– Соединить шахту с морем? – Я уставился на него в полном недоумении.
Однако он был вполне серьезен.
– Вот именно, – сказал он, а затем добавил после минутного размышления: – Нет смысла скрывать от тебя, зачем мне это нужно, поскольку стоит тебе взглянуть на план, как ты сразу поймешь, что к чему. В настоящее время мы подвозим товар морем к входу в главную шахту Уил-Гарт. Этот вход расширяется, образуя большую пещеру, и там у нас есть большая плоскодонная баржа. Этот способ достаточно опасен. Пост береговой охраны находится совсем рядом, на Кейп-Корнуолл, это второй мыс от нас к югу. Но дело не только в этом, дело еще и в том, что мы можем действовать только в хорошую погоду. Иногда нашим судам приходится стоять по несколько дней, делая вид, что они ловят рыбу, и ждать, пока морс успокоится настолько, что снова можно начинать действовать. – Он протянул мне бумагу: – Вот план шахты Уил-Гарт на горизонте двадцати пяти саженей (Морская сажень равняется шести футам, примерно 182 см.) – это около пятидесяти футов под уровнем моря. Мы осушили шахту до этого горизонта, то есть до первого горизонта под уровнем моря. А вот тут, смотри, видишь длинную штольню, которая идет под морем? – Он показал мне се на плане – это была черная стрелка, начинающаяся от самой береговой линии. Возле нес стояло название Мермейд. [Мермейд – русалка, сирена (англ.)].- Длина этой штольни приблизительно полмили. У меня там работают двое рабочих уже около года. Они тоже дезертиры, как и ты. Один из них каменщик, другой до этого работал на карьерах. Мы ее выпрямили, расширили и сделали по краям с обеих сторон гладкие твердые выступы. По этим выступам с помощью троса можно волочить деревянную платформу, даже если штольня будет полна воды. Как видишь, никаких хлопот с металлом и ржавчиной – ни рельсов, ни чего другого не требуется. А вот что должен сделать ты. – Тут он замолчал, потому что дверь отворилась.
В комнату вошел человек. Это был высокий старик со светлыми волосами, остроконечной бородкой и круглыми глазами, которые смотрели прямо на меня из-под густых кустистых бровей.
– Я не знал, что у тебя кто-то есть, Генри, – сказал он Менэку и повернулся, чтобы выйти. Он говорил тихим голосом. И если бы не корнуоллский акцент, его можно было бы принять за скандинава, настолько хороша была его суровая прямая фигура, освещенная светом камина.
– Одну минутку, отец. – сказал Менэк. – Это Джим О'Доннел. Он у нас немного поработает. Он шахтёр.
Брови старика поползли вверх, а в его глазах мелькнули искорки заинтересованности и даже волнения.
– Шахтер, говоришь? – Он улыбнулся. Это была славная улыбка, настолько приятная, что в комнате сразу стало как будто бы светлее. – Ну что же, мой мальчик, – обратился он ко мне, – как приятно узнать, что здесь наконец будет работать шахтер. Я уже давно пытаюсь убедить моего сына нанять на работу шахтеров. С тех самых пор, как он сюда вернулся. Но почему-то нам все время мешали какие-то… какие-то трудности; – добавил он несколько неопределенно и обернулся к Менэку. – Как это мило с твоей стороны, Генри, – сказал он, печально покачав головой. – Какая жалость, что ты не шахтер, а то бы ты сразу понял, какие возможности таятся в этой шахте Уил-Гарт. Как бы то ни было, даже один человек – это уже кое-что. По крайней мере, мы сможем начать.
– О'Доннел будет работать на меня. – Голос Менэка прозвучал достаточно резко.
Старик снова поднял брови. Это была его манера, нечто вроде трюка – их у него было предостаточно, только в то время я этого не знал.
– На тебя? – сказал он. – А для какой цели, позволь тебя спросить, тебе может понадобиться шахтер? Ты же понятия не имеешь о горных работах. Он должен работать на меня. Если он хороший шахтер, я докажу миру, что корнуоллские шахты еще не умерли.
– Ну что же, могу рассказать тебе все прямо сейчас, нет никакого смысла откладывать, – сказал Менэк. – Я собираюсь соединить штольню Мермейд с морем.
– Соединить ее с морем! – Бородка старика взлетела вверх. – Ты сошел с ума! Ты нс можешь этого сделать. Я не позволю.
– И все-таки я это сделаю. – Голос Менэка звучал спокойно и ровно, словно все было уже решено.
Старик решительно подошел к столу. Глаза его сверкали, и он весь дрожал от злости.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что Уил-Гарт принадлежит мне?
– Да, отдаю, но деньги плачу я, – спокойно отозвался сын. – Когда я вернулся сюда, шахта была залита водой до самого входа. Только потому, что я платил за работу, ее освободили от воды до горизонта двадцать пять саженей. А следующие затраты пойдут на то, что штольня Мермейд получит выход в море.
– Говорю тебе, я этого не допущу, – гремел старик, стуча кулаком по столу.
– Ты ничего не можешь сделать, – был ответ. Менэк повернулся ко мне. – Оставь нас, – сказал он. Ему пришлось повторить свою просьбу, настолько меня поразила эта неожиданная перепалка.
Выходя из комнаты, я слышал, как Менэк-старший говорит дрожащим голосом:
– Двадцать лет и даже больше, Генри, я жил только этой шахтой, мечтал только о ней. Я знал, что там таится богатство. Сначала я думал, что залежи находятся только на глубине, но потом я нашел пласт. Я нашел его. Я ведь показывал его тебе. Боже мой, если бы ты только спустился в шахту, как я тебя просил, ты бы понял, что такое пласт. Там целое состояние.
