в обоз.
– А вы? – спросил я.
– Будем заметать следы. Понимаешь меня?
Мне осталось только кивнуть.
Глава 7
О том, что мы победили, я узнал, добравшись до опушки – где-то там, в пыли, торжествующе вопили, а наши удалялись с такой скоростью, что не оставалось сомнений в бегстве армии Синеглазого.
Но как вскоре я понял, нам, обозным, от этого легче не стало…
Предстояло перетащить к лекарям всех раненых, а убитых из роты снести к лесу и вырыть для них яму.
Битва оказалась кровавой. Из наших погибло около полусотни человек, и с лопатами мы намаялись. Поскольку было жарко, я опрометчиво разделся и за каких-то полчаса зверски обгорел.
Теперь ко всем прочим «радостям» вроде подживающих ушибов, болей и слабости добавились покрасневшие спина и плечи, до которых просто невозможно было дотронуться.
– Была бы вшивая сметана, мы б тебя мигом исцелили, – сказал Дядюшка Ба, когда мы все же закончили работу. – Но ее пока негде взять, так что терпи, кожа слезет, тогда тебе полегче станет, только чесаться будешь как шелудивый свиненок… О, вон наши едут, хоронить. Каково, а?
К вырытой нами яме приближался Лорд Проклятый, несмотря на жару, остававшийся в доспехах, разве что без шлема. За ним топали десятники. Дальше валили все остальные, кто решил проводить погибших соратников в последний путь.
Рядом с командиром держался Мухомор, Семерки видно не было.
– Ну что же, – сказал Лорд, остановившись перед крайним из выложенных в ряд трупов.
Каждый из убитых был при мече и щите, так, как он пошел в бой сегодня.
– Они уходят из Проклятой роты со славой, так, как только и может уйти наемник, – продолжил наш командир. – Мы никогда не бросаем своих, но и обратного пути из-под Белого Страха нет, дезертир не живет долго. Поэтому отдадим тем, кто пал сегодня, последнюю честь, и пусть на той стороне им будет весело!
И он выдернул клинок из ножен.
То же самое сделали все, от десятников до последней обозной швали вроде меня. Мгновение мы постояли неподвижно, и сотни мечей сверкали багровым, отражая свет заходящего солнца.
Затем с металлическим лязгом оружие было убрано, и тела начали таскать к яме. Это делали соратники убитых, а кидать землю вновь предоставили нам.
Я очень боялся, что среди трупов окажется кто-нибудь из тех, к кому я успел привязаться – Ярх, Пугало или Рапошан, но из знакомых увидел только Вилы. Молодой разведчик погиб, угодив в пасть раргу, тот ухитрился разодрать кольчугу и выдернуть из тела кишки. Удар мечом нанес кто-то из наших, чтобы прекратить мучения.
Закончили мы, когда солнце уже зашло и понемногу начали сгущаться сумерки. Устал я так, что с трудом держался на ногах, и думал, что не сумею дотащить лопату до нашей телеги.
Но ничего, справился и с удивлением обнаружил, что там меня ждет Хахаль.
Бритый разведчик с золотым кольцом в носу сидел, прислонившись спиной к колесу, и жевал травинку, на коленях у него лежал мешок, и в нем просматривались очертания круглого предмета размером с волейбольный мяч.
Завидев нас, Хахаль неспешно встал.
– Это тебе подарок, – сказал он, глядя на меня зелеными, совершенно кошачьими глазами.
Он открыл мешок, и вывалил наземь нечто окровавленное, лохматое.
– Ничего себе кочанчик! – завопил Дядюшка Ба. – Это кто, Синяк? Друг твой?
– Он самый, – проговорил я, с содроганием поняв, что это голова сотника, допрашивавшего меня, когда я был в плену. – Что… неужели Цветочный батальон разбит?
– Расколошматили вдребезги, – Хахаль улыбнулся и похлопал меня по плечу, отчего меня всего передернуло – больно же, демоны забери, там же все обгорело на хрен! – Ладно, я пошел. Увидимся.