– С ним все в порядке? – с тревогой посмотрела на нее Мелоди. Коллин снова ощупала ее живот.
– Расположен верно, просто его голова… немножко странно наклонена.
Мелоди вздохнула.
– Надеюсь, он родится в выходные. Кит будет дома.
Коллин еще раз пощупала твердый изгиб черепа малыша.
– Позвони мне, когда начнутся роды. – она встала.
Они проехали мимо старой фермы Бола, мимо школы, мимо «Улья», где на стеклянной витрине выставили свежую выпечку. Дот всегда замешивала в тесто секретный ингредиент: творожный сыр.
Они проехали мимо почтового отделения; мимо заколоченной лачуги, в которой коптили лосося – скоро он пойдет на нерест, и лодки будут толпиться в устье реки; мимо «Одной-единственной» таверны с белой линией на дверью, отмечающей, как высоко поднялась вода в шестьдесят четвертом году, во время рождественского наводнения, когда вода в мутных ручьях поднялась до пояса, а целые хребты сползали вниз, погребая под собой дороги. Если бы ее отец подождал лет десять и вышел на реку в Рождественский день 1964 года, то он умер бы не как обычный браконьер, а как настоящий мученик. Белые линии виднелись повсюду: у основания шпиля заброшенной церкви, рядом с чердачными окнами жилых домов. Еще целый год после наводнения через реку можно было перебраться только на лодке. Может, мир и ожидает смерть в огне, как писал Роберт Фрост, но здесь, в округе Дель-Норт, на берегу реки Кламат, людей сгубит именно вода.
Коллин свернула на дорогу, ведущую к лесопилке. Пикап Рича стоял на своем обычном месте, небо отражалось в спокойных водах пустующей запруды, когда-то доверху набитой бревнами, которых хватило бы на то, чтобы отстроить три бара. В детстве они с Энид таскались по этой парковке, пытаясь разыскать «Меркурий» их матери. Потом Коллин позволяла Энид забраться внутрь, опустить козырек, чтобы ключи упали на сиденье, включить обогреватель и вернуться с тем, что осталось от зарплаты матери – обычно это была мелочь, которую ей выдали в качестве сдачи.
Надо подумать о чем-то другом.
– Четыре дня до начала занятий в детском саду, Карпик, – сообщила она сыну. Его эта идея не впечатлила, а вот у Коллин от мысли об этом перехватывало горло. Миновав рощу, «Шевроле» загрохотал по колдобинам Безымянной дороги. Если они нашли череп, то где вся остальная часть? В газете недельной давности, которую она нашла в пачке, присланной Маршей вместе с Ричем, говорилось, что больше ничего отыскать не удалось.
Доверху груженная бревнами фура появилась из-за поворота. Пронеслась мимо, держа курс на хребет Оленье ребро. Клочья тумана на секунду расползлись в стороны, и сквозь них показалась дорожная развилка. Коллин съехала на грязную двухколейку дороги Оленьего ребра, которая пролегала вдоль основания хребта. По бокам ее теснил кустарник. Коллин казалось, будто она ведет назад во времени. Будь жива ее мать, она бы давно уже устроила скандал с Сандерсоном, с округом, добралась бы до любого, у кого есть автоцистерна и шланг с распылителем.
«Верна умеет поднять шум», – говорили люди. Это правда. Шум мама наводила изрядный.
Приборная панель жалобно лязгала, пока пикап катился вперед по глубоким колеям. В кабину просачивался травянистый запах вчерашнего дождя. С другой стороны хребта, вне пределов их видимости, доносилось жужжание пил. Рич был где-то за этим хребтом, у Затерянной дороги, за домом Энид.
– Дре-ве-сина, – сказал Карпик и улыбнулся. Волосы падали ему на глаза – надо бы их подровнять.
На склонах холмов уже созрела ежевика, ягоды свисали с ветвей черными гроздьями. Над дорогой клубился туман, ветви кустарника терлись об окна. Наконец показалась ферма. Они выехали на длинную дорогу между полями, усаженными сучковатыми яблонями, мимо пруда, где бледные руки отца тянулись к Коллин через коричневую воду: «Пинайся, горошинка. Продолжай пинаться».
Карпик выскочил из машины, как только она остановилась.
– Пять минут, – предупредила она. Из дома вышла Джоанна, пристроила на бедре Кэмбер.
– На крещение? – спросила она, услышав, что сегодня Коллин требуется четыре десятка яиц, и отправила Джудит в курятник.
Коллин задумалась, не обиделась ли она на то, что ее не пригласили.
Джоанна окинула пикап взглядом. «Быстрее было бы пешком дойти», – прочитала Коллин на ее лице. Она вспомнила низкое, горловое рычание Скаута и подумала: не спросить ли Джоанну, не видела ли она кого-нибудь, гуляющего по оврагу, но это было бы глупо. Кого сюда могло занести?
Из курятника показалась Джудит, с трудом удерживающая тяжелый поднос с яйцами. Джоанна споро переложила их в картонные коробки, принесенные Коллин, сунула пятидолларовую купюру за пояс и вытащила доллар для сдачи. Над хребтом пролетел вертолет, оставляя за собой шлейф брызг и слабый запах хлора.
– Идите внутрь, – велела Джоанна девочкам. Зачем подобрала с земли ком грязи и бросила его в сторону ручья, где, сгорбившись, пил воду енот. Он встал на задние лапы, прижал передние к груди, словно подтягивал невидимые подтяжки.