Медленно закрывая дверь, я услышал, как сын ответил старику резким, почти издевательским тоном:
– Совершенно верно, только, к сожалению, это богатство не свободно от налогов.
Я вернулся на кухню. Девушка подавала на стол еду, а возле нее вертелся коренастый коротышка и травил разные байки – его акцент заставил меня вспомнить рудники в Калгурли. У него было круглое пухлое лицо и лысина во всю макушку. Он был похож на монаха-недоростка с круглым животиком и розовыми щечками.
– Чтоб мне провалиться, – сказал он, увидев меня. – Натуральный дикарь. Прямо с Борнео. Что, собираешься поплавать, а? – Он осклабился. Я никогда не видел ничего подобного. Его пухлое личико, казалось, раскололось пополам, обнажив два ряда десен и полдюжины гнилых зубов. – Ты к нам насовсем или так, проездом? – спросил он.
– Он будет здесь работать, – сказала девушка, улыбаясь. – Он шахтер.
– Слава Создателю! – воскликнул он. – Мне уж наскучило ждать, когда же наконец крыша рухнет над нашей головой.
– Меня зовут О'Доннел, – сообщил я им. – Джим О'Доннел.
– Черта лысого. Вот я так настоящий ирландец, – сказал он, моментально переходя на ирландский акцент. – Меня зовут О'Грейди. – Он протянул мне руку. – Ну и порасскажем мы друг другу всякого разного о счастливых временах на родной земле.
Девушка рассмеялась. Смех у нее был очень приятный.
– А я думал, ты австралиец, – сказал я, – судя по твоему говору.
– Австралиец! Провалиться мне на этом месте, это просто здорово! – сказал он, снова переходя на австралийский акцент. – Я только раз находился возле Австралии, это когда грузил в Саутгемптоне уголь на пароход компании «П и В». Это было давно, в тридцать первом, никакой работы было не найти, вот я и нанялся в портовые грузчики. Давай, приятель, надень-ка на себя что-нибудь, если хочешь пожрать вместе с нами. Переодеться можешь в нашей столовой. – Он взял со стола два блюда, а я забрал свою одежду и пошел за ним следом. Девушка молча смотрела на нас. Выходя из кухни, я бросил на нее быстрый взгляд. Она следила за нами, слегка улыбаясь. Однако, когда наши взгляды встретились, улыбку сменило иное выражение: она нахмурилась, словно все еще не могла чего-то понять.
Мы прошли через холодное подсобное помещение, потом через старые конюшни. Пол здесь был вымощен булыжником, были стойла для лошадей и полукруглые железные кормушки.
– Ты здесь давно, О'Грейди? – спросил я его.
– Называй меня лучше Фраер, – сказал тот. – Так меня все зовут. О'Грейди – это что-то вроде nom de gare, вроде как твоя кличка. [Имеется ввиду nom de guerre – кличка, псевдоним.] Ты ведь такой же ирландец, как и я. Да, я здесь почитай целый год. Совсем освоился, почти как дома.
Он открыл дверь и ввел меня в небольшую комнату, где вокруг соснового чисто выскобленного стола стояли стулья с сиденьями из парусины. В углу – угольная печь, но она не топилась, зато горела керосинка, отбрасывая на потолок круглые пятна света. Стены, более тонкие, чем в доме, содрогались при сильных порывах ветра. В единственное окно, занавешенное шторой, стучал дождь. На одном из стульев сидел, поигрывая ножиком, человек с длинным, необыкновенно бледным лицом. У него были грубые руки какого-то серого цвета; грязь, казалось, намертво въелась в его кожу. Он медленно меня осмотрел.
– Новенький, – представил меня Фраер. – Шахтер. Говорит, что его зовут О' Доннел. А это Слим Мэтьюс.
Слим Мэтьюс кивнул.
– Что дают жрать? – спросил он Фраера угрюмым, недовольным голосом.
– Тушенка и овощи. Два сорта. – Фраер поставил блюда на стол. – Начинай, приятель.
Я подошел поближе к керосинке и натянул свою одежду. Эти двое за столом молча ели.
– Кто эта девушка на кухне? – спросил я. Фраер поднял голову, продолжая жевать.
– Кити Треворн, – сказал он. – Она дочь второй жены старика от ее первого мужа.
– Он хочет сказать – его падчерица, – объяснил Слим.
А я что говорю, разве не это? – взвился Фраер. – Подумаешь, он учился в частной школе. Смех, да и только. Слим учился в Эррее [Э р р е й – искаженное Харроу-аристократическая частная школа о Англии]. А чем кончил? Работает простым каменщиком. Если это нее, чего можно достигнуть образованием, я могу обойтись и без него.
Слим Мэтьюс ничего не сказал. Он просто сидел и ел, глядя только в тарелку. Он напомнил мне несчастную собачонку на деревенской улице в Аравии, которую мальчишки пинками перекидывали от одного к другому.
– А ты, значит, карьерщик? – сказал я, обращаясь к Фраеру, чтобы переменить тему.
– Это верно, – ответил он. – И работаю на совесть, такого карьерщика, как я, нужно еще поискать. А только надоело мне работать под самым морем. Ненормально это, вот что я скажу. Эта работа не для человека. У меня аж мурашки по коже бегают. А мокро как, все равно что в сортире. Кептэн говорит, что между нами и морем тридцать футов твердой породы, только нам так не кажется, право. По стенам так и льет, случается, работаем по щиколотку в воде. А так… – Он вздохнул и подобрал с тарелки кусочки мяса. – Жаловаться не приходится. Платят хорошо, и никто не задаст вопросов.