– Пошел! – Джоанна решительно направилась к нему, громко топая, и енот бросился прочь. – Они охотятся за цыплятами, – объяснила она, поправляя шланг, который Коллин заметила только сейчас. Он тянулся через поля откуда-то со стороны Затерянного ручья. – Олений ручей пересох.
– Когда?
В детстве они всегда брали воду из Оленьего ручья – он был чище, чем Затерянный, и вода в нем была слаще.
– В пятницу? – Джоанна прищурилась, припоминая дату. – Ну, еще потечет. Вода всегда находит дорогу.
Яйца были холодными. Птенцы внутри не шевелились. Но Карпик все равно не выпускал их из рук, глядя из окна пикап на солнечные блики, пляшущие на водах Безымянного ручья. Отец его учил: «Затерянный, Безумный, Блуждающий, Роковой, Голодный, Бегущий, Новой надежды, словно изучаешь нити паутины. Дороги заводят в тупики, но если ты знаешь, где какой ручей, то всегда можешь найти путь домой». Мама свернула на Затерянную дорогу, дорогу к форту Юджина. Навстречу им выехал эвакуатор, который тащил за собой красный «Вагонер» тети Энид с разбитыми стеклами.
– Энид, – выругалась мама себе под нос.
На другом конце болотистого луга показался форт Юджина. Из печной трубы вырывался дым. Козы вскарабкались на дерево, дом-трейлер балансировал на шлакоблоках, а прямо под ним тек Затерянный ручей, разделяя двор на две отдельные территории: с одной стороны кошачий вольер тети Энид, обнесенный проволокой, с другой – свалка дяди Юджина. Карпик прижался носом к окну. По бокам дома-трейлера высились пристройки. Форт Юджина был сырым и бесформенным, как размокшая печенька, коридоры шли под наклоном – совсем как гоночный трек для игрушечных машинок, раздвижные двери прятались в стены, когда их открываешь. Сердце Карпика в нетерпении отсчитывало последние секунды до встречи с двоюродной сестрой: Аг-нес, Аг-нес.
– Не гладь кошек, пожалуйста, – попросила мама, остановив машину. Карпик спрыгнул на сторону дяди Юджина – кладбище ржавых остовов машин и велосипедов со спущенными шинами, – перепрыгнул через ручей и взбежал по ступенькам.
– Кто это? – тетя Энид, кормящая малышку на диване, вышла в коридор. – Привет, Карпик. Сам приехал?
Мэвис и Гертруда подняли глаза от своих книжек-раскрасок.
Где же Агнес? Он не решился задать этот вопрос вслух: ему не хотелось, чтобы тетя Энид снова назвала его любовничком. Тетя Энид вообще часто его дразнила и никогда не извинялась. Она была громкой, коротко, по-мужски, стригла светлые волосы – словом, полная противоположность маме с ее тихим голосом и шелковистым мышино-каштановом хвостиком.
Карпик проскользнул мимо тети Энид, пронесся мимо оставленных на стене маркером линий, которыми отмечали рост его кузенов. Комната Агнес оказалась пуста. По коридору проскакал сверчок и выпрыгнул в открытую дверь, которая стучала о внешнюю стену дома-трейлера. Лестницы там не было – нужно было прыгать прямо вниз.
– Поймал! – Уайет выскочил из травы и потряс сомкнутыми ладонями, словно пытаясь выкинуть на костях две шестерки. Неподалеку появилась Агнес, из ее растрепанной косы выбились рыжие прядки, а в руках она держала банку. Уайет сунул руку в банку и выдернул ее как раз вовремя, чтобы Агнес успела захлопнуть крышку. Затем он щелкнул пальцем по стеклу. – Давай, убей его, идиотка.
– Карпик, смотри! – Агнес подняла банку повыше. Карпик спрыгнул вниз и подошел к ним. За стеклом сидела лягушка. Вид у нее был донельзя угрюмый, и никакого внимания на сверчков, сидящих по стенкам банки, она не обращала.
– Она умственно отсталая, – объяснил Уайет. Он любил смотреть, как кошки до смерти мучили кузнечиков.
– Лягушки едят мух, – сообщил Карпик.
– Лягушки едят мух, – передразнил его Уайет, насмешливо прижав к груди руки. – Почему ты его всегда с собой носишь? – он ткнул пальцем в бинокль Карпика, висящий у него на шее. – Это что, такое ожерелье для мальчиков?
Они завернули за угол и столкнулись с тетей Энид. Агнес показала ей лягушку.
– Ты ее трогала? У тебя бородавки вырастут.
– Не вырастут. – Агнес скривилась. – Бородавки – это мерзко.
Карпик спрятал твердый нарост на большом пальце, жалея о том, что он недостаточно смелый, чтобы просто его откусить.
– Карпик, не убегай, – предупредила его мама. По грунтовой дороге медленно ехала автоцистерна, за ней шел мужчина, поливая кустарники из шланга.
– Ты уверена, что это все? – спросила мама у тети Энид, читая список.
– Эй, Карл! – закричала тетя Энид. Мужчина развернулся, и струя из шланга окатила кусты, заодно обрызгав козу с черным ухом, которая поедала сорняки, растущие вокруг водосточной трубы. – Как Хелен?
– Как и всегда! – крикнул в ответ мужчина.
Карпик закашлялся, во рту появился неприятный привкус.
– Лучше б он ежевику опрыскал. – тетя Энид кивнула в сторону ягодных кустов. – Их только эта зараза берет. Карпик, ты что, в носу ковырялся